Часть той силы - Сергей Герасимов

– Какие мои шансы?

– Очень большие. Но, несмотря на это, я тебе не завидую. Это ведь пустыня боли. И единственное, что ждет тебя там, – это боль. Пустыня – это место, где ты вынужден будешь пережить самые страшные моменты своей жизни еще раз. Некоторые не выдерживают этого и ломаются. Многие ломаются, между прочим. Ты увидишь их кости. Они убивают себя, если имеют такую возможность. Другие выдерживают, – и становятся сильнее. Потому что боль есть расплавленная сила – проблема лишь в том, в какую форму она отливается, а это зависит лишь от тебя. Я надеюсь, что ты вернешься. Я загадаю за тебя желание и буду повторять его каждые пять минут. Ты еще должен купить мне журналы, помнишь?

– Спасибо, – сказал Ложкин и положил рюкзак на землю. – Боль есть расплавленная сила. Я запомню это, это поможет мне в пустыне.

81. В пустыне…

В пустыне невозможно было ориентироваться: как только он вошел, дверь за его спиной исчезла. Исчезла также и стена. Сейчас пустыня протиралась равномерно и безгранично во все стороны. Куда бы Ложкин ни повернулся, везде он видел одно и то же. Песок лежал небольшими барханами. Н гребнях барханов шуршали песчинки, хотя ветра не было, воздух был не просто спокойным, а даже спертым, как в большом и хорошо закрытом помещении, где не проветривалось много лет. Песок был настолько мягким, что при каждом шаге нога погружалась в него по самую щиколотку. Идти было тяжело и неудобно. К тому же, здесь не имелось никаких устойчивых ориентиров, ни деревьев, ни камней, ни ветра, ни солнца, и Ложкину казалось, что он не идет, а всего лишь топчется на месте. Он просто завис в этом песчаном пространстве, так, как космический корабль зависает в межпланетной пустоте: с какой бы скоростью он не двигался, вокруг ничего не изменяется.

Вскоре Ложкин увидел на песке свой собственный след и понял, что сделал круг. Проследив за цепочкой следов, он прикинул примерную кривизну своего пути и сделал поправку. Он не имел понятия, куда идет, но чувствовал, что не должен оставаться на месте. Вернувшись по следам, он убедился, что был прав: на некотором расстоянии следы исчезали, а песок становился столь мягким, что рука легко погружалась в него по самое плечо. Возможно, это были зыбучие пески, и они двигались следом за ним.

Через некоторое время он обнаружил два полузасыпанных песком скелета. Судя по сохранившимся волосам и остаткам одежды, скелеты были женскими. Ложкин поднял кожаную сумочку и попытался открыть ее. Сумочка распалась на части в его руках. Внутри была косметичка и желтый бумажный листок с надписью: "Теперь я знаю все это. Ха-ха-ха!" Надпись была сделана уверенным каллиграфическим почерком. Таким почерком пишут лишь хорошие школьные учительницы да еще бюрократические стервы.

Он пошел дальше, но песок становился все мягче, и поднимать ноги с каждым шагом становилось тяжелее. Наконец, он споткнулся и упал. Он лежал с закрытыми глазами, ощущая, как все сильнее кружится голова. Внутренняя чернота вдруг начала прорастать во все стороны разноцветными сказочными тоннелями, запутанными и повторяющимися, как картинки калейдоскопа. Вдалеке послышался вой, и Ложкин успел удивиться тому, что звук этот тоже был разноцветным, и тоже прорастал в разные стороны. Было в этом нечто страшное и потустороннее, столь страшное, что отчаянным усилием он заставил себя открыть глаза.

Пустыня исчезла. Он увидел, что сидит на диване с потухшей сигаретой в руке. В соседней комнате гремит включенный телевизор. Он знал, что там, перед телевизором, сидит Эрика, все еще живая девушка, которая обязательно умрет через несколько дней. Он знал это, но ничего не мог с этим поделать. У него не было никакой силы в этом мире. Он был лишь наблюдателем.

Он встал, бросил окурок на пол и вспомнил, что на самом деле его зовут Андрей Ложин. А никак не Ложкин, хотя до сих пор он был уверен в обратном.

Он был очень зол. Настолько зол, что мог сорваться в любую секунду. Он был просто переполнен той странной разрушительной мощью, которая заставляет с извращенным удовольствием крушить и уничтожать все самое дорогое, что ты сумел создать в своей жизни. Счастливы те, кому незнакомо это чувство. Он бросил окурок на пол, и ему стало чуть легче. Затем ударил кулаком в стену, но это не принесло облегчения.

– Сволочь, – тихо сказал он.

Он имел в виду Эрику. Эта странная женщина, которую он и любил и ненавидел одновременно, имела удивительный дар, особую проницательность; она безошибочно находила все слабые и незащищенные точки в его душе, в которые можно было уколоть. Находила и колола именно туда, с той изощренностью, которой могли бы позавидовать средневековые мастера пыток.

– Что, легче стало? – весело крикнула Эрика из соседней комнаты.

Он подошел и встал в дверном проеме.

– Если ты еще раз позволишь себе так отозваться о моей матери…

– Ой, прости, я знала, что ты маменькин сынок, но не знала, что до такой степени… Все, проехали. Иди, газетку почитай.

– Нет, я не буду читать газетку! – взорвался он. – Я тебе еще скажу о твоем братце придурке.

– А это ты ему сам скажи, – не растерялась Эрика, – а то ты смел только передо мной. Скажи ему сам, и получи в морду, как настоящий мужик. Что же ты не скажешь?

Брат Эрики, Рустам, был тяжелым и странным человеком. Он проработал в милиции несколько лет, но затем не смог пройти медкомиссию и был уволен. Не прошел он именно психиатра. Конечно, Рустама нельзя было назвать ненормальными, но была в его характере особенная тяжелая вязкость, которая обволакивала тебя, как теплая смола. Иногда он говорил странные вещи, отпускал странные шутки, понятные только ему самому, издавал громкие нечленораздельные звуки. Иногда он подходил, наклонялся, брал тебя за пуговицу рубашки и начинал рассказывать такое, от чего хотелось просто вырваться и сбежать.

– Почему ты такая сволочь? – спросил он. – Тебе это доставляет удовольствие? Эти наши отношения?

– Ой, только не надо, а то я сейчас расплачусь, – ответила она. – Ты просто не умеешь обращаться с женщинами, поэтому они и садятся тебе на голову. Другой бы давно поставил меня на место.

– Я тебя убью, – сказал он.

– Да? Убей, задуши, как Дездемону, это будет твой первый в жизни мужской поступок.

Она встала и подошла к нему, нагло глядя прямо в глаза. Она стояла всего в полутора метрах. Казалось, что она на самом деле хочет, чтобы он бросился на нее, ударил, изувечил, убил, уничтожил.

– Ты никогда этого не сделаешь. Не расстраивайся, все утрясется. Тебе нужна женщина, которая будет тобой командовать, поэтому ты и выбираешь таких, как я. Поэтому ты и держишься за юбку своей мамочки. Пойди, в самом деле, остынь, почитай газетку.