В Институте Времени идет расследование - Ариадна Громова

— где же записка?! А вы…»

Тут Линьков внезапно остановился и крепко зажмурился, словно его яркий свет по глазам полоснул. Борис этого не заметил и умчался вперед. Линьков поглядел ему вслед и яростно потер лоб рукой.

«Обрадовался, возгордился, распустил павлиний хвост! — обличал он самого себя. — Гений-недоучка, грош тебе цена в базарный день. Ну как можно было не понять! Ведь он же все сказал, все как на тарелочке преподнес! А ты ушами хлопаешь и при этом еще изображаешь из себя Шерлока Холмса и Эйнштейна в одном лице!»

Борис оглянулся на Линькова, махнул ему рукой и скрылся за дверью шелестовского кабинета.

«Иди, иди, обрадуй Шелеста! — думал Линьков. — Расскажи ему, откуда шел и куда попал, пожалуйся на хулиганство хронокамеры и на таинственные подставки, вырастающие, как грибы. А я тут постою. Я такую уйму хронофизики за один присест не переварю. Побуду хоть минуточку с самим собой наедине, подумаю…»

Но побыть с самим собой наедине Линькову не удалось: из кабинета Шелеста пулей вылетел красный и взъерошенный Эдик Коновалов.

— Во! Видали, ловкач какой! — хмуро бурчал он. — Ну и ловкач!

— Кто? — не понял Линьков.

— Стружков, кто же еще! — со злостью ответил Эдик. — Я, главное, уже матерьяльчик подобрал такой — будь здоров» Я у вас, имейте в виду, серьезно учился, опыт перенимал…

— У меня?! — переспросил Линьков. — Я, знаете ли, я не учил вас подбирать материал на Стружкова… и вообще…

— А это я в порядке личной инициативы! — радостно заявил Эдик. — Я поглядел на вас вчера, как вы шли со Стружковым по коридору, и враз усек — перемена ситуации!

«Так мне и надо!» — покаянно подумал Линьков, а вслух спросил:

— Какая же судьба постигла этот ваш… матерьяльчик?

— А мне даже высказаться не дали! — возмущенно сообщил Эдик. — Смеются, главное… Правда, поторопился я малость, признаю! Но так все складывалось, подходяще уж очень, я и обрисовал ситуацию соответственно. Объяснил им, что как только вы Стружкова заподозрили, так он тут же сбежал. Значит, говорю, признает за собой вину!

Линьков тяжело вздохнул. «Получай! — сказал он себе. — Заслужил ведь!»

— …А они смеются! — продолжал Эдик. — Главное, говорят мне: Стружков переход во времени совершил, он герой! И он тут как тут появляется! А что, Стружков на самом деле переход совершил?

— На самом деле. И, кстати, я должен…

Но Эдик не отставал. Он спросил, куда именно переходил Стружков, и, узнав, что на три дня назад, разочаровался.

— Всего и делов-то! Тр-руха! А они: герой, герой!

— Он мог погибнуть, даже если б всего на пять минут передвигался, — сухо сказал Линьков. — И мне пора, извините…

— Нет, минуточку! — взмолился Эдик. — Я только две мысли выскажу: одну общественную и одну личную. Я вкратце!

— Ну, высказывайте вкратце!

— Первая мысль такая: запретить это нужно! Или хотя бы строго засекретить! — торжественно заявил Эдик. — А то, знаете, что получится, если каждый-всякий?..

— Что же именно получится, по-вашему? — вяло осведомился Линьков.

— Труха! — уверенно сказал Эдик. — Ну, сплошная труха! Полезет в прошлое какой-нибудь неустойчивый тип, узнает, чего не надо…

— Как это? Ведь о прошлом и так все знают! — удивился Линьков.

— Что надо, то знают, — возразил Эдик. — А что не надо, на кой знать?! Кому от этого польза? А в будущее тем более нельзя! Мало ли чего он там увидит! Вернется, пойдет языком трепать, его ж не остановишь…

— Вы считаете, что будущее — это государственная тайна? — осведомился Линьков.

— А как же! — убежденно сказал Эдик. — Вне всяких сомнений.

— К этому вопросу мы вернемся позднее, — слегка поежившись, проговорил Линьков. — Давайте второй вопрос, я тороплюсь.

— Для решения второго вопроса, — сказал Эдик, — вам бы полезно было ознакомиться с матерьяльчиком…

— С каким еще матерьяльчиком?

— По делу Левицкого! Там и про Стружкова, и вообще… Я все факты проанализировал, выводы имеются четкие. Серьезную работу проделал, вот увидите. И для меня очень важно ваше мнение как специалиста…

— Видите ли, дело Левицкого уже закончено, так что… И вообще мне сейчас некогда, — тоскуя, сказал Линьков.

Коновалов почему-то не очень огорчился.

— Выходит, напрасно я мозги сушил! — почти весело заключил он. — Конечно, мне до вас еще расти и расти! Вон вы как дело решили, в два счета, а я только начал раскачиваться… Так кто же его прихлопнул-то?

— От сообщений я пока воздерживаюсь, — сухо ответил Линьков, пытаясь обойти Эдика.

— Это я понимаю! — с готовностью отозвался Эдик. — Но я к чему говорил насчет матерьяльчика? Хотелось, чтобы вы меня на практике проверили, вот я к чему! Созрело у меня решение вот за эти дни, что я с вами общался. Решение в плане личной перспективы! А именно — уйти я хочу отсюда! К вам буду проситься на следственную работу! А что? Образование у меня юридическое. Так? Пробелы — это я на практике ликвидирую! В два счета!

— Вы это… всерьез? — испуганно спросил Линьков.

— То есть абсолютно! Мне здесь, понимаете, разворота нет. А тем более теперь. Вот я и хотел узнать ваше мнение…

— Мое мнение… — сердито начал Линьков, но запнулся и продолжил совсем в другом тоне: — Вы извините, но на ходу такие вопросы не решаются! Я действительно очень тороплюсь.

— Правильно, это вы правильно! — Эдик восхищенно глядел на него. — Подумать надо, обсудить…

Линьков бегом бросился к кабинету Шелеста.

Окна в кабинете Шелеста были распахнуты настежь, и сизый табачный дым струился наружу, а в комнату вливался влажный прохладный воздух. Шум стоял невероятный. Смуглый, скуластый парень, яростно сверкая черными глазами, доказывал преимущества «градиентного» метода над «однородным», ему наперебой возражали двое, а из угла кто-то кричал, что спорить вообще преждевременно. Борис стоял у стола и слушал улыбаясь. Шелест задумчиво постукивал карандашом по стеклу.

— Да хватит вам шуметь, ребята! — громко сказал Борис, и все примолкли, повернувшись к нему. — Дело ведь ясное: надо бы сочетать достоинства обоих методов. И дальность дистанции, и плавность перехода. О чем тут спорить, непонятно.

— Что ты конкретно предлагаешь? — набросился на него черноглазый парень. — Давай конкретно!

— Слушай, Расул, в данный момент я конкретно могу предложить только одно: подумать. Всем нам посидеть на своих рабочих местах и хорошенько подумать. По возможности — параллельно с работой.

— Совершенно правильно! — отозвался Шелест. — Проблема-то комплексная. Вернее, тут целый комплекс проблем. И многое еще надо проверить, уточнить. Многое. Практически — все.