Завет Сургана - Владимир Михайлов

Они пролетели еще никак не менее пяти минут, прежде чем пронеслись (непроизвольно поджимая ноги) над гребнем одного из утесов и оказались над очень небольшой – шагов двадцати пяти в поперечнике – но почти ровной, лишь немного вогнутой площадкой, составлявшей внутренность скального кольца. До нее по вертикали оставалось шагов двадцать. Продолжая полет по прежней траектории, они вонзились бы в противоположный утес, не долетев шагов пяти до горизонтали.

Но пилот первым, показывая пример другим, на высоте примерно пятнадцати шагов выключил кошелек и сразу же стал падать по куда более крутой дуге (ветер сюда не проникал), на лету принимая самую выгодную для приземления позу: сгруппировавшись, выставив вперед полусогнутые, напряженные ноги. Упал.

Перекувырнулся, гася инерцию. Онго приземлился следующим – не столь, может быть, умело, но – по первому впечатлению – ничего не сломав ни из своих костей, ни из оружия и снаряжения. Он не успел еще подняться, как прямо на него приземлился Керо, а по соседству и все остальные, изрядно взволнованные, но, похоже, сохранившие себя в целости.

С минуту сидели, кто где оказался, кроме Керо, конечно, которого Онго поспешил сбросить со своих плеч. Потом пилот, ухмыльнувшись, проговорил:

– Ну, на землю я вас доставил. Так что моя совесть чиста.

– Доставил, – согласился Онго. – А теперь как ты нас отсюда вытащишь?

Пилот смерил взглядом крутые склоны окружавших скал.

– Я пас, – сказал он откровенно. – Земля – не моя стихия.

– Давайте отдохнем, – предложил рассудительный Мори. – А потом что-нибудь да придумаем. Онго чуть помедлил.

– Привал, – объявил он затем. – Два часа. Больше никак не могу, – ответил он на недовольный ропот. – Нас ждут.

– Кому же это не терпится, нас увидеть? – поинтересовался Керо.

– Сури хотя бы.

Больше никто не стал возражать.

* * *

Вся эскадра – пять рыболовецких шхун (шестая по-прежнему пряталась за линией горизонта) без приключений добралась до той части побережья, что была захвачена улкасами и до сих пор оставалась у них. Легли в дрейф, с головного корабля спустили шлюпку, и она доставила на берег команду из двенадцати человек, сопровождавших тринадцатого.

На суше ему сразу же завязали глаза. Это его не удивило: секрет должен был остаться секретом, хотя ему и не собирались дать возможность рассказать об увиденном кому бы то ни было. О дальнейшем пути он мог судить только по ощущениям ног: сначала под ними был прибрежный песок, потом недолго шли по каменистой поверхности. Потом остановились; вблизи негромко переговаривались по-улкасски. Что-то негромко загудело – похоже, включился достаточно мощный мотор; спереди подуло холодным ветерком, так что невольная дрожь пробежала по телу. И снова тронулись, только теперь под ногами была уже гладкая поверхность явно искусственного происхождения, но не горизонтальная: приходилось преодолевать подъем, впрочем, не очень крутой. Звук шагов стал гулким, он отражался, хотя и слабо, от окружающей их поверхности. Это был, несомненно, туннель, и Сури принялся делать то единственное, на что был сейчас способен: считать шаги. Справа и слева вплотную к нему шли, самое малое, двое, так что сбиться с пути он не мог, даже ничего не видя: если он делал неверный шаг, его сразу же подталкивали, возвращая к правильному направлению. Время от времени – как прикидывал Сури, через каждую вторую дюжину шагов – впереди раздавался негромкий свист, на что из окружения Сури следовал немедленный ответ – тоже свистом, только в другой тональности. Ветерок прекратился вскоре после того, как они вошли в туннель: вероятно, внизу закрыли ворота; тем не менее дышать тут было легко, и это означало, что туннель оснащен современной вентиляцией, безусловно, свирского происхождения. "Было бы очень любопытно, – думал Сури, – рассказать об этом своим, если только я уцелею и если удастся с ними еще встретиться". Он понимал, что такой возможности практически не существовало: если там, у виндоров, можно было еще надеяться, что за ним вскоре вернутся, то теперь – кто придет за ним, если даже и сам он не знает, куда его ведут? Наверное, в какое-то место, достаточно надежно укрытое, раз уж там находятся компьютеры. Хотя ему самому никогда не приходилось слышать о том, что у улкасов существует своя компьютерная служба; он знал, наоборот, что даже продажа такой техники в страну гор была строго запрещена. Но он уже понял, что существовавшие в стране запреты распространялись далеко не на всех ее жителей.

Кажется, Сури успел уже передумать обо всем на свете; больше всего – об Онго, конечно, и той, какой она была, и о том, каким он стал теперь. Не верилось, что они никогда больше не увидятся. Почему войне надо было начаться именно в тот день, когда в их отношениях возникла наконец определенная ясность?

Теперь Сури уже понимал, что возникла она потому, что именно Онго решилась на это, а не сам он; у нее в характере всегда было куда больше решимости, чем у него. Пойми он все раньше, это, наверное, обидело бы его, но сейчас он научился – привык, находясь под ее/его командой, – принимать это как должное и согласен был и на этих условиях быть рядом с Онго долго-долго, пусть и без всякой возможности физической близости, к сожалению. Эта область отношений волею судеб стала для них совершенно недостижимой.

Но даже об этом он утомился думать, а еще больше устал идти: уже часов шесть они все шагали, шагали, шагали… Сколько же времени займет эта, по словам его корабельных собеседников, короткая дорога? В то же время он осознавал, что, если бы пришлось идти по длинной дороге и не по гладкому, хотя и твердому, настилу, а по неровным, порой неустойчивым и никак не мягким камням, он выдохся бы не за шесть часов, а вдвое, даже втрое скорее. Усталость одолевала; но он твердо решил ни о чем не просить тех, кто вел его, а когда ноги окончательно откажут – просто упасть, и пусть делают с ним, что хотят. И это время подошло: он сказал себе, что сможет пройти еще дюжину шагов – и все.

И как раз тут прозвучала непонятная команда, все остановились, и кто-то сказал ему на плохой свире:

– Давай сиди. Отдых. Кусать. Пис-пис надо?

– Ох, давно уже.

– Возьми руку. Пойдем. Тут, знаешь, не дикое место, тут нельзя, где захочется.

Когда вернулись на место, опекун сунул ему в руку что-то мягкое и остро пахнущее. Сури поспешил опуститься на холодный, вроде бы бетон, во всяком случае, поверхность была именно такой – ровной, монолитной, шершавой. И тут же принялся кусать и проглатывать, почти не жуя. Оказывается, он проголодался, и очень основательно. Может, оттого и усталость была столь сильной?

Расправившись с едой, Сури с некоторым страхом подумал, что вот сейчас прокричат какую-то еще команду, и придется вставать и снова топать. Но, похоже, в отдыхе нуждался не он один. Вскоре он перестал стараться держать глаза открытыми: уснул и вопреки ожиданиям проспал, наверное, не менее двух часов. А когда пришлось все-таки вставать, с удивлением понял, что чувствует себя даже лучше, чем когда вошел в этот ход. Вероятнее всего, это был туннель; может, во время отдыха и стоило попытаться если не снять, то хотя бы ослабить повязку на глазах, чтобы увидеть то, что было вокруг, вместо того чтобы догадываться.