Вернадский - Рудольф Баландин

Сказывается характерная для второй половины XX века ситуация: стандартизация умов и личностей. Говорят, кого-то из знаменитостей спросили: что самое главное в искусстве — Что или Как создано? Он ответил: главное — Кто.

Для крупного научного открытия тоже важнее всего — Кто. Личность ученого, мыслителя. Великолепные вундеркинды становятся прилежными учениками и решателями. Таких ученых — блестящих специалистов! — ныне, как никогда, много. Но фундаментальные научные открытия во второй половине прошлого века — редкость.

Вот и вспомнишь, что Нильс Бор страстно играл в футбол, Вернадский огорчал мать своими, мягко говоря, невысокими отметками. Альберт Эйнштейн в юности не блистал научными талантами, в 26 лет совершив практически все свои замечательные открытия, когда был клерком в патентном бюро, а теоретическими изысканиями занимался в свободное от службы время. Учение о биосфере основал не биолог или географ, а геохимик, минералог, историк. Вообще, крупные открытия в естествознании обычно совершаются на стыке наук, при синтезе знаний.

Начиная с середины прошлого века в науке абсолютное преимущество получили крупные организации, оснащённые новейшими приборами. В условиях гонки вооружений или борьбы за экономическую выгоду такой коллектив нацелен на решение определенных теоретических или практических задач, поставленных заказчиком.

Научная организация имеет свою иерархию в соответствии с почетными степенями и званиями, степенью близости к властям, государственным структурам, финансовым потокам. Такой коллектив напоминает механизм с крупными и мелкими, важными и второстепенными деталями. В нем специалист играет роль винтика. Хотя стать членом престижной организации почетно и выгодно.

Привилегированное положение ученых в обществе существенно сказалось на развитии науки. Труд ученого поощрялся и прославлялся, а в общественное сознание внедрялась вера в науку.

Все было более или менее благополучно до тех пор, пока лидерами оставались те, кто сформировался как исследователь еще в XIX веке или начале ХХ-го. Они занимались фундаментальными исследованиями из любви к познанию, отчасти из честолюбия, но менее всего из выгоды.

На смену им пришли профессионалы, среди которых было немало карьеристов. Их привлекают выгоды этого рода деятельности.

Может показаться, будто подобные соображения не имеют большого значения. Мол, не одни же любители благ идут в науку. Мало ли что привлекло человека — жажда славы, стремление к материальному достатку, презрение к физическому труду, чувство своей принадлежности к элите общества. Главное, чтобы он был талантливым интеллектуалом!

Нет, одного этого мало. Одно дело — рутинная деятельность «научного работника», доступная любому более или менее нормальному человеку; другое — научное творчество, требующее напряжения духовных сил; устремленности к истине, а не благам и должностям; энтузиазма и упорства, а не умения угодить начальству, пусть даже академическому.

Трудятся на ниве науки миллионы работников, каждый вносит свой посильный вклад в общую копилку знаний человечества.

У кого упорства больше, умственная активность сильнее, тот добивается большего успеха, чем его коллеги. Разве не так? Чем сложнее исследования с использованием современной техники, тем необходимее научные коллективы.

Да, важен кропотливый труд специалистов среднего уровня. Но в решении фундаментальных проблем помимо них нужны свои Колумбы и Магелланы, дерзновенные путешественники в Неведомое. А тем, кому удается проникнуть дальше других в эту область, приходится бороться с устоявшимся мнением массы научных работников разных уровней. Борьба за истину бывает ожесточенной и долгой, ибо каждая сторона уверена в своей правоте.

Повторю приведенные во введении слова В. И. Вернадского о роли личности в науке. Не потому, что его мнение как великого ученого бесспорно, а потому, что он был одним из наиболее знающих и проницательных историков науки:

«Отдельные личности были более правы в своих утверждениях, чем целые корпорации ученых или сотни и тысячи исследователей, придерживающихся господствующих взглядов…

Несомненно, и в наше время наиболее истинное, наиболее правильное и глубокое научное мировоззрение кроется среди каких-нибудь одиноких ученых или небольших групп исследователей, мнения которых не обращают нашего внимания или возбуждают наше неудовольствие или отрицание…

В истории науки мы постоянно видим, с каким трудом и усилием взгляды и мнения отдельных личностей завоевывают себе место в общем научном мировоззрении».

Итак, по моему мнению, судьба научного наследия Вернадского печальна. Произошло это не из-за происков его недругов и завистников, а лишь отчасти потому, что постарались воспользоваться его именем в карьерных целях недостойные люди. Главная причина объективная: цивилизация продолжает двигаться не тем путём, какой предполагал и пропагандировал Владимир Иванович.

Было бы крупной ошибкой пытаться канонизировать научные достижения Вернадского как непротиворечивые истины, которые остаётся только запоминать и повторять на разные лады. Перед нами — фундамент и часть конструкции грандиозного здания, которое далеко от завершения. Надо постараться понять замыслы зодчего и продолжать начатое им дело, не боясь, если требуется, перестроек, реконструкций.

Сейчас мы вернёмся к некоторым затронутым выше темам. Это будет не повторение и закрепление материала, как в учебниках, а попытка осмыслить их и развить на основе опыта многих десятилетий, прошедших с того времени, когда над ними работал Вернадский.

Пробелы времени

Начнём с пробелов теорий и гипотез о сущности времени, которые отметил Владимир Иванович.

Давно люди поняли, что длительность существования у каждого объекта своя. Такова первичная идея относительного времени.

С формированием классового общества, государств и обожествлённых владык, в связи с наблюдениями за небесными телами и созданием календарей, астрономическое время стали считать абсолютным. Но это оказалось заблуждением землян, считающих себя в центре Вселенной.

Для индийской философии характерны разные представления о сути времени. Высказывались идеи о неопределённости или о необычайной длительности, едва ли не бесконечности жизни Вселенной.

В античной науке была выдвинута концепция физического (математического) времени как меры движения. Само время считалось безграничным. В Средние века возобладало — на религиозной основе — представление о начале и неизбежном конце Мироздания. На его существование отводилось несколько тысячелетий при крохотных размерах Вселенной — не более одного полушария Земли. Этот Мир был приспособлен к обыденному восприятию человека.