Вернадский - Рудольф Баландин

Вернадский постоянно просматривал много научной литературы на нескольких языках, но ни разу не сослался на труды Чижевского. А ведь они в довоенное время пользовались немалой популярностью.

Одна из таких его статей называлась броско: «Астрология наших дней» — и была посвящена возможностям предсказания социальных явлений на основе изучения солнечных воздействий на Землю. Вернадского глубоко интересовали в те же годы вопросы движущих сил биологического и социального прогресса, но идеи Чижевского он не воспринял.

Вернадский признавал верность древней идеи о Земле-матери и Солнце-отце. Он был убеждён: солнечное излучение — практически единственный источник энергии и двигатель биосферы. Человек — это не только особым образом организованные химические элементы и молекулы, но и сгусток солнечных лучей. Однако из этого логически не следует, будто солнечные или какие-то другие космические излучения управляют жизнью человека или биосферы.

О Разуме Вселенной слышал Вернадский в детстве от Е. М. Короленко, а позже читал в разных сочинениях. В России самобытные мысли о неизвестных разумных силах космоса высказывал К. Э. Циолковский. Но и о нем Вернадский не упоминал в своих трудах.

Научные интересы Владимира Ивановича лежали в другой плоскости. Он писал: «Область человеческой культуры и проявление человеческой мысли — вся ноосфера — лежит вне космических просторов, где она теряется как бесконечно малое». Он не уставал напоминать, что человек — порождение и часть биосферы. Именно она определяет его сознание. Познание земной природы, биосферы «по разнообразию и по глубине охвата» несравнимо сложнее исследований космоса.

Кому-то может показаться, что мысль о земных, а не космических основах эволюции живого вещества и появления разума унижает человека, отлучая от высших космических прозрений. Хотя еще со времен Джордано Бруно именно идея множественности обитаемых миров, а не центрального положения Земли во Вселенной считалась унизительной для человеческого достоинства.

Крохотная пылинка Земли теряется в грандиозных круговоротах звездных миров. Если учесть это, «космическая функция» человека обратится в нуль. Воображать, будто непостижимая стройность космоса предназначена для человека, столь же странно (если стоять на позициях науки), как называть себя верховным управителем Галактики.

Владимир Иванович не отрицал возможности разумных обитателей на других планетах. Но «антропокосмизмом» он не увлекался.

Биосфера уникальна для Солнечной системы, а возможно, и для Галактики. Множество мертвых, по нашим понятиям, небесных тел рассыпано в космической бездне. Наш крохотный обитаемый космический остров видится особенно близким, родным и бесконечно дорогим.

Нечто подобное утверждал Вернадский. Он писал о двух синтезах космоса в науке и философии.

Один — это «отвлечённое представление физика или механика… В сущности этот мир Космоса дает нам совершенно чуждое, нас не трогающее впечатление и, очевидно, представляет схему, далекую от действительности даже тогда, когда мы превратим его в своеобразный хаос движущихся без порядка частей или, наоборот, в своеобразную машину, регулируемую мировым разумом…».

«Наряду с этой — физической — картиной Космоса всегда существует другое о нём представление — натуралистическое, не разложимое на геометрические формы, более сложное и более для нас близкое и реальное, которое пока связано не со всем Космосом, но с его частью — нашей планетой».

По словам Вернадского, эти два мировоззрения в истории научной мысли существовали в значительной мере независимо друг от друга.

Трудно, почти невозможно совместить механику небесных тел с теми невероятной сложности процессами, которые непрерывно идут в живом организме (включая глобальный организм биосферы).

Успехи физико-математических и технических наук в XX веке определили их решающее влияние на мировоззрение. Но они слишком далеки от той реальности, которую изучают натуралисты и ощущает каждый житель Земли. У физиков — предельно упорядоченный и одновременно упрощенный мир, подобный механизму или машине. У природоведа — мир живой, неисчерпаемо сложный, не сводимый к геометрическим схемам и физическим формулам.

Таковы механический и органический синтезы космоса. Последний исходит из предельно детального познания крохотной и самобытной частицы Вселенной — Земли.

Некоторые физики XX века порой ссылались на Бога. Но при этом Он выглядит как художественный образ. Когда Эйнштейн говорил, что не верит, будто Бог играет в кости, он имел в виду отсутствие в Мире случайности, неопределенности. Планк, сомневаясь, что Бог является левшой, предполагал в микромире полную симметрию.

Астроном и физик А. Эддингтон в книге «Пространство, время и тяготение» (1923) писал: «Теория относительности подвергла пересмотру всё содержание физики. Она объединила великие законы, которые, благодаря строгости своей формулировки и точности своих приложений, завоевали для физики то почетное место в системе человеческого знания, которое она занимает теперь. И все-таки, по отношению к природе вещей, это знание — только пустая скорлупа, символическая форма. Это — знание структуры формы, а не знание содержания. Во всем физическом мире разлито неизвестное содержание, которое, несомненно, должно быть сущностью нашего сознания».

Что означает эта сущность, в чём она проявляется? Пытаясь ответить на эти вопросы, современные физики и астрофизики вспомнили идею Бога. Но попытки совместить её с формальными моделями вселенского механизма не отвечают ни критериям научного познания, ни теологии. Как говорили в Античности в связи с театральными эффектами, это — «Бог из машины».

Выдающийся физик Эрвин Шрёдингер назвал молекулу «зародышем твердого тела». Свойства её (добавим: и окружающей среды, что обычно забывается) предопределяют рост кристалла: постоянное повторение одной и той же структуры.

По его словам, хромосому можно считать «апериодическим кристаллом», где «каждый атом, каждая группа атомов играет индивидуальную роль, не вполне равнозначную роли других атомов и групп». Уточним: рост этого кристалла происходит только в среде живого организма. Обычный кристалл увеличивается механически, как бы складывая здание из готовых кирпичей. Идея организма, в общих чертах запечатленная в геноме, развивается органически только в живом и от живого.

Дефекты обычного кристалла — это отклонения от идеальной формы, определяемой законами кристаллографии. Исходя из них, можно сделать следующий шаг. Об этом в книге «Микрография» (1665) хорошо написал соавтор идеи всемирного тяготения Роберт Гук: «Зная, какова форма неодушевленных или минеральных тел, мы с успехом сможем в нашем следующем исследовании наблюдать за формой растительных тел и, наконец, за формой одушевленных тел, что является высшей ступенью естественного знания, на которую только способен ум человека».