Крестные дети - Колридж Николас

Абби кивнула, но ей было не по себе. Она не могла представить, о чем таком важном с ней собираются говорить. Ей не понравилось, что она не сможет обсудить этот разговор даже с Форрестом. За четыре месяца, прожитых вместе, она сделала все возможное, чтобы сохранить искренность их отношений. Если у Абби возникали проблемы с детьми Форреста от прежних браков, они все решали сообща. Если у Форреста выдавался напряженный денек в «Пол, Вейс, Рифкинд, Уорторн и Гаррисон», где он был партнером по вопросам корпоративного права, они обсуждали и это. Абсолютная честность и искренность. наконец-то обретенные после десяти лет жизни с хитрым и изворотливым Джеми, казались Абби главным достоинством ее нового брака.

— Позвольте мне для начала кое-что уточнить, — сказал президент. — Маркус Брэнд. Насколько мне известно, он ваш крестный отец и давнишний друг вашей семьи?

Абби удивленно посмотрела на него:

— Э-э-э, да. Думаю, можно сказать и так. Маркус был моим крестным. Не уверена, что его можно назвать большим другом моих родителей. Они с отцом теперь очень редко встречаются.

— Но вы по-прежнему поддерживаете теплые отношения? Мы знаем, что вы неоднократно бывали в гостях у Маркуса Брэнда, на его яхте и в его многочисленных домах.

Абби обреченно кивнула:

— У него имеется загородное имение в Хэмпшире? Оно называется… Вест-Кандовер-Парк? — Президент и его помощники сверились со своими заметками.

— Верно, это просто потрясающее место. Огромный замок. Я была там дважды, впервые — больше двадцати лет назад.

— Миссис Роздейл, не могли бы вы ознакомиться с этими фотографиями и сказать, видели ли когда-либо изображенные на них картины в оригинале?

Он передал ей черно-белый снимок, по которому Абби сразу же узнала Ван Гога Маркуса.

— Это Ван Гог, — сказала она. — Из серии «Подсолнухи».

Президент и финансовый директор обменялись многозначительными взглядами.

— Это действительно Ван Гог. «Подсолнухи в Арле». Повторяю свой вопрос: вы когда-нибудь видели оригинал этой картины?

Абигейль кивнула. Она точно помнила, где и когда видела эту картину: в тот день Поппи утонула в бассейне Маркуса.

— Я видела это полотно в Вест-Кандовер-Парк. Маркус держит его в своей библиотеке.

— Не могли бы вы назвать нам точную дату? Не волнуйтесь, если не припомните ее прямо сейчас — вы можете ответить на этот вопрос и позднее.

— Нет, я прекрасно помню, когда это случилось. Я была там около двух лет тому назад. В субботу, одиннадцатого ноября девяносто седьмого года. — Эта дата навсегда запечатлелась в ее памяти.

— Благодарю вас, миссис Роздейл. У вас отличная память. И так, в ноябре девяносто седьмого года картина все еще была в собственности у Маркуса Брэнда и находилась в его загородной резиденции в пригороде Лондона. — Он делал заметки в блокноте. — Вас, очевидно, интересует, почему мы спрашиваем об этом.

Сейчас я удовлетворю ваше любопытство, но для начала хочу еще раз подчеркнуть крайнюю деликатность обсуждаемой проблемы.

С этого момента инициатива перешла к финансовому директору, рассказавшему Абби о специальной кредитной программе, которую аукционный дом «Сотбис» предоставлял своим очень богатым клиентам, позволяя им оплачивать дорогие произведения искусства частями:

— Разумеется, на таких условиях продаются только самые ценные шедевры и только лицам с безупречной кредитной историей. Таким, как мистер Брэнд. Мы предоставили ему кредит на покупку упомянутой работы Ван Гога.

— Вы хотите сказать, что Маркус не платил за нее? Я и не знала, что такое возможно…

— Повторяю, это было сделано в порядке редчайшего исключения. Мы должны принимать во внимание, что за картину Маркус Брэнд заплатил почти восемьдесят миллионов долларов, тогда это был абсолютный рекорд. Немногие люди, даже столь богатые, как мистер Брэнд, могут сразу же достать из багажника своей машины чемоданчик с такой суммой. Исходя из соображений финансовой целесообразности, мы делаем все возможное, чтобы облегчить для них проведение платежа. В случае с «Подсолнухами в Арле» в качестве потенциальных покупателей мы могли рассматривать шесть или восемь организаций и частных лиц по всему миру, включая Лувр и несколько японских страховых компаний.

— Надеюсь, вы простите мое любопытство, — перебила его Абигейль, — но зачем вы все это мне рассказываете?

— Мы просто хотели, чтобы у вас было полное представление о ситуации, — ответил президент североамериканского «Сотбис». — Мы попали в крайне затруднительное положение. Вкратце его суть сводится к тому, что мистер Брэнд пропустил два ежеквартальных платежа, и мы не можем понять, что происходит. До этого момента деньги переводились точно в срок, но вдруг — ничего. Наши люди пытались связаться с его офисом, но им дали от ворот поворот. Звонки переправляются из одного города в другой. Никто не хочет сказать нам, где он и как его найти.

— И… вы хотите, чтобы я вам помогла?

— Нам нужно только знать его контактный номер телефона и где его искать. В офисе на Парк-авеню нам сказали, что он в Москве, другие говорят, что он в Вайоминге или Маниле. Мы не можем найти никого, кто дал бы нам определенный ответ.

— Что ж, я попробую, — с сомнением сказала Абби. — Полагаю, я могла бы позвонить его личному секретарю Барбаре Майлс, чаще всего она знает, где Маркус.

— Любая информация будет принята с благодарностью. Вы уже несколько успокоили нас, сообщив, где находится наш Ван Гог. Теперь мы хотя бы знаем, что картина попала на территорию Соединенного Королевства. Но это не значит, что она все еще находится там. Ходили слухи, что ее перевезли в Россию, а это было бы крайне нежелательно, если мы в конце концов будем вынуждены требовать ее возвращения.

Чарли лежал на диване в своей новой квартире в Белхеме и смотрел вечерние новости.

Из окна комнаты открывался вид на витрины круглосуточного магазина, автобусную остановку и дом престарелых. В последние недели он предпочитал затворяться в своей комнате, делая вид, что работает, и избегая детей. Сначала он ел вместе со своими отпрысками и даже пытался помогать Марине и Пелхему делать домашние задания, но они оказались для него слишком сложными, и постепенно Чарли стал проводить большую часть времени в одиночестве.

Он не хотел видеть и Косову, которой задолжал жалованье за пять недель плюс триста фунтов на хозяйственные нужды. Он понятия не имел, откуда взять эти деньги. Его банковский кредит уже превысил все мыслимые лимиты. Под его кроватью в коробке лежали подарки, полученные его детьми на крестины. Чарли решил, что в худшем случае сможет продать их или заложить на несколько месяцев, если, конечно, ломбарды еще существовали в том невежественном районе, где он был вынужден жить. Вытащив коробку из-под кровати, он принялся раскладывать подарки на полу. Сначала он изучил содержимое шкатулки Пелхема: серебряная кружка с его инициалами и оригинальным узором — подарок крестного отца Яна Силкокса; пара золотых запонок в атласной коробочке с гербом семьи Крифов, пара запонок из серебра, золотая автоматическая ручка от Картье, раскладной серебряный швейцарский нож в коробочке «Тиффани» и фляжка с серебряным покрытием. За все это Чарли надеялся получить не меньше шести-семи сотен фунтов. Приданое Марины было гораздо скромнее: золотой браслетик от «Будл и Данторн», ожерелье из кораллов и жемчуга и золотая цепочка. Коробочка Леоноры оказалась еще легче: в ней лежала только серебряная погремушка от злосчастного Буби. Чарли с негодованием вспомнил, что Маркус отказался стать крестным отцом его младшей дочери. Если бы он сделал приличный подарок, то теперь у Чарли было бы что-то на продажу. Рассматривая кучу дорогих, но совершенно бесполезных безделушек, Чарли пожалел, что больше не общался с крестными своих детей, которых он никогда не смог бы пригласить в этот убогий дом. Золотые запонки и фляжка теперь казались ему немым упреком в неспособности справиться с обстоятельствами.