Дети выживших - Сергей Смирнов

— Аммар твое имя. Оно означает предатель. Это знают все, кто ходил в походы с Аххагом Великим… Честный бой? Я скорее поверю честности вора.

Аммар дернулся в седле, как от удара.

— Кто бы ты ни был, — злобно, прерывистым голосом прокричал он, — Но ты оскорбил меня. И поплатишься за это!..

Он уже повернул было коня, но, подумав, вернулся. Всё тем же прерывающимся голосом спросил:

— Что ты предлагаешь, неведомый оскорбитель?

Он ждал ответа. Ничего. Пусть подождёт…

— Ничего, — наконец ответил Сейр. — Впрочем, — добавил он после краткого раздумья, — Ты можешь броситься в пропасть вниз головой.

По камню внезапно чиркнула стрела, а потом стрелы посыпались дождем, так что Сейр должен был забиться в углубление между камнями — слава богам, он предусмотрел и это. Пока Аммар отвлекал его бессмысленным разговором, лучники пробрались по круче левее моста, и залегли среди скал так, что могли вести огонь под углом, почти с фланга.

Сейр чертыхнулся. Он должен был предусмотреть и это, и закруглить завал по бокам.

Впрочем, стрелы ему пока не страшны. И расстояние для лучников великовато.

Он снова выглянул. И сделал это как раз в тот миг, когда Аммар, достав арбалет с той стороны седла, которую Сейр не видел, направил его прямо в щель. Сейр успел уклониться. Болт ударил рядом со щелью, брызнув осколками.

Выстрелив, Аммар развернулся и погнал коня вниз. Сейр неторопливо вытер струйку крови из рассеченной осколком брови, дотянулся до арбалета, прицелился…

Слишком поздно. Всадник исчез.

Сейр вздохнул, повернулся на бок и стал разглядывать утесы левее моста. Чтобы выстрелить, лучникам приходилось приподниматься над камнями, вставая на колено. Их было с десяток — не больше.

Жаль, но арбалетным болтом их на таком расстоянии не достать.

Сейр отстегнул магазин, вставил облегченную стрелу с самораскрывающимся опереньем. Дождался, когда на фоне голубого неба возникнет черная фигурка и выстрелил.

Фигурка исчезла.

Наверное, обстрел будет продолжаться — стрелков у Аммара много. А тем временем конница снова пойдет на штурм.

Сейр вздохнул. Жаль, что поединок был невозможен. И жаль, что придётся, наверное, погибнуть здесь, на мосту, в безлюдных скалах.

Стервятники выклюют его глаза. А ночью придут шакалы.

Когда на повороте к мосту снова послышалось шевеленье, Сейр, не поднимая головы, крикнул:

— Аммар! Что ты там говорил насчет поединка?..

Аммар не ответил. Послышался грохот, и Сейр привстал, выглянув в щель. Воины втаскивали наверх несколько онагров.

Сейр дотянулся до арбалета, но выглянуть не сумел: с левого фланга на него посыпались стрелы.

Сейр выплюнул комок горькой и вязкой, как вата, слюны.

Взял суму, намотал ее на левую руку. Прикрываясь ею, как щитом, выглянул, взялся за арбалет.

Сразу две стрелы вонзились в руку, но застряли в складках кожи, даже не достав налокотника. Сейр прицелился и выпустил подряд пять болтов. Первый онагр, который был уже у самого моста, внезапно повалился набок, не удержался на краю пропасти, и покатился вниз, с грохотом распадаясь на части.

Обслуга второго и третьего онагра залегла. Сейр видел их ноги и головы и методично расстрелял оставшихся.

Когда он менял обойму, стрела пробила ему щеку и язык.

Расстояние было всё же слишком велико, и стрелы долетали на излете.

Сейр присел за бруствер, пошевелил стрелу. У нее был невозвратный наконечник. Сейр открыл рот, давая крови сбегать на камни, сунул в рот пальцы. Нащупал наконечник, застрявший в языке. Сломал стрелу, вытащил обломок из щеки. Потом, зарычав, вырвал из языка наконечник.

Рот быстро наполнялся кровью, а языку стало тесно во рту. Сейр достал флягу с водой, прополоскал рот. Жаль, что у него не было вина, или хотя бы перебродившего кумыса…

Камни вздрогнули от удара: в завал стали бить онагры прямой наводкой.

Сейр выплюнул очередной сгусток крови, утёрся ладонью. Жаль было отдавать врагу такой арбалет. Есть, правда, надежда, что камнеметы разобьют его вдребезги… Жаль оставлять такую игрушку Аммару. Но коробок с болтами он не получит точно. А сделать их самому ему не хватит ума.

Сейр лёг и пополз вдоль парапета, волоча за собой почти пустую суму. Лучники не видели его и продолжали осыпать стрелами завал. Много же у них стрел, если они их совсем не жалеют. Или надеются всё же собрать после боя? Плохо они знают Сейра…

Стрела чиркнула по парапету: его заметили.

Если бы язык шевелился, Сейр пробормотал бы ругательство. Пришлось ограничиться очередным кровавым плевком.

Киатта

Однажды Каласса исчезла. Королева Арисса проснулась рано, с первыми лучами солнца. По привычке полежала, впитывая солнечный свет, потом позвала Калассу.

Служанка, перенявшая за долгие годы все привычки своей госпожи и тоже встававшая рано, не отозвалась.

Арисса подумала, что служанка спит. Она допоздна сидела вчера у окна и рассказывала Ариссе, что происходит во дворе королевского дворца. А во дворе ничего особенного не происходило. Помост давно разобрали, пришли каменщики и стали надстраивать ворота. Они разобрали часть древней кладки, сделали ниже арку и принялись возводить две башни.

Каласса сказала не без яда, что Фрисс, по-видимому, решил укрепить королевский замок на случай осады.

— Кто же собирается на нас напасть? — поинтересовалась Арисса.

— Известно кто: горожане.

— Что ты говоришь? — всполошилась Арисса. — Как они посмеют? Мой сын — добрый государь, что бы ты там про него не говорила.

— Он повесил невинных, — напомнила Каласса.

— А кто знает? — вскинулась королева. — Очень может быть, что купцы и магистрат сговорились убить Фрисса. Это же банда разбойников! Они только и думают о том, как набить собственные карманы, а Фрисс, с его-то честностью, мог помешать им. Вот они и задумали чёрное дело…

Арисса замолчала. Казалось, она и сама не очень-то верила своим словам.

Каласса вздохнула.

— Прости, госпожа, мои слова, но твой сын — тиран.

— Не смей! — Арисса приподнялась на постели и крепко сжала побелевшими кулачками покрывало. — Не смей так говорить о моем сыне! Я воспитала его хорошим мальчиком. Я всех троих сыновей воспитала хорошими мальчиками…

— Да, госпожа, — согласилась Каласса. — И теперь один хороший мальчик объявил другого хорошего мальчика сумасшедшим и запер его в железной клетке в подземелье.

Арисса выпустила покрывало.

— Ибрисс… Он ведь и правда болен. Это, конечно, я виновата. Он был моим первенцем, я любила и баловала его. А потом родился Фрисс, а потом дочь Трисса, и мне стало не до первенца. Когда Трисса умерла, я несколько месяцев не могла прийти в себя… И однажды, когда учитель Ибрисса пожаловался на него — мальчик почти перестал учиться, стал ленивым, и вместо уроков учил какие-то поэмы… Да, тогда сердце мое вскипело, и я ударила его…