Прокурор - Анатолий Безуглов

Вскоре на кухне появился Виктор.

- Такая штука, Флора, - сказал он озабоченно. - Вы посидите, пожалуйста, с Надей, а я отвезу сейчас Тамару домой и вернусь за вами...

- Конечно, разумеется, - пролепетала Баринова, подавленная всем происходящим.

Флора слышала, как хлопнула входная дверь. И ее позвала Надя.

- Кто это была? - осторожно спросила Баринова.

- Моя подруга. Тамара Марчук.

- А муж ее где?

- Неизвестно. Понимаешь, ходят разговоры, что Гриша попал в какую-то нехорошую историю. Милиция якобы его ищет. В общем... - Урусова махнула рукой. - Садись, Флора, кушай, пожалуйста.

Но обед скомкался. Флора пыталась выяснить, в какую-такую историю попал Марчук, но Надя от разговора ушла. Потом приехал Берестов. Наскоро попрощавшись с Надей, они отправились в "Зеленый берег". Виктор всю дорогу молчал. Молчала и Баринова. Оставив Флору в доме отдыха, Берестов, не теряя ни минуты, тут же поехал назад, в город.

* * *

Старший лейтенант Коршунов утопил пуговку звонка. Послышалась мелодичная трель. Затем протопали легкие шажки, дверь распахнулась, и на пороге показался мальчуган лет пяти.

- Здравствуйте, - сказал он, внимательно разглядывая незнакомого дядю. - А вам кого?

- Здорово, - ответил инспектор. - Мария Максимовна дома?

- Баба Марья болеет...

- Саня, кто пришел? - послышалось из глубины квартиры.

- К тебе...

Мальчик впустил Коршунова в прихожую, молча поставил перед ним домашние тапочки. И только потом повел в комнату.

В кресле сидела старая женщина. Коротко подстриженные волосы ее были совершенно белые. Одна нога, обвязанная теплым платком, покоилась на табуреточке.

Юрий Александрович поздоровался. И спросил:

- Вы Мария Максимовна Урбанович?

- Она самая, - кивнула старушка.

- Ну что ж, будем знакомы.

Коршунов представился, показал удостоверение.

Сложен и труден был путь сюда, в украинский город, в поисках родственницы Боржанского. Юрию Александровичу прямо не верилось, что перед ним, наконец, двоюродная сестра Германа Васильевича.

- Что-нибудь стряслось с Павликом? - с тревогой обратилась она к инспектору.

Коршунов не знал, кто такой Павлик, но решил успокоить Урбанович.

- Я к вам по другому поводу... Можно сказать, дела давно минувших дней...

И, чтобы расположить к себе Марию Максимовну, стал расспрашивать о ее болезни. Урбанович сказала, что страдает артритом - отложением солей. До недавнего времени крепилась, кое-как двигалась, а теперь хворь одолела совсем, шагу ступить не может от боли. Хорошо, внучек заботливый, и лекарство подаст, и дойти до кухни поможет.

А внучек примостился рядом и во все уши слушал, о чем говорят взрослые.

- Ну-ка, Саня, помоги мне, - обратился к мальчику старший лейтенант. - Освободи, пожалуйста, столик.

Мальчик мигом убрал с журнального столика газеты, книги и вместе с инспектором пододвинул его к креслу, где сидела бабушка.

Юрий Александрович вынул из кармана пакет, достал из него десятка полтора фотографий и разложил перед женщиной. На снимках были изображены мужчины различных возрастов. Этими фото Коршунов разжился в местном отделе внутренних дел (фотографии держали для проведения опознаний). Среди них были два фото Боржанского, теперешнего и в юности.

- Мария Максимовна, посмотрите, пожалуйста, внимательно. Знаете кого-нибудь?

Старушка надела очки, стала перебирать фотографии.

- Господи! - воскликнула она, дойдя до снимка из музея боевой славы. - Герка... Откуда у вас?

- Узнали? - не ответил на ее вопрос Коршунов.

- Как не узнать? Братец. Двоюродный.

В голосе Урбанович прозвучала не то насмешка, не то какая-то обида, что несколько удивило старшего лейтенанта.

- Больше никого не знаете? - спросил инспектор.

Мария Максимовна снова пересмотрела фотографии.

- Нет, - решительно сказала она.

И сколько Коршунов как бы невзначай ни подсовывал ей снимок главного художника, где тот был запечатлен с бородой, усами и неизменной трубкой, Урбанович так его и не признала.

- Хорошо. - Юрий Александрович убрал фотографии. - Теперь расскажите, пожалуйста, о Германе.

- А что рассказывать, - вздохнула Мария Максимовна. - Где он живет, чем занимается, не знаю.

- Как же так? - удивленно воскликнул инспектор. - Он же ваш брат! Вместе росли, в войну одно горе мыкали...

- Это точно, - согласно кивнула Урбанович, - мыкали. И что из этого? У него своя жизнь, у меня - своя. Давно разошлись наши пути-дорожки...

Инспектор был несколько обескуражен. Он не мог понять, почему старуха не очень охотно говорит о своем брате. И решил начать издалека.

- Вы были в деревне, когда он совершил геройский поступок, за который получил орден?

- Была, - сказала Урбанович. - Только что особенного в его поступке? Не он единственный рисковал в то лихое время жизнью... У нас в соседней деревне старушка двух фашистов на тот свет отправила...

- Как так? - заинтересовался Коршунов.

- А очень просто. Поселились у нее офицер с денщиком. А она им с жареными грибами поганки скормила. Через три дня оба и преставились... Старушку ту полицаи чуть насмерть не запороли. Ей почему-то орден не дали...

- Когда вы видели Германа в последний раз? - спросил Юрий Александрович.

- В сорок седьмом году. Думала, что погиб, а он... - она махнула рукой и замолчала.

- Погиб? - удивился инспектор.

- Ну да! Когда они поехали за лесом...

- Расскажите об этом подробнее, - попросил инспектор.

- Уж столько лет прошло, а спокойно говорить не могу. - Мария Максимовна вытерла повлажневшие глаза. - Вы простите меня, старую...

- Понимаю, понимаю, - мягко ответил Юрий Александрович.

- Значит, дело было в сорок седьмом году, - начала Урбанович. - Сами небось помните то время. Голодуха. В деревнях, что под немцами были, одни печные трубы на пепелищах. А жить где-то надо. Стройматериалов нема. И рабочих рук не хватало... Ну и послали из нашего колхоза бригаду за лесом. На север. Сами они должны были валить, сами сплавлять по реке до железнодорожной станции. А в той бригаде, считайте, одни женщины. Из мужиков - только Герман и Олесь...

- Олесь - это кто? - спросил старший лейтенант.

- Мой родной брат. Они с Германом одногодки. Обоим еще и семнадцати не было. Пацаны, можно сказать... Германа сделали бригадиром. Конечно, наденет орден - солидно! И уважение...

- Извините, что перебиваю. Где это было? - уточнил Коршунов.

- Где-то на Печоре. В леспромхозе. Туда надо было добираться недели две... Отправились наши весной, а управились, считайте, к зиме. Снег уж первый выдал... Стали сплавлять плоты по реке. Своим ходом... Саня, обратилась старушка к внуку, - принеси, милок, мою сумку. Ту, коричневую...

Мальчику явно хотелось услышать весь рассказ бабушки, но он безропотно пошел выполнять ее просьбу. А Мария Максимовна продолжала:

- Последними шли Олесь и Герман... И вот заявляются в колхоз бабоньки одни. Без парней. А через месяц приходит письмо... Саня! - крикнула она.

Внук появился в комнате со старой кожаной дамской сумкой. Мария Максимовна порылась в ней, извлекла какие-то бумаги.

- Вот, - протянула она Коршунову.

Пожелтевшие от времени, они, казалось, вот-вот рассыпются на клочки. Юрий Александрович осторожно взял бумаги в руки.

Одна - письмо из села Кривые Бугры, которое расположено в километрах ста от того места, где лес рубили. В том письме до сведения правления колхоза "Светлый путь" доводилось, что колхозник Олесь Максимович Боржанский погиб во время сплава леса и похоронен на кладбище в Кривых Буграх. Подпись председателя исполкома сельского Совета скреплена гербовой печатью.

Второй документ - заключение врача о том, что Боржанский О. М. утонул.

Подавая Коршунову третью бумагу, Урбанович пояснила:

- Это было в кармане у Олеся... Брата нашли на берегу...

Коршунов с трудом разобрал выцветший от времени, к тому же подпорченный водой текст. Это была справка, выданная родному брату Марии Максимовны, что он командируется для заготовки леса.

- Тогда у колхозников паспортов не было. Выдавали справку - и все, сказала старушка.

- Знаю, - кивнул Юрий Александрович. - Ну а Герман Васильевич?

- Как только я получила известие о смерти Олеся, тут же написала в леспромхоз и в Кривые Бугры, - продолжала Урбанович. - Спрашивала, что с Германом? Мне ответили, что о нем ничего не известно. Нашли, мол, только тело Олеся... Вы представляете? Ночей не спала, все Германа ждала! Проходит месяц, другой, полгода... Неужто, думаю, и он погиб? Как? Тоже утонул? Или замерз в лесу? А может, медведь заломал, волки растерзали? Сколько слез по нему выплакала, одна подушка знает... И Зосю жалко...

- Какую Зосю?

- Наша, деревенская... Невеста Германа. Она ведь тоже в бригаде заготовителей была... Извелась девка, исказнила себя: зачем, мол, раньше с плотами ушла, почему с парнем не осталась? Любила она Германа... Еле мы с ней дождались лета. Отправились в Кривые Бугры. Добирались - не приведи господь! И поездом, и на попутных, и на барже, и пешком. - Урбанович тяжело вздохнула. - Справили оградку на могилу Олеся. О Германе так ничего и не узнали. Вернулись домой и за упокой его души свечку в церкви поставили...