Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I - Александр Наумов

Къ вечеру мы подъѣхали, среди высившагося „мачтовника”, къ обширной полянѣ, на которой красовался удѣльный смотрительскій домъ, скорѣе цѣлая усадьба, съ плодовымъ садомъ, огородомъ и цѣлымъ рядомъ хозяйственныхъ построекъ.

Встрѣтило насъ удѣльное лѣсное начальство — самъ бородатый, почтенный смотритель въ окруженіи своихъ объѣздчиковъ, при ярко блестѣвшихъ должностныхъ бляхахъ и зеленыхъ шнурахъ. Пріятно было, послѣ долгаго зимняго пути, очутиться въ тепломъ, чистомъ помѣщеніи удѣльнаго дома, поразмять свои застывшія ноги, обогрѣться и сѣсть за обѣденный столъ, накрытый бѣлоснѣжной, съ вышитымъ узоромъ, скатертью.

Первое и главное, что мы узнали отъ лѣсной стражи и обкладчика: медвѣдь лежитъ въ своей берлогѣ „вѣрно”; за нимъ слѣдятъ съ должной осторожностью, провѣряя лишь дальнимъ отъ его спячки обходомъ. Охота была намѣчена на 1 января, а наканунѣ, т. е. на слѣдующій день нашего пріѣзда на Шемшуринскій кордонъ, предположено было произвести еще одну, окончательную, провѣрку по обходнымъ квартальнымъ просѣкамъ, по которымъ всегда можно узнать, есть ли „выходной” слѣдъ обложеннаго звѣря.

Слѣдующій день (31 декабря) ушелъ у насъ на подготовку и отдыхъ. Погода стояла идеальная — за ночь выпорошило, за день выяснило. Было солнечно и слегка морозно. Все предсказывало намъ полную удачу. Обходъ по порошѣ оказался благопріятнымъ — выходныхъ слѣдовъ нигдѣ замѣчено не было.

Наступалъ новый 1895 годъ, но мы его встрѣтили, растянувшись на полу на мягкомъ сѣнѣ, укрывшись дорожными тулупами и чапанами. Вставать надо было передъ разсвѣтомъ — ждать новогоднихъ 12-ти часовъ по-городски не приходилось. Впереди предстояла серьезная, исключительная для меня, новичка, охота... на медвѣдя. Помнится мнѣ лишь одно — все вокругъ меня давно храпѣло, но я, ворочаясь съ боку на бокъ, никакъ не могъ заснуть въ трепетномъ ожиданіи чего то остраго, неиспытаннаго... Забывшись, въ концѣ концовъ, я былъ разбуженъ Мокринцевымъ, „бабья” физіономія котораго показалась мнѣ въ этотъ разъ серьезной, какъ никогда.

Надо сказать, что изстари существовавшія въ описываемыхъ мѣстахъ медвѣжьи охоты создали извѣстнаго рода обычаи, неукоснительно всегда соблюдавшіеся ихъ участниками. Такъ и въ этотъ разъ я былъ очевидцемъ, какъ, прежде чѣмъ тронуться въ ранній путь „на медвѣдя”, охотники и сопровождающіе ихъ — обкладчикъ, его помощники, лѣсники, рогатчики и др., всего человѣкъ 14, должны были сначала чинно разсѣсться въ рядъ на стоявшихъ вдоль стѣны скамейках.

На столъ была поставлена четверть водки съ чаркой. Обкладчикъ (Шемшуринскій Чувашанинъ) всталъ къ образу, за нимъ поднялись остальные всѣ, и мы въ томъ числѣ. Стали всѣ креститься и Бога молить о благополучномъ завершеніи охоты, затѣмъ хозяинъ дома принялся разливать водку и подавать каждому по полной чаркѣ вина. Пришлось и этотъ обычай всѣмъ намъ по очереди, тоже крестясь, исполнить. Не скрою — на ранній тощакъ, да ^де безъ закуски, водку лить показалось мнѣ дѣломъ довольно тяжкимъ.

Закончивъ всѣ эти церемоніи, разсѣлись мы на множество поданныхъ одиночныхъ лѣсныхъ санокъ и, опять-таки перекрестившись, тронулись въ дремучій лѣсъ по направленію ѣхавшаго впереди обкладчика.

Наканунѣ дня охоты мы договаривались насчетъ цѣны берлоги, а также между собой съ Н. М. Теренинымъ по поводу очереди выстреловъ. За берлогу мы установили цѣну 100 р. въ пользу нашедшаго ее обкладчика; расходы брали мы съ Николаемъ Михайловичемъ пополамъ, а относительно очереди стрѣльбы кинули торжественно жребій. Первому стрѣлять выпало мнѣ.

Выѣхали мы на разсвѣтѣ. Погода оставалась превосходной, небо было чистое. Проѣзжая осторожно, не шумя, по квартальнымъ просѣкамъ, мы двигались среди многосаженныхъ, ровныхъ, стройныхъ, мохнатихъ гигантовъ. Попадались изрѣдка полянки съ густо заросшимъ ельникомъ, но преимущественно виднѣлась сплошная вѣковая сосна густого насажденія. Полозья лѣсныхъ легкихъ саней безъ подрѣзовъ плавно скользили по мерзлому пушистому снѣгу. Еле замѣтныя верхушки деревьевъ стали постепенно розовѣть отъ восходящаго солнышка, какъ вдругъ весь цугъ нашъ остановился и былъ данъ безсловесный молчаливый приказъ всѣмъ высаживаться.

Лошадей пришлось оставить въ сторонѣ, а намъ былъ переданъ приказъ обкладчика, являвшагося нашимъ полнымъ распорядителемъ, хорошенько оправиться, такъ какъ впереди предстояло соблюденіе полнѣйшаго безмолвія — ни курить, ни сморкаться, ни тѣмъ болѣе, разговаривать не разрѣшалось.

Выровнявшись одинъ за другимъ, — впереди обкладчикъ, за нимъ я, потомъ Николай Михайловичъ, Мокринцевъ, двое рогатчиковъ, лѣсникъ и четверо односельчанъ обкладчика — стали всѣ мы осторожно гуськомъ шествовать, стараясь попадать ногами въ продѣланный передовымъ слѣдъ. Обкладчикъ же шелъ цѣлиной — очевидно, по направленію къ берлогѣ. Молчаливый, осторожный подходъ въ таинственно-чарующей обстановкѣ лѣсной глуши, ожиданіе чего-то невиданнаго, необычайнаго — все это до сихъ поръ остается у меня живымъ воспоминаніемъ этого незабываемаго момента.

Шли мы довольно долго, не спѣша, часто останавливаясь. Мнѣ это время казалось безконечно долгимъ... какъ вдругъ, обкладчикъ, пріостановившись, оглянулся на всѣхъ насъ и показалъ рукой на виднѣвшійся сквозь чащу деревьевъ небольшой просвѣтъ лѣсной поляны. Я шепотомъ спрашиваю: „что такое?” На это также тихо послѣдовалъ односложный, но многозначительный отвѣтъ обкладчика: „ёнъ, т. е. — самъ медвѣдь, тутъ близко”. Еще десятка два шаговъ, и мы вышли на полянку величиной съ четверть десятины, обрамленную небольшимъ ельникомъ, за которымъ вновь высились огромныя сосны. Снѣговой покровъ этой поляны былъ въ общемъ ровнымъ; лишь въ одномъ мѣстѣ виднѣлась небольшая возвышенность, примыкавшая къ необъятному комлю многовѣковой, вѣтвистой сѣдой сосны, немного выдвинувшейся на просторъ поляны отъ остальной сосѣдней лѣсной массы.

Выйдя изъ-за опушки, обкладчикъ вторично показалъ рукой прямо на виднѣвшійся бугоръ около сосны, покрытый, какъ и все остальное видимое пространство, дѣвственнымъ снѣговымъ покровомъ, отливавшимъ лиловато-розовымъ отблескомъ утренней лѣсной зари.

Сдѣланъ знакъ снять шапки, перекреститься и взвести охотникамъ курки. Мнѣ было затѣмъ указано все тѣмъ же обкладчикомъ встать шагахъ въ 10 отъ одинокой сосны, Теренину — по другую ея сторону. Сзади насъ размѣщены были рогатчики; Мокринцевъ сталъ съ ними. Возвышенность, виднѣвшаяся на полянѣ, оказалась берлогой, „чело” (отверстіе) которой было обращено къ комлю той сосны, около которой я стоялъ, такъ что на ней явственно были замѣтны слѣды замерзшей земли и глины, выкидывавшихся звѣремъ при оборудованіи своего логовища.