Пока чародея не было дома. Чародей-еретик - Кристофер Сташеф

— А что я там буду делать?

— Ты испытаешь себя. Узнаешь, верно ли избрал свое призвание. Молодого человека, который приходит в монастырь, дабы понять, сможет ли он стать монахом, мы называем послушником. Ты будешь жить той же жизнью, что и другие монахи, — только служить в храме не будешь, и если через год после прихода в монастырь ты все еще не откажешься от своего желания стать монахом, ты будешь испытан, чтобы судить, сотворен ли ты из того теста, из которого Господь лепит монахов, или — есть ли у тебя силы стать приходским священником.

Род навострил уши. Это было что-то новенькое. Он и понятия не имел о том, что в монастыре послушников испытывают на предмет наличия у них таких качеств.

Грегори нахмурился:

— Но меня тянет в монастырь.

Отец Бокильва кивнул:

— Как многих, но не у всех есть дар… вернее, качества… а еще точнее — особая сила, потребная для этого. В этом ты должен полагаться на суждение старших и повиноваться их решению. Однако некоторым это не под силу, и тогда они возвращаются в мир.

Род нахмурился, гадая, что же это за качества такие, которые отличают «материал», из которого сделаны монахи, от того, из которого состоят приходские священники. Способность к научным изысканиям, быть может? Но разве даже в средневековом обществе не существовал девиз: публикуйся или пропадешь?

— Но куда я пойду, если вы решите, что мне суждено стать приходским священником?

— Дом Святого Видикона разделен на две части, — объяснил мальчику отец Бокильва. — Это братский корпус, кельи — для тех, кто станет монахом, и семинария — для тех, кто станет приходским священником. И те, и другие молятся вместе, вместе поют в хоре, но в остальном общаются мало.

Грегори спросил:

— А если мне велят идти в приход, но я все равно захочу служить Богу как монах — что тогда?

— Тогда все будет, как прежде: пост, молитва, труд — хотя он и не такой тяжелый у семинаристов. В будущей жизни приходских священников труда им хватит, и они должны отдавать учебе всего несколько лет, в то время как монахи учатся всю свою жизнь. Но и семинаристу не дано отложить книги, дабы он верно проповедовал своим прихожанам.

— О, конечно. — Грегори нахмурился и кивнул. — А я и не подумал об этом — о том, что каждый священник вроде как и ученый тоже; — Увидев, что отец Бокильва не возражает, мальчик добавил — Может, вот такое у меня призвание… А вдруг нет? А вдруг я все же призван стать монахом?

— Тогда ты можешь не произносить обета пономаря и стать монахом.

— И тогда я всю жизнь буду жить в келье? — спросил Грегори, широко открыв глаза. Он прошептал: — И я никогда не смогу выйти за стены монастыря, не буду иметь право взглянуть на девушку, на рыцаря, никогда больше не увижусь с мамой и папой, с братьями и сестрой?

Роду стало до того не по себе, что он чуть было не бросился к Грегори, дабы как следует встряхнуть его, но тут отец Бокильва ответил мальчику:

— Нет. Ты будешь иметь полное право выходить из монастыря. Наши монахи время от времени навещают свою родню — как правило, дважды в год. Кроме тех, конечно, кто попал в монастырь, будучи сиротами. Кроме того, порой мирянам бывает нужна наша помощь.

Следующий вопрос Грегори и ответ отца Бокильвы Род пропустил мимо ушей, потому что его вдруг озарило. Итак, значит, монахом позволялось время от времени покидать монастырь и навещать домашних? Следовательно, монастырь не был напрочь отрезан от мира! Следовательно, существовал канал связи!

Род очнулся от раздумий и услышал голос отца Бокильвы.

— Не сомневайся, у тебя появится еще много вопросов. А когда они появятся, приходи к нам, но, пожалуйста, приходи со своим отцом. — Он улыбнулся Роду. — Думаю, для него это важно!

— О да! Никогда не знаешь, что получишь, навестив монастырь! — Род встал и протянул руку отцу Бокильве. — Был рад поговорить с вами, святой отец! Поверьте: вы провожаете меня в мир с новыми силами!

— О, надеюсь, наша обитель всегда будет так служить верующим, — ответил отец Бокильва. — Но признаюсь, я никогда не видел, чтобы такое случилось столь скоро. Вы уверены в том, что вам не стоит пробыть здесь подольше?

— Нет, я бы сказал, что готов к борьбе. Пора усилить давление… нет, я бы даже сказал: нанести удар! — Он взял Грегори за руку и развернулся к двери. — Пойдем, сынок. Пора приобщить к делу твоего старшего братца.

— Но у него нет такого призвания!

— Будет, будет у него призвание, и для него же лучше, если он на этот зов ответит!

9

О милорд аббат! — Баронесса бросилась навстречу аббату. Тот вошел в комнату, отбросил капюшон. Промокшие волосы прилипли ко лбу. — Вот не ждала вас в такую ненастную ночь!

Аббат удивленно и даже немного обиженно посмотрел на баронессу.

— Однако ваше послание… Вы писали о том, что дело безотлагательное.

— Так и есть, так и есть! Но вы могли бы приехать и завтра поутру. О, бедный, бедный! Пойдемте, встаньте у огня. Мейроуз, налей его милости бренди! Адам, придвинь стул к камину!

— Нет-нет, я не так уж сильно промок, — заверил баронессу аббат и снял сутану. Под ней оказалась еще одна. — Как только зарядил дождь, я надел запасное облачение.

Но и эта сутана тоже была влажная, и как только аббат подошел к камину, от него повалил пар. Однако когда леди Мейроуз поднесла ему кубок с бренди, по его взгляду стало видно, что он нисколько не сожалеет о проделанном пути. И вправду, во взгляде его чувствовалось плохо скрываемое волнение.

Баронесса заметила это, но тактично промолчала и знаком велела Адаму придвинуть и ее стул к камину.

— Я несказанно благодарна вам, милорд, за то, что вы сумели выкроить время и посетить нас теперь, когда вы заняты такими важными делами.

Аббат нахмурился. На ум ему снова пришли тревоги последних дней.

— Сказать правду, миледи, ваш дом и ваши заботы для меня теперь — почти убежище.

— Что ж, в таком случае добро пожаловать в убежище, — серебристо рассмеявшись, проговорила леди Мейроуз, изящно повернулась, отчего зашуршало ее пышное платье, и встала рядом с бабушкой. — Однако это убежище полно тревог, и кому об этом лучше знать, как не нашему духовнику?

— Но ваши тревоги столь… понятны, я бы так сказал, — с улыбкой заметил аббат. — О нет, ваши разногласия, похоже, проистекают из взаимной любви. Вот если бы с королем могли ссориться так же!

— И верно: Господь велит нам любить врага нашего, — негромко произнесла леди Мейроуз.

Аббат кивнул:

— О да, он велит нам поступать именно так, леди Мейроуз, но из-за этого наш враг не перестает быть нашим врагом. — Он сдвинул брови. — Но их величества настолько горды, что вряд ли снесут хоть малый вызов их власти.