Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

крепостной стене.

– Он сознавал, на что идёт, – голос Лусианы был тихим, но Уилл внезапно распознал в нём

едва сдерживаемую ярость. – Он сознавал. Я говорила ему. Он, конечно, не слушал.

– Он никого никогда не слушает, – с горечью сказал Уилл, вставая и отталкивая стул. Ему

хотелось бежать куда-то… он не знал, куда. Всё равно. Куда глаза глядят.

Вместо этого он сделал несколько порывистых шагов вдоль стола. Потом остановился,

круто обернувшись к Лусиане.

– Постойте, а второе письмо? Что говорит король?

– Король? – Лусиана коротко и иронично улыбнулась. – О, король очень любезен. Он

говорит, что пришло время ему сдержать своё королевское слово. Я могу забрать мою

дочь из монастыря в любой день, и он надеется, что я сделаю это как можно скорее. И

просит прощения за затянувшееся ожидание.

Иными словами, подумал Уилл, делает всё, чтобы отвлечь её от мысли, что её муж в

плену и на пороге смерти. И как ловко он подгадал время, чтобы сделать ей подарок, о

котором она умоляла его семь лет.

– А про него? Что про него?

– Ничего. Только в постскриптуме его величество выражает мне соболезнования в связи с

положением, в котором оказался мой супруг.

– Со… соболезнования? – прохрипел Уилл. – Граф Риверте ещё жив!

– Я надеюсь на это.

Уилл вцепился обеими руками в спинку пустого стула перед собой.

– Рикардо не может его бросить. Он его вытащит.

– Нет, Уилл, не вытащит.

– Что?! Почему вы…

– Это зашло слишком далеко, – спокойно сказала Лусиана. – Сир Риверте зашёл слишком

далеко. Он действовал против воли императора, вопреки его согласию, нарушив прямой

приказ немедленно отправляться в Асмай. Он предпринял попытку вторжения в

дружественную страну, с которой у Вальены налажен дипломатический контакт.

Следовательно, не являясь представителем императора, он действовал как частное лицо.

То, что он сделал, вернее, пытался сделать – это междоусобная распря, Уилл. В Вальене,

как и везде, она карается смертью.

– Но ведь… он не может… он же не может просто позволить ему умереть там!

– Я не знаю, – поколебавшись и видя его отчаяние, тихо сказала Лусиана, опуская взгляд. –

Конечно, Рикардо мог бы неофициально послать кого-нибудь, чтобы отбить его… но даже

в этом случае всё равно будет очевидно, кто стоит за спасательной операцией. Для

Рикардо это будет означать прямое вмешательство, всё равно как если бы он сам пришёл в

Тэйнхайл и потребовал вернуть ему его главнокомандующего. Тем самым он подтвердил

бы, что Риверте злоумышлял против Аленсии с ведома и одобрения короля. Это

нарушение нейтралитета, нарушение мирного договора, это война, Уилл. А Рикардо на

неё не пойдёт – воевать с Аленсией он не хочет. Я слышала, он планирует женить одного

из своих сыновей на дочери Оланы. Риверте не верил, что княгиня согласится на это, он

думает, что она считает вальенца недостойным руки её наследницы… Но так или иначе,

воевать с Аленсией Рикардо не будет. Даже ради Риверте.

– Но ведь… ведь Фернан – его друг… его…

– Друг, – кивнула Лусиана. – И доверенное лицо. И, говорят, любовник, но это не важно

рядом со всем остальным. Прежде всего – он вассал, и он не подчинялся дольше, чаще и

возмутительнее, чем все другие вассалы короля, вместе взятые. И кроме того, сир Риверте

сам не хотел бы, чтобы из-за него Рикардо оказался втянут в вынужденную войну.

Вальена – завоеватель, она не может уронить своего достоинства, отбивая атаки извне.

Риверте сам бы этого не хотел и не допустил бы. Я думаю даже, он понимает и

оправдывает Рикардо в его бездействии. Он ничего от него не ждёт.

Господи, подумал Уилл, до чего же она спокойна. Он бы сейчас отдал собственную руку

хотя бы за часть этого холодного самообладания. Что ж, разумеется – в её пикантном

положении ей надлежит оставаться невозмутимой, вот она и остаётся. К тому же – кто ей

Риверте? Нежеланный супруг, средство для спасения её любимой единственной дочери.

Эту свою роль он выполнил – теперь он только мешает ей… только мешает.

– Вы так рассудительно обо всём этом говорите, графиня, – произнёс Уилл, с удивлением

осознав, что голос у него совсем перестал дрожать. – Завидую вашему самообладанию и

прошу вас простить меня за то, что сейчас я, кажется, слегка не в себе. Просто я…

– Вы его очень любите, – закончила за него Лусиана. – Я знаю. Уилл, вы пойдёте со мной?

Думаю, что пойдёте, но всё же предпочитаю спросить, ведь Тэйнхайл, насколько мне

известно – это место, в котором вы выросли и родились, дом ваших предков.

– Что? – Уилл непонимающе посмотрел на неё. – Пойти с вами? Куда?

– В Хиллэс, – сказала Лусиана Риверте. – Штурмовать замок Тэйнхайл и возвращать домой

моего мужа.

Риверте был прав – эта дама оказалась тем ещё тихим омутом. Когда Уилл, на мгновение

забыв о своём ужасе и горе, вытаращился на неё, разинув рот, она приподняла бровь в

лёгком удивлении, а потом проговорила:

– О. Так вы не знали.

И немного рассказала ему о себе.

Она воевала когда-то. В Шимридане, Асмае, при Гуанре и Рейнне. Двадцать лет назад её

чаще можно было увидеть в боевом доспехе, чем в платье, и волосы она тогда стригла

коротко, по-мужски, и была лучшим стрелком из арбалета в войске своего отца, графа

Олнэй. Тогда-то, в асмайской кампании, они с Риверте и встретились в первый раз. Это

был его первый большой поход, а для неё – последние дни вольной и опасной жизни.

Незадолго до того она влюбилась в графа Далнэ – умудрённого жизнью и боями человека

на двадцать лет старше её, и вскоре вышла за него, не подозревая, что сила и властность,

очаровавшие её, слишком сильную, чтобы с лёгкостью найти себе равного – что эти самые

сила и властность вскоре покорят и согнут её саму. Став графиней Далнэ и понеся от

графа Далнэ, она утратила право скакать через поле брани с мечом во вскинутой руке и

сидеть в первых рядах за зубцами стены во время осады. Она стала женой, а вскоре и

матерью; жена и мать, принадлежащая к знатной и уважаемой семье, не могла позорить

мужа своими выходками так, как прежде позорила отца. Всё это граф Далнэ растолковал

своей супруге уже после венчания, подкрепляя слова своим увесистым кулаком. Какое-то

время после этого она ещё любила его. Потом остался только долг. Она не считала себя

сломленной, потому то с годами поняла: счастье бывает разным, и женщина в битве не

получает десятой доли того, что может получить в тёплой комнате рядом со своими

детьми.

Но она по-прежнему помнила, как скакать галопом в мужском седле, как заряжать

арбалет, как переносить вес, врезаясь мечом в шею врага на полном скаку, и как брать

штурмом чужие замки.

Хотя, призналась Лусиана Уиллу с лёгкой усмешкой, она не полагала, что однажды ей

придётся проделать всё это снова.

– Я не настаиваю, чтобы вы шли со мной, Уилл, – закончила она в полной тишине, потому

что Уилл не произнёс за время её речи ни одного слова. – Хиллэс – ваша родина. Тэйнхайл

– замок ваших предков. Роберт Норан, его хозяин – ваш родной брат. Вы прибыли в

Вальену заложником, судьба рассудила так, что вы остались здесь рядом с человеком,

убившим вашего отца. Он не стал бы вынуждать вас делать выбор, и не стану я. Но у меня

самой выбора нет. Мой первый муж погиб, и видит бог, я любила его, несмотря ни на что.

Я не могу стать вдовой снова. Я не хочу, Уильям. И потому у меня нет выбора. А у вас –

есть.

Выбор? О чём она говорит? О чём толкует она, эта скрытная, непонятная, странная

женщина, в которой за одним дном всякий раз обнаруживаются всё новые и новые,

женщина, которая не любит Фернана Риверте даже половину так сильно, как Уилл?..