Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10 - Роберт Хайнлайн

Когда подарок прибыл, его скромные размеры и кажущаяся малозначимость еще больше огорчили Майка. А когда Анни заставила его понюхать, прежде чем отдать подарок Джилл, Майк прочно утвердился в сомнениях: запах был сильный и вовсе не походил на запах Джилл.

Джилл была в восторге от духов и захотела его тут же расцеловать. Целуя ее, Майк грокк, что подарил то, что нужно, и поэтому они стали еще ближе. Когда она, надушенная, вечером явилась на ужин, Майк открыл, что по совершенно непонятной причине, благодаря подарку, Джилл пахла как Джилл, только еще прекраснее. И самое удивительное было то, что Доркас поцеловала его и шепнула:

— Майк, милый, мое неглиже просто очаровательно, но, может, когда-нибудь ты подаришь мне духи?

Майк не мог грокк, зачем Доркас духи. Доркас пахла иначе, чем Джилл… поэтому духи ей не годятся… да и не хочет он, чтобы Доркас пахла так же, как пахнет Джилл… Он хочет, чтобы Доркас пахла как Доркас.

Вмешался Джубал:

— Перестань липнуть к мальчику и дай ему поесть. Доркас, от тебя и так несет, как от кошки из марсельского борделя. В доме хватает этой вони и без Майковых подарков.

— А вы, босс, не лезьте в чужие дела.

Все было загадочно. Почему Джилл может пахнуть еще сильнее и все равно, как Джилл? Почему Доркас хочет пахнуть, как Джилл, хотя она пахнет, как Доркас? И почему Джубал сказал, что Доркас пахнет кошкой? В имении жила кошка (не домашняя, а совладелица). Иногда она заходила в дом и изредка соглашалась принять дань. Кошка и Майк грокк друг друга. Майк счел ее хищные мысли очень славными и по духу своему близкими к марсианским. Он открыл, что имя кошки («Фридрих Вильгельм Ницше») было вовсе не кошачьим, но Майк об этом никому не сказал, так как настоящее ее имя выговорить не мог. Он только слышал, как оно звучало в ее собственном мозгу.

Кошка пахла совсем иначе, чем Доркас.

Дарить подарки было Благо. И Майк понял истинную цену денег. Но он не забывал и о других вещах, которые намеревался грокк. Джубал уже два раза отказывал сенатору Буну, но Майка не ставил в известность об этом, а Майк ничего не заметил: его понимание времени не связывало выражение «следующее воскресенье» с определенной датой. Однако новое приглашение было прислано прямо на имя Майка. Бун под давлением архиепископа Дигби сообразил, что Харшоу просто тянет.

Майк принес письмо Джубалу.

— Ну и что? — рявкнул Джубал. — Хочешь идти? Ты не обязан выполнять их требования. Можешь послать их к черту.

Аэротакси с пилотом (Харшоу не доверял роботопилотам) было заказано на утро следующего воскресенья, чтобы доставить Майка, Джилл и Джубала в храм архангела Фостера Церкви Нового Откровения.

Глава 23

По пути к храму Джубал старался предостеречь Майка, но от чего именно, Майк так и не понял. Он слушал, но пейзажи отвлекали его внимание, поэтому Майк принял компромиссное решение — отложил все, что сказал Джубал, в запасник своей памяти.

— Слушай, мальчуган, — наставлял его Джубал, — эти фостериты охотятся за твоими деньгами. И за престижем, который возрастет, если «Человек с Марса» присоединится к их церкви. Они за тебя примутся, но ты должен держаться стойко.

— Прошу прощения?

— Черт, да ты же не слушаешь!

— Извини, Джубал.

— Ладно. Давай посмотрим на это дело так. Религия — утешение для многих, и можно предположить, что в какой-то из религий заключена абсолютная истина. Но часто религиозность — всего лишь разновидность тщеславия. Вера, в которой я был воспитан, утверждала, что я лучше других людей. Я — «спасен», а они — «прокляты». Нас осеняет милость Господня, а все остальные — язычники. Под язычниками же они подразумевали таких, как наш брат Махмуд. Невежественные олухи, которые никогда не мылись и сеяли кукурузу при луне, претендовали на то, что им известны ответы на все проблемы Вселенной. Это давало им право смотреть на всех чужаков свысока. Наши гимны просто распирает самодовольство и самолюбование от того, на какой короткой ноге мы с Богом, какое высокое мнение сложилось у него о наших персонах, и сколько горя хлебнут все прочие в Судный День.

— Джубал, — запротестовала Джилл, — он же не грокк это.

— А? Извините. Моя семья мечтала сделать из меня проповедника. Думаю, это сказывается.

— Еще как!

— Не дерзи, девочка. Из меня получился бы неплохой проповедник, если бы я не приобрел идиотскую привычку читать. Немножко больше самоуверенности и чуть-чуть побольше невежества превратили бы меня в знаменитого евангелиста. Черт! То место, куда мы летим, могло бы называться Храмом Архангела Джубала!

Джилл вздрогнула.

— Джубал, ну не надо. Разве можно говорить о таких вещах после сытного завтрака?!

— А я говорю серьезно. Мошенник знает, что он лжет, и это ограничивает масштабы его деятельности. А вот удачливый шаман верит тому, что говорит, а вера заразительна, и для его влияния никаких границ не существует. Мне не хватало веры в свою непогрешимость. Из меня не вышел бы пророк… Только критик — что-то вроде третьеразрядного пророка со всеми заблуждениями, присущими этому сорту людей. — Джубал нахмурился. — Вот потому-то меня и беспокоят фостериты, Джилл. Я думаю — они искренни. А Майк… он клюет на искренность.

— И что они сделают, как вы думаете?

— Попробуют обратить его. А затем наложат лапу на его богатство.

— Мне казалось, что вы все так организовали, что это никому не удастся.

— Нет. Просто никто не может захапать без его на то разрешения. Да и Майк в большинстве случаев не может отдать свои деньги без ведома правительства. Однако дарение политически могущественной Церкви — дело совершенно иного рода.

— Не понимаю почему?

Джубал скривился.

— Моя дорогая, в юридическом отношении религия — область совершенно особая. Церковь может все, что доступно любой организации, но при этом без всяких ограничений. Она не платит налогов, она не публикует данных о доходах и расходах, она не может быть подвергнута обыску, инспекции и контролю. И кроме того, церковь — это все то, что пожелает назвать себя церковью. Были попытки провести границу между «подлинными» религиями, обладающими неприкосновенностью, и «культами». Оказалось, что это невозможно, разве что объявить какую-то религию государственной… а это лекарство хуже самой болезни. И то, что осталось от Конституции США, и Договор о Федерации утверждают право всех церквей на неприкосновенность, особенно, если те командуют большим количеством избирателей. Если бы Майк перешел к фостеритам… и составил бы завещание в пользу Церкви, то тогда фраза «отправился на Небо на восходе солнца» прозвучала бы с такой же неизбежностью, как неизбежны богослужения по воскресеньям.