Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Если – что? – переспросил с тревогой Огурцов.

– Если командировка продлится больше, чем запланировано, – понимая его тревогу, попытался ее развеять подчиненный.

– Тогда другое дело, – выдохнул начальник. – Не беспокойся, старлей, работай спокойно, а мы с ее отцом за ней присмотрим.

Машины с мобилизованными уголовниками остановились в небольшом поселке, расположенном на косогоре, с которого открывался панорамный вид на Ладожское озеро. Доставленных выстроили в неровные шеренги, и конвоиры передали войсковому капитану список прибывших. Низенький, но плотный, словно борец, старшина провел перекличку и доложил офицеру.

– Я ваш командир, капитан Зверев, – вышел тот вперед. – Из вас будет сформирован новый батальон, задача которого держать линию обороны на данном участке озера. Сегодня вечером вы примете военную присягу, а сейчас пойдете в баню – смывать с себя старые грехи.

– Вот за это благодарствуем, гражданин начальничек, – обрадовались уголовники, которые не мылись уже много месяцев.

Перед входом в поселковую баню стояла палатка санобработки, через которую предстояло пройти всем вновь прибывшим. Палатка была разделена на две части. В первой имелись четыре табурета, за которыми стояли четыре рядовых красноармейца, которые обривали входящих наголо, а во второй раздевшихся догола уголовников седой сержант обдавал из распылителя каким-то едким составом. Оставив свою одежду для сжигания в печи, прибывшие нагишом заскакивали в баню. А после помывки все получали новое обмундирование.

Иван, отмывшийся с помощью небольшого обмылка от тюремного запаха, также шагнул в предбанник и, подойдя к выдававшему форму рядовому, поднял на него взгляд.

– Николка! – В красноармейце он узнал своего старого приятеля из Волковой деревни.

– Иван! – растянулся рот до ушей у опешившего парня.

– Как ты здесь оказался? – спросил Цыган. – Вот уж не думал, что тебя мобилизуют?

– Почему? – обиженно нахмурил брови Николка. – Помнишь, как мы с немцами дрались у овощехранилища?

– Да, было дело, – окунулся в воспоминания Иван.

В предбанник зашли Мазут и его прихвостни, получили обмундирование.

– Эй, балдох, ты чего мне хэбэ кровяное даешь? – Дрын швырнул Николке гимнастерку с плохо застиранными следами крови и многочисленными штопками от пулевых ранений.

– Кто тут недоволен? – подошел старшина, взяв в руки гимнастерку.

– Да вон, с трупешника одежонку всучить хотели, – пожаловался Дрын.

– У нас есть примета: если надеваешь помеченную кровью и пулями форму, повторно ее не пробьет, – обвел присутствующих взглядом старшина и вернул гимнастерку Дрыну, показывая, что замены не будет.

– У меня свои обереги и приметы, – нахмурился Дрын, провожая старшину злым взглядом.

– Замени ему, Николка, – шепнул Иван, которому нужно было сохранять с Мазутом и его людьми нормальные отношения.

– Старшина будет кричать, – попытался возразить парень.

– Я тебя прошу.

Николка не мог больше сопротивляться, хотя уже знал строгий нрав старшины и то, что в армии лучше делать так, как говорят люди с ромбами и шпалами в петлицах. Получив новую гимнастерку, Дрын бросил взгляд на Мазута, который молча наблюдал за происходящим, словно спрашивая его, как быть дальше, благодарить Цыгана с его дружком или нет. Мазут, явно довольный проявлением уважения со стороны Ивана, кивнул ему, тем самым высказывая благодарность за содействие своему человеку.

После бани вновь прибывших повели в казарму, которая расположилась в поселковом клубе. Старшина стал размещать уголовников, определяя каждому его спальное место на деревянных двухъярусных кроватях. Сразу начались споры. Авторитетным уголовникам захотелось иметь «блатные» места по принципу камеры – поближе к окнам, подальше от выхода и обязательно внизу. Но старшина быстро навел порядок, засадив самых активных из них в сарай под охрану вооруженного караульного. Эту бывшую конюшню зеки моментально окрестили «шизой», отчего армия показалась многим домом родным. Иван попросил старшину разместить его рядом с Николкой. Пока подгоняли солдатскую форму, Ванька предался воспоминаниям, спровоцированным встречей с Николкой. «Как она, Настя? Вспоминает ли меня?» – будоражили его сознание навязчивые мысли.

Вечером все прибывшие принимали присягу. Личный состав повторял за комбатом слова присяги громко, но со своими интонациями, выводя что-то вроде «бу-бу-бу». Так уголовники освобождали себя от присяги, потому что как бы и не принимали. Иван выговаривал слова четко, хотя торжественной дрожи не испытывал. Зато стоящий рядом с ним Николка, наоборот, произносил текст с энтузиазмом, как когда-то церковную молитву. По окончании присяги был неплохой ужин – гречневая кашей с куском хлеба и подслащенный чай. Заварка, правда, отдавала каким-то лекарственным растением, но аппетита свежеиспеченным красноармейцам это обстоятельство не перебивало. Затем было объявлено личное время, и многие сели за письма родным.

– Фроська мне не пишет, – пожаловался Николка. – Я уже три письма ей послал, и ни одного ответа.

– А она писать-то умеет? – поинтересовался Цыган.

– Нет. – Лицо Николки посветлело. – Ну да, она же просто не может написать.

– А ты напиши отцу Амвросию, – посоветовал Зарецкий.

– Так его же нет. И церкву заколотили, – вспомнил Николка последние дни пребывания в Волковой деревне.

– Выпустили его, – порадовал парня Иван.

На следующий день с утра молодых бойцов стали обучать основам воинского искусства и строевому шагу. Прямо перед казармой сколотили две перекладины и повесили на них полосатые матрацы, набитые соломой, солдат построили в две шеренги, образовав таким образом пары, которые по очереди подбегали с винтовками к «чучелам» и по команде сержантов протыкали воображаемого немца граненым штыком. Очередь дошла до Николки. Получив команду, он ринулся к полосатому матрацу, но не проткнул чучело штыком, а пробежал мимо.

– Назад! – скомандовал сержант. А затем крикнул: – Коли!

Ситуация повторилась.

– Что здесь происходит? – подошел к ним командир батальона.

– Товарищ капитан, рядовой Завидов отказывается выполнять команду «Коли!», – доложил сержант отделения.

Капитан Зверев внимательно посмотрел на рядового бойца, которого хорошо запомнил по первой встрече.

– В чем дело, боец? Почему не выполняем команду? – строго поинтересовался комбат.

– Я не могу его штыком. Сержант же сказал: представьте, что это человек, – пробубнил Николка, пряча глаза от жесткого взгляда командира. – Я представил, и не смог.

– Человек? – разозлился комбат. – Нет, фашисты, которые убивают наших матерей, детей, жен, отцов, не люди, а звери, ведь они целый город обрекают на голодную смерть…

Комбат говорил, распаляясь все больше. Николка смотрел на него с восхищением, отметив про себя, что все им сказанное очень верно.

– Ты понял, солдат?

– Да, – простодушно кивнул парень.

– Не «да», а «так точно, товарищ капитан», – поправил его комбат и отдал приказ: – Продолжать упражнение!

– Бегом, марш! – раздалась команда сержанта.

Николка с штыком наперевес побежал к полосатому мешку.

– Коли! – крикнул сержант, когда рядовой достиг рубежа.

Николка остановился перед матрацем с занесенным для удара штыком. Подувший ветер, шевельнувший соломенный мешок, создал иллюзию убегающего силуэта, и ему вновь померещился живой человек. Он опустил винтовку.

В строю уголовников раздался смех. Иван сообразил, что Николке грозят большие неприятности. Если не приспособленный к жизни парень попадет в лагерь, он точно пропадет. И Зарецкий поспешил выйти из строя.

– Товарищ капитан, я знаю этого деревенского. Он в детстве тяжело болел, поэтому не все понимает. Можно я объясню ему команду? – попросил Цыган.

– Попробуй, – махнул рукой комбат. Затем, обведя лица уголовников тяжелым взглядом, добавил: – В противном случае буду считать это невыполнением приказа командира в военное время.

– Все, на вышак придурок раскрутился, – раздался голос из стана Мазута.

– Николка, – подошел к парню Иван, – помнишь, как мы по осени сено перебрасывали с телеги под навес?

– Помню, – улыбнулся тот, все еще оглядываясь на строгого командира.

– Так вот, задача меняется, – схитрил Зарецкий, – сейчас ты должен представить, что у тебя в руках вилы, и ты бежишь наперегонки со мной к телеге с сеном, чтобы как можно быстрее разгрузить. Понял?

– Да, – улыбнулся еще шире Николка.

– Командуйте, он готов, – сказал Иван к сержанту. – Только с ним в паре побегу я.

Они встали на исходную. В строю продолжали сыпаться шутки, кто-то спорил на вечернюю пайку хлеба, что Завидов опять остановится, не проткнув мешок.

– Пошел! – раздалась команда сержанта.

– Я первым буду, – шепнул Николке Иван, провоцируя его.