Тьма наступает - Лиза Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Про Мэтта? — Она внимательно посмотрела на него в упор.
— Нет, не про Мэтта. Про тебя. Я знаю, что ты удивилась, когда узнала, что Стефан оставил тебя на попечение типа вроде меня.
В «феррари» было мало места, и он уже впитывал тепло ее тела.
— Да, удивилась, — просто сказала она.
— Может быть, это потому, что...
— Может быть, это потому, что мы решили, что моя аура может вставить даже старым вампирам. И теперь мне нужна очень серьезная защита. Так сказал Стефан.
Дамон не очень понял, что такое «вставить», но он был готов канонизировать это «вставить» за то, что оно помогло ему объясниться с дамой по такому щекотливому поводу.
— Я думал, — сказал он, тщательно подбирая слова, — что для Стефана было важнее всего обезопасить тебя от всякой нечисти, которую тянет сюда со всего земного шара, — а еще больше — от того, чтобы тебя никто не заставил... э-э-э... вставить, если ты сама этого не захочешь.
— А теперь он ушел от меня, как самовлюбленный, тупой идиот-мечтатель. Естественно, размышляя обо всех людях в мире, которым вставляет моя аура.
— Согласен, — сказал Дамон, стараясь не затрагивать деликатный вопрос о добровольности ухода Стефана. — И я дал обещание защищать тебя настолько, насколько это в моих силах. Елена, я действительно сделаю все возможное, чтобы никто даже близко к тебе не подошел.
— Да, — сказала Елена, — а если вдруг появляется что-нибудь такое, — она сделала рукой жест, который, видимо, должен был обозначать Шиничи и все проблемы, которые вызвало его появление,— и никто не понимает, что с этим делать?
— Это верно, — сказал Дамой. Ему приходилось время от времени встряхиваться и напоминать себе, зачем он на самом деле здесь оказался. А оказался он здесь затем, чтобы... В общем, он был не на стороне святого Стефана. И вся штука в том, что это было очень легко...
— И она была здесь, она расчесывала волосы... прекрасная дева расчесывает свои волосы цвета пшеницы... и ее щеки схожи с цветущими розами... Дамон встряхнул себя как следует. С каких это пор он стал говорить идиотским языком английских народных песен? Что с ним творится?
Он спросил — просто для того, чтобы сказать что нибудь:
— Как ты себя чувствуешь? — И получилось так, что именно в этот миг она поднесла руку к горлу.
Елена состроила гримаску.
— Ничего себе.
И тогда они посмотрели друг на друга. Елена улыбнулась, и ему пришлось улыбнуться в ответ — сперва быстрым движением взметнулись копчики губ, но потом он заулыбался во весь рот.
В ней было... черт возьми, в ней было все. Остроумие, очарование, смелость, мудрость... и красота. И он понимал, что сейчас говорит ей все это своими глазами, — а она не отвернулась.
— Может, мы... немножко погуляем, — сказал он, и зазвенели колокольчики, и оркестр заиграл туш, и сверху посыпались конфетти, и полетели выпущенные голуби...
Иными словами, она ответила:
— Давай.
Они пошли по узкой тропинке, ведущей от поляны, — тропинке довольно удобной, по мнению Дамона, чей взгляд — взгляд вампира — был приучен к темноте. Дамон не хотел, чтобы Елена много ходила. Он знал, что она еще как следует не оправилась, знал, что ей не хотелось, чтобы он понимал это и опекал ее. Внутренний голос сказал ему: «Подожди, пока она скажет, что устала, и тогда помоги ей сесть».
А потом, когда Елена в первый раз чуть-чуть покачнулась, нечто внутри него, нечто, над которым у него не было власти, развернулось, как пружина. И тогда Дамон взял Елену на руки, принося извинения на десятке языков и вообще ведя себя по-идиотски, и усадил ее на изящную деревянную скамью со спинкой, и укутал ноги дорожным пледом. Все это время он приговаривал: «Скажи, ты чего-нибудь — чего угодно — еще хочешь?» Он случайно послал ей обрывок своих мыслей со списком возможных пожеланий, в котором оказались стакан воды, он сам, сидящий рядом с ней, и маленький слоненок. Когда-то он прочитал в ее сознании, что ей очень нравятся слонята.
— Мне очень жаль, но, боюсь, слонят я не делаю, — сказал он, стоя перед ней на коленях, пристраивая поудобнее скамеечку для ног, и ухватил одну из ее мыслей — на самом деле он не так уж и отличается от Стефана».
Никакое другое имя не заставило бы Дамона сделать то, что он сделал после этого. Никакое другое слово не оказало бы на него такого эффекта. В мгновение ока плед был сброшен на землю, скамеечка для ног исчезла, Дамон держал Елену в объятиях, запрокинув ее голову, так что ее нежная шея оказалась полностью обнажена.
— Мое отличие от моего братца, — сказал он ей, — состоит в том, что он все еще надеется через какой-нибудь черный ход пролезть на небеса. А я не нытик, не идиот и воспринимаю свою грядущую судьбу иначе. Я знаю, куда я попаду. И мне, — он улыбнулся, оскалив клыки, — глубоко на это плевать.
Елена смотрела на него расширившимися глазами — она не ожидала такого. И от неожиданности она, сама того не желая, ответила ему искренне. Ее мысли полетели прямо к нему, и их было легко прочитать.
Я знаю. Я сама такая. Если я чего-то хочу — я это получу. Яне такая хорошая, как Стефан. И я не знаю...
Он был заворожен.
Чего ты не знаешь, солнышко?
Но она закрыла глаза и молча покачала головой.
Чтобы выйти из затруднительной ситуации, он зашептал ей на ухо:
— А что ты об этом думаешь:
Когда ты говоришь, что я тщеславный,
Ты меры правоты своей не знаешь,
Ты утверждаешь, что я злой и наглый;
О, как права ты! Ты не представляешь...
Пусть только позволят эринии мне
Елену лобзать наяву, не во сне.
Ее глаза широко распахнулись:
— Нет-нет! Прошу тебя, Дамон, — она говорила шепотом. — Пожалуйста!, Пожалуйста, не сейчас! — Она с несчастным видом сглотнула. — Кстати, ты спрашивал, хочу ли я пить, — а все питье вдруг исчезло. Я не против того, чтобы самой стать питьем, если ты этого хочешь, но сначала... Я ужасно хочу пить — примерно так же, как, наверное, ты.
И она снова легонько постучала пальцами под подбородком.
У Дамона внутри все растаяло.
Он вытянул руку в сторону, и его пальцы сомкнулись вокруг ножки изящного хрустального бокала. Он с видом знатока попробовал букет — весьма изыскан но — и покатал по языку. Это было настоящее питье. Вино «Черная магия» из винограда Черная магия Кларион-Лесс. Это был единственный сорт вина, который пило большинство вампиров, — и среди них ходили легенды о том, как оно помогает продержаться, если нет других способов утолить жажду.