Лени Рифеншталь - Одри Салкелд

Когда Лени с драгоценными лентами возвратилась в Берлин, город был уже изрядно покалечен. Полным ходом шла эвакуация, и Рифеншталь решила перебазировать свою компанию, сотрудников, весь материал «Долины» и большую часть своего драгоценного архива в Китцбюхель, где арендовала шале. Остальные негативы и отпечатки были складированы в двух бункерах к северу от столицы. Переезд завершился в ноябре 1943 г. — после этого она надеялась засесть за монтаж, но хворь опять подкосила ее.

В первый день весны Лени Рифеншталь и Петер Якоб (который к тому времени уже получил чин майора) поженились в Китцбюхеле. На следующей неделе поступили цветы и поздравления от фюрера, и счастливая пара получила приглашение на встречу с ним в Бергхоф 30 марта. В последний раз Лени видела фюрера три года назад, когда он неожиданно нанес ей визит в клинику в Мюнхене, где она находилась. Увидев его снова, Лени ужаснулась, как он изменился. Ей показалось, что фюрер резко постарел и побледнел, но все же при беседе в нем иной раз мелькал былой огонь. Весь разговор вел он — хотя и в несколько абстрактной манере: фюрер был целиком поглощен положением на фронтах. Лени предполагала, что Гитлер пригласил молодую чету, чтобы взглянуть на молодожена, но он вообще едва уделил внимание Петеру. Когда Гитлер закончил свой монолог, настало время прощаться. Оглянувшись перед уходом через плечо, Лени увидела, как Гитлер, стоя недвижно, наблюдает за покидающими его гостями. Увидит ли она его когда-нибудь снова?

В фильм Мюллера о Лени Рифеншталь включена фотография, запечатлевшая ее с Петером Якобом в день их визита к фюреру. Это — одна из самых естественных фотографий из всех, что когда-либо были опубликованы. Расслабленная, с легкой улыбкой, хоть чуть осунувшаяся, она выглядит на ней счастливо, как любая другая новобрачная. Но пройдет еще несколько дней, и Петер снова покинет ее. До конца года у нее будет мало причин для улыбок. В июле уйдет из жизни ее отец, а всего несколько дней спустя Лени получит известие, что ее брат Хайнц был убит взрывом гранаты на русском фронте — в тот самый день, когда группа гитлеровских офицеров-заговорщиков попытается взорвать своего фюрера в его тайной ставке. Смерть Хайнца была самым страшным ударом, от которого она так никогда до конца и не сможет оправиться. Поначалу он находился в резерве, управляя принадлежавшим их отцу заводом боеприпасов, но был переведен в штрафной батальон, будучи обвиненным бывшим коллегой в аферах на черном рынке и антивоенных настроениях. Лени была уверена, что с ним расправились из чувства мести; но при всем том, что она как волчица сражалась за своих кинооператоров, чтобы избавить их от отправки на фронт, она ни разу не обращалась по поводу Хайнца ни к Гитлеру, ни к Борману. Его брак распался, и встал вопрос об опеке над его двумя маленькими детьми. Бросившая его жена водила шашни с офицером из гестапо, и Хайнц не раз получал от него письма с угрозами. Вина Лени была отягощена тем, что, пока осенью того года она заканчивала работу на студии в Праге, детей, которых, согласно желанию Хайнца, вверили ее заботам, увезли из ее дома в Китцбюхеле, и ей так никогда и не удалось возобновить опеку над ними.

В ретроспективе Лени Рифеншталь с трудом могла найти объяснение, что побуждало ее и команду столь ревностно и последовательно работать над съемками фильма, когда их мир рушился у них под ногами. Это было «абсурдно», «необъяснимо», и она относила такое усердие на счет прусского чувства долга. Но она была не одна на кинематографической сцене. По мере роста разочарования в обществе Геббельс запускал свою «фабрику грез» на еще большие обороты, пытаясь поднять национальный дух. Подходила к концу работа над самым амбициозным проектом — кинокартиной «Кольберг» (режиссер Фейт Харлан), в которой речь шла о героическом сопротивлении маленького прусского городка во время наполеоновского нашествия. Эта картина была призвана стать не только средством подъема духа, но и ответом Геббельса киноленте «Унесенные ветром» — он был так озабочен созданием этой вещи, что даже отозвал в 1944 году 100 000 человек с русского фронта для участия в массовых батальных сценах. «Преобладала стихия безумства, — скажет позже Харлан. — …По-видимому, Гитлер наравне с Геббельсом был одержим идеей, что подобный фильм мог принести им большую пользу, чем даже победа над Россией. Возможно, что они, как и все тогда, надеялись лишь на чудо, ибо более не верили в достижимость победы каким-либо рациональным путем». Ведущая звезда этой картины Кристина Зёдербаум, игравшая героическую крестьянку, находила ситуацию до того смехотворной, что чувствовала себя перед камерой, «как мартышка».

Ну а в студиях УФА в Бабельсберге, к юго-западу от Берлина, полным ходом шла работа над другим крупным проектом, который, как надеялся Геббельс, станет немецким эквивалентом вдохновляющей «Миссис Минивер». Этот фильм под названием «Жизнь продолжается», призванный поднять боевой настрой уже совершенно павшего духом населения, снимался с 1943 года в жилом районе Берлина, подвергавшемся авианалетам союзников. Коль скоро перед этой картиной ставились такие высокие задачи, на нее щедро отпускались деньги, в ней были заняты многие из лучших тогдашних кинозвезд. Многие думали, что сам Геббельс приложил руку к написанию сценария. Не жалели ни дефицитного горючего, ни добротной цветной кинопленки, и, как и в случае с цыганами, которых присылали для Рифеншталь из лагеря заключенных, для массовок позаимствовали из лагеря пленных поляков. Работавший над этой картиной Хайнц Яворски был, пожалуй, на самом опасном участке: он снимал воздушные налеты. Съемки продолжались шесть месяцев; отснятый материал еще до прихода союзников надежно запрятали в подземелье, но после войны ничего не удалось найти. Кстати сказать, главный режиссер картины Вольфганг Либенайнер, точно так же, как и Рифеншталь, сообразил, куда ветер дует, и делал все, чтобы не допустить отправки своих сотрудников на фронт. По словам его дочери, работа над картиной была для занятых в ней чем-то вроде убежища, более или менее укрытого от внешних бурь, а отец в ее глазах был «маленьким Оскаром Шиндлером». Он явно тянул время перед лицом неминуемой развязки. После 1945 года все, кто был занят в этом утраченном полнометражном фильме, похоже, предпочли бы забыть о его существовании.

В то время, как усиливался град бомб, сыпавшийся на города Германии, затворившаяся в зальцбургских горах Лени трудилась как окаянная. Никто не знал, чего и ожидать в случае проигрыша войны, а каждый день приносил новые страхи и ужасы. Вскоре Советская армия уже обстреливала внешние оборонительные рубежи Берлина, а союзники форсировали «Линию Зигфрида»[76]. Был освобожден Аушвиц, разнесен в щепы Дрезден[77]. Альберт Шпеер предложил матери Лени последнюю возможность уехать из Берлина и перебраться к дочери в Китцбюхель. К марту союзники форсировали Рейн, а в середине апреля Шнеебергер обратился к Лени с мольбой помочь ему избавиться от призыва в ополчение, призванное стоять на смерть за Берлин — туда набирали даже школьников и стариков, а Шнеебергер уже разменял к тому времени шестой десяток. Лени выхлопотала ему небольшую отсрочку под предлогом работы с титрами к «Долине», и тут же за полемику с ранеными солдатами, приехавшими с санитарным поездом, была арестована его жена: она возмутила их вопросом, почему те воюют за Гитлера. И снова Лени подняла все свои связи, умоляла высокое начальство — и вот уже Гизела Шнеебергер, выпущенная из каталажки, снова ступает по берлинским мостовым.