Перекати-поле - Лейла Мичем

Так неужели Трей — сорокалетний, разведенный, у которого звездные дни спортивной карьеры остались далеко позади, — возвращается домой, чтобы погреть бока у домашнего очага Кэти?

Новая волна беспокойства, словно током ударившая Джона, заставила его вернуться в комнату. По пути он увидел себя в зеркальной дверце шкафа, отступил на шаг и, проведя рукой по волосам, впервые за много лет вгляделся в свое отражение. Сейчас он почти восстановил свой вес, который потерял в Центральной Америке. А тогда, вернувшись домой, он выглядел так, будто у него изнутри откачали воздух, притянув кожу к костям, но при этом мышцы его по-прежнему были в тонусе, а тело не потеряло силу. Несмотря на годы, оставившие свой след на его лице, и седину на висках, он до сих пор иногда ловил на себе заинтересованные взгляды, не уступавшие тем, которые женщины раньше бросали на Трея Дона Холла. А вообще время благожелательно сказалось на его внешности, хотя суровые условия, в которых Джон отдавался своему призванию, определенно не прошли для него бесследно. «Интересно, насколько это коснулось ТД Холла?» — подумал он.

Отправляясь под душ, Джон думал о том, какую дань годы заставили заплатить Трея за два неудачных брака, скандальные разводы, юридические баталии, финансовые проблемы, серьезную контузию, заставившую его завершить карьеру футболиста, за всю эту жизнь на повышенной скорости без остановок. Джону хотелось надеяться, что не такую уж непосильную. Трей Холл всегда жил, не особо задумываясь о последствиях, и его лицо и тело, вероятно, служили этому доказательством.

Как и всегда, уходя из дома Харбисонов, Джон остановился у кухни, чтобы попрощаться с Бетти и сказать ей, где его можно в случае надобности найти. Он знал, что она ожидала от него вежливого обращения и очень ценила его. Когда он рассказывал, где будет днем и когда собирается вернуться домой, это тешило ее, ибо она относилась к нему почти по-матерински.

— Я сначала поеду в Керси, а потом буду в церкви Святого Матфея на исповедях, но вернусь вовремя, чтобы встретить нашего гостя.

— А где вы будете в Керси, отец?

— «У Бенни». Я должен поговорить с Кэти Бенсон.

Губы Бетти изогнулись в намеке на улыбку.

— Так вот почему вы не стали завтракать здесь.

— Виноват, — ответил он.

Он слышал возбужденный шум, который обычно царил за столом в большой столовой, где завтракали обитатели Дома Харбисонов — десять детей в возрасте от шести до двенадцати лет, которых бросили родители. Но он очень хотел побыстрее увидеть Кэти и поэтому решил не заходить туда, чтобы пожелать детям доброго утра. Они тут же облепят его, начнут просить поиграть с ними в мяч, посмотреть на их огородные грядки, на домашних питомцев, взглянуть на их достижения в рисовании, послушать игру на пианино, поупражняться в стрельбе из лука. Под ногами вертелся Феликс, дворняга, которую подобрали на шоссе. Джон на прощание потрепал его по голове и пошел к выходу.

Он направил свой автомобиль по дорожке, которая в июне всегда была усеяна белыми кружевными цветами, осыпавшимися с двух старых кустов жасмина, росшими по обе стороны от ворот. Когда он проезжал под ними, лепестки, словно большие снежинки, медленно и лениво опускались на капот его пикапа. Обычно это зрелище поднимало ему настроение, но только не в это утро. Трей, вероятно, смеялся до упаду, когда несколько лет тому назад тетя Мейбл сообщила ему, что Харбисоны передали свой дом с фермой местной епархии под создание приюта для брошенных родителями детей на условии, что отец Джон Колдуэлл будет назначен туда директором. Вчера ночью он сказал Трею, что Харбисоны помогают ему заниматься делами приюта. «Тебе это, должно быть, нравится», — произнес Трей, и в его голосе Джон уловил нотки насмешливого удивления.

Он был пастором церкви Святого Матфея менее года, когда Лу и Бетти Харбисон договорились с ним о встрече. Это было в ноябре, почти в такой же день, когда они девятнадцать лет тому назад обнаружили своего сына в сарае. С тех пор Джон всегда боялся наступления этого месяца и, провожая их в свой приходской кабинет солнечным днем золотой осени, чувствовал, как усиливается его обычная для этого времени меланхолия. Он понятия не имел, зачем они захотели с ним встретиться. Они вели крайне благочестивый образ жизни.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он.

Они рассказали ему о своем предложении, попросив только, чтобы им позволили остаться при ферме домоправителями и приглядывать за имуществом.

Джон был поражен, представив себе богохульную картину, когда Господь, наблюдающий с небес за этой сценой, издевательски ухмыляется над ним.

— Но почему? — спросил он. — Почему вы отказываетесь от права собственности на свой фамильный дом и собираетесь служить в нем наемными работниками?

— Это все ради Донни, — ответили они.

— Донни?

— Ради нашего сына, — сказала Бетти. — Вы его не помните, отче? Вы еще когда-то приносили цветы на его могилу. Он… умер, когда ему было семнадцать. Его смерть была… несчастным случаем. Сейчас… ему было бы столько же, сколько и вам.

Она говорила, запинаясь, испытывая боль и смущение.

— Но он был хорошим мальчиком, — добавил Лу настойчивым тоном, видимо, чтобы Джон поверил ему. — Он был любящим сыном.

— Я не сомневаюсь в этом, — глухо произнес Джон, проглотив подступивший к горлу комок.

Он отодвинул бумаги на столе и подался вперед, в долю секунды решив рискнуть всем — своей репутацией, призванием, их с Треем свободой, — лишь бы успокоить Харбисонов в том, о чем кричало их горе.

— Ваш сын не нуждается в отпущении грехов за то, что он мог сделать на этой земле, — заявил он им. — Ваши сердца не должны больше волноваться об этом. Донни умер, удостоившись Божьей милости и благодати. И вам нет нужды жертвовать своим домом во искупление его грехов.

Они с удивлением смотрели на молодого священника, пораженные его глубоким проникновением в самый корень их боли и той убежденностью, с которой он говорил о юноше, которого почти не знал. Затаив дыхание, Джон ждал вопроса, который заставит его признаться во всем.

Откуда вы можете все это знать, чтобы быть так уверенным?

Но они восприняли слова священника как что-то обычное, подобающее данному случаю. После небольшой паузы Бетти сказала:

— Спасибо вам, отче, за ваше доверие, но мы уже приняли решение. Если епископ согласится, мы бы хотели передать епархии свое имущество в память о нашем сыне.

Епископ дал свое согласие, и Джон переехал на второй этаж большого фермерского дома, тогда как Харбисоны заняли свою прежнюю комнату, отдав все остальные помещения для «детей отца Джона», маленьких отверженных, которые каждый год гурьбой врывались и уходили из их жизней.