Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дез’ре вздохнула.
— Я как-то попытался снова собрать их вместе, — сообщил он.
Она поморщилась:
— И что они тебе на это сказали?
— Они были… единодушны.
— Мне казалось, у вас с Энтали однажды что-то могло получиться…
— Что, например?
— Не знаю. — Ее настроение постоянно менялось, и это его нервировало. Она провела пальцем по стеблю физалиса. — Мне надо пригласить специалиста, который может проверить, не испортился ли дом.
Стебли физалиса забились по углам комнаты и исчезли.
— Может быть, вы могли стать друг для друга утешением. — Она протяжно цыкнула сквозь зубы. — Но в ваши отношения вмешалась Найя, разве нет? Мне следовало сказать тебе, что на ней не надо жениться. Но ты не можешь меня за это винить. Она была неприятная девчонка.
— Дез’ре, она до сих пор является! — Для него это было невыносимо.
Она закусила губу.
— До сих пор? И как же тогда получилось, что она не приходила к тебе?
Он устало пожал плечами.
— Если я что-то понимаю в жизни, то только Найе было под силу заставить тебя покончить с привычкой глотать мотыльков.
Завьер изумился, как же она не просекла, что старое пристрастие вспыхнуло в нем с новой силой.
— А ты покончила с мотыльками? — спросил он.
— Да ладно! — насмешливо фыркнула она. — Я могу мигом. Это легко.
— Но ты сильно подсела, Дез’ре.
— Конечно! Ты тоже. Мы же с тобой необычные.
Нет, она не просекла. Он был готов принять ее извинения и ее слепоту.
И тут ему в голову пришла неожиданная догадка.
— Призрак Плантенитти, вероятно, тоже все еще бродит. Ищет женщину, которую любил.
Ее грудь казалась одряхлевшей.
— Он умер на кухне. Я подоспела вовремя, перед тем как его дух отлетел.
— И ты… что ты сделала?
Дез’ре уперла руки в боки.
— Я срезала его пятку.
Он молча смотрел на нее. Удивительная женщина!
— Есть хочешь? — спросила Дез’ре.
* * *
Многие полагали, что она любит пускать кровь и кромсать мясо ножом, но в глубине души он знал, что она обожает печь. На ее кухне превыше всего ценилась точность дозировки. Она была олицетворением чистоты, аккуратности и тщательной выверенности рецептов выпечки и злилась, если приходилось работать до седьмого пота. Теперь у нее на кухне все было иначе.
Запасы свисали с потолка кухни и громоздились кучами на столах. Алые питайи, порезанные по диагонали на дольки, с театрально сияющей сливочной мякотью; чернослив в бочонках, вручную снятые с веток лимоны на золотистых веточках — каждый размером с кулак; шишковатые джекфруты и пучки мяты. На полу — рядом с детской рогаткой — валялись рассыпанные толстые стебли ванили и пушистые стручки тамариндов. В кладовке хранились сахар и какао-бобы в больших каменных бочках; на кокосовых стружках виднелись отпечатки грязных ладоней. В холодильной комнате он увидел рядом с большими шматками жирного сливочного масла гору стоптанных сандалий. Темный нерафинированный сахар-песок хрустел под ногами. Забытая башня из пустых коробок, явно составленная детскими ручонками. И муравьи.
Остатки завтраков: снятая с помидоров кожица, засохшее яйцо, хлебные корки, фруктовая кожура — все валялось на длинном тяжелом столе. Снятая и брошенная где попало одежда. Завьер не мог скрыть удивления. Такой беспорядок в священной для нее кухне, где она когда-то рявкала на него за случайно отлетевшую от куска мяса капельку крови.
— Здесь гибкий дом не наводит порядок?
— Я и так знаю, где что лежит.
Он сел за стол. А она засуетилась вокруг него, сдвинула в сторону объедки, выставила чистую посуду и приборы, предложила хорошего красного вина и свежевыпеченный утренний хлеб, пахнувший дрожжами и аппетитно воздушный на языке; потом колбасу из хутии, которую самолично забила и сделала из мяса фарш, и дольки маринованных артишоков с ее огорода. Он умирал с голоду, это было как раз то, что нужно: свежайшие дары земли, заботливо приготовленные ее руками, живой результат ее единоборства со скрытыми свойствами добычи, извлеченными ею с дотошной жестокостью первобытного охотника.
Дез’ре включила радиоприемник, настроив на музыкальную станцию. Исполнялась местная песня: без слов, один барабанный бой. Он наблюдал, как ее пальцы трогают еду. Они двигались не так, как прежде. Медленнее. И не так ловко. Колбаса была острая, сладковатая, фарш безупречно сбалансирован, но когда она нарезала артишоки, сильно их помяла: ее ножам требовалась заточка. И это его тоже удивило.
— Хочешь, я наточу тебе ножи?
— Нет, — усмехнулась она. — Они именно такие, как мне нравится.
— Этого не может быть.
— Так и есть. Если бы я хотела заточить их получше, дом бы это сделал.
— Дом чуть не убил нас этими физалисами.
Она кивнула:
— Это меня тревожит. Но ничего подобного здесь не случалось за десять лет.
Она положила перед ним ломтик козьего сыра, обвалянного в перце и толченых сушеных вишнях. Он поддел пальцем кусочек и сунул себе в рот.
Пожевал, проглотил.
— Вкусно!
И подумал, не одиноко ли мотыльку в мешочке на вешалке. Безумные мотыльковые мысли.
— А как твои кулинарные успехи? — спросила Дез’ре.
— Все отлично.
— Ты успеешь накормить всех за отпущенное тебе время?
— Вот пройдет еще несколько лет, и пойму.
Теперь, когда Найи больше не было, его кухня стала территорией мира и покоя, качество его блюд улучшилось, и ему было легче добиться поставленной цели. Но ему это совсем не нравилось. Он уставился на тяжелые скрипучие двери кухни, выходившие на двор с кошками, которые выглядывали отовсюду. Призрак Найи мог с легкостью проскользнуть оттуда в дом и отругать его за подобные мысли.
Неужели у Дез’ре и впрямь хватило сил, чтобы растерзать бродячий призрак мертвого Плантенитти? Но он не мог завести с ней такой разговор. А что бы он спросил? Как это удалось? В чем именно заключалась ее сила? Не стошнило ли ее потом? Нашла ли она после этого успокоение? Дал ли ей труп Плантенитти отпор? Призраки вообще оказывают сопротивление?
— Ты накормишь всех. Кроме неприкаянных, да? — Она усмехнулась и передала ему еще колбасы — как раз в момент, когда ему захотелось добавки. — Но ты всегда можешь отправиться в заросли и поискать их там. Я так делала.
К собственному изумлению, он невольно стал рассказывать о том, что поведал ему Романза о гнилом мясе умерших животных и ядовитых растениях. Он полагал, что будет держать этот
