Часть той силы - Сергей Герасимов

– Тут не о чем договариваться. Ты уже наполовину идиот. Это видно невооруженным глазом.

Ложкин положил камешек в двух метрах от себя, прицелился и выстрелил. Свинцовая пулька процарапала деревянный пол в сантиметре от камешка. На полу выступила капля, похожая на каплю крови.

– Вау! – искренне обрадовался Ложкин и захлопал в ладоши, – я почти попал!

– Стоп, стоп, – согласилась Ауайоо. – Я сдаюсь. Тебе срочно нужно лекарство. Слышишь меня? Единственное, что ты можешь сделать сейчас…

Ложкин не стал ее слушать и выстрелил еще раз. Сейчас он промахнулся сильнее.

– Жуй лист протейника! – закричала Ауайоо. – Он работает как противоядие!

– И что? Я стану нормальным?

– Почти. И убери подальше свой пистолет, детка.

– Я тебе еще покажу за "детку"!

Ложкин подошел к ближайшему кусту, к тому, что рос прямо у портрета молодого деда, и сорвал несколько листов. Остальные листы обиженно зашипели и спрятались. Один из листочков замешкался, превратился в подобие руки и скрутил из пальцев дулю.

– Ниче, новые вырастут, – сказал ему Ложкин, скатал лист в трубочку и начал жевать. Лист имел явный шоколадный вкус.

Вскоре, уже минут через десять, он почувствовал себя сносно и опять позвал Ауайоо.

– Ну как ты, дурачок? – спросила она.

– Уже лучше. Прости меня, я ничего не понимал. Честное слово. Спасибо за помощь. Не знаю, что бы я без тебя делал.

– То же самое, что делали до тебя другие, – ответила Ауайоо. – Ты ведь не первый. До тебя дед отправлял в это подземелье четырех человек охотиться за спорой. Вначале брызгун метил их, а потом они пытались убить брызгуна. Это всегда подстраивается одинаково. Эти люди были смертниками, как и ты.

– И что же?

– Никому не удалось достать спору. Они впадали в детство, блуждали по подземелью, а затем спора высасывала их тела. Ты первый, кому удалось выжить. Пока что удалось выжить, – добавила она.

– Что мне делать со спорой? Она не болит, но я не могу ее оторвать.

– Ну, это не так просто. На самом деле у тебя не только эта проблема. В твоей спине застряли еще четыре споры.

– Четыре?!! Но они мертвы?

– Нет. Они лишь временно отключились. Брызгун мертв, и они не получают его сигнал. Но через несколько дней они начнут расти самостоятельно и очень быстро. Это будет беспорядочный рост; споры убьют и тебя и друг друга, если их не снять.

– Тогда помоги мне их снять. Это сложно?

– Нет. Но сейчас отдыхай и жуй протейник. Спорами займешься с утра. Сколько листков ты сорвал?

– Четыре, – ответил Ложкин. – То есть, пять, а четыре осталось.

– Четырех листков тебе не хватит.

– Так я сорву еще.

– Куст тебе не позволит, – ответила Ауайоо, – нужно было срывать сразу.

Ложкин посмотрел на куст. Сейчас ветки были голыми, покрытыми шевелящимися пушистыми колючками устрашающей величины. Куст протейника напоминал чудовищный кактус.

– Слушай, – сказал Ложкин. – Объясни мне, пожалуйста, как мне с тобой разговаривать? Стучать ты не разрешаешь, тогда как же мне тебя разбудить, если срочно нужно? Я не понимаю.

– Я тебе уже говорила.

– Я не помню.

– Я не хочу с тобой разговаривать. Ты мне противен.

– Тогда давай начнем все сначала, – предложил Ложкин.

– Ты и девушкам это говорил? – ехидно спросила Ауайоо.

Ложкин задумался.

– Да. Приходилось.

– Ты чудовищно невоспитанный человек. В мое время, то есть, сто лет назад, таких просто не существовало.

– Значит, сейчас другое время, – заметил Ложкин.

– Тем хуже для времени, – сказала Ауайоо. – Я однажды уже говорила тебе, что мы можем быть друзьями, если ты будешь делать для меня что-нибудь приятное. Для этого нужно было всего лишь пощекотать небольшую выпуклость с задней стороны этого камешка. Это доставляет мне удовольствие. Но ты не захотел этого делать. Когда ты хотел говорить со мной, ты просто грубо стучал. А я ведь умею ощущать боль! Не говоря уж о том, что ты совершенно не уделял мне внимания! Я просила тебя, чтобы ты купил мне журналы, а ты и пальцем не пошевелил! Ты обращался со мной, как с рабыней, все время только требовал и требовал и требовал! Ты даже не заметил новый цвет моей помады! Можно подумать, что тебе все равно!

И она расплакалась. На секунду Ложкину показалось, что он снова женат.

– Но я не знал!

– Ты все знал, все! Ты просто думал, что так проще. Не ждать милости, а взять ее. Так вы все рассуждаете. А ты ведь еще и не худший. Ты всего лишь малая часть той большой силы, которая творит зло, стремясь к добру. Эта сила называется человечеством. Именно это отличает вас как от цивилизованных существ, так и от низших животных.

– Но почему? – спросил Ложкин. – На самом деле, почему? Я всю жизнь хотел делать только хорошие вещи. Я не сделал ничего плохого сознательно. Но, оглядываясь на жизнь, я вижу, что оставил столько зла, что добро совершенно теряется на этом фоне. Почему так? Почему так бывает? Почему так бывает постоянно?

– Это временно, – ответила Ауайоо и вытерла глаза. – Это связано с тем, что вы сейчас на переломе. Вы переходите от эволюции зверя к эволюции разумного существа. Эволюция зверя означает наращивание силы, размера, злобы, длины клыков или когтей. Эволюция разумного существа означает развитие духа, то есть, понимания, добра и сострадания. Эволюция света идет в вас одновременно с эволюцией тьмы. И даже если вы выбираете свет, это не спасает вас от тьмы. Сегодня ты убил брызгуна вместо того, чтобы просто отключить его. В убийстве не было необходимости.

– По-моему, чем больше брызгунов будет убито, тем лучше.

– Это лишь по-твоему. В свое время брызгуны были созданы как часть отличного аттракциона на озере. Они должны были катать людей на своей спине, затевать морские сражения, хватать соперников и сбрасывать их в воду. Для этого им нужны были большие мягкие пальцы. Они могли стрелять и метить человека, – так, как сейчас это делается в пейнтболе. Они были прекрасными разумными роботами для игры. Не спорю, они деградировали, но они не утратили ни свои инстинкты, ни свой разум.

– Они разумны?

– Не менее, чем ты. У них даже есть своя культура, непохожая на вашу. У них есть наука и вера. Ты ведь заметил, как они любят читать? Познание доставляет им наибольшую радость, сравнимую с экстазом. Просто в том болоте, где они живут, им нечего познавать. Поэтому они злы и несчастны.

– Это понятно, – сказал он. – Мы тоже злы и несчастны. И я зол и несчастен, хотя бы потому, что в меня впились четыре новые споры, а ты так и не сказала, что мне с этим делать. Честно говоря, мне трудно жалеть существо, которое только сегодня пыталось меня убить, и которое почти добилось своего. Может быть, ты назовешь это, э… Каким-нибудь нехорошим словом, но я вот такой есть, какой есть. Моя жизнь меня заботит больше, чем жизнь этих монстров. Если я буду в безопасности, и все будет в порядке, тогда еще другой вопрос.