Грозовой перевал - Эмили Бронте

Глава 26

Середина лета уже миновала, когда Эдгар неохотно уступил просьбам своей дочери и племянника, и мы с Кэтрин отправились верхом на нашу первую прогулку, чтобы увидеться с Линтоном. День был душный и жаркий, но без солнца. Небо, хоть и плотно затянутое облаками, не предвещало дождя. Мы условились встретиться у межевого камня на перекрестке дорог, но, когда мы туда добрались, нас ждал только мальчонка-пастушок, присланный нам навстречу. В его пересказе вверенное ему сообщение звучало следующим образом: «Молодой мистер Хитклиф уже двинулся с Перевала и просит вас уважить его и проследовать ему навстречу – здесь недалече».

– Получается, что молодой мистер Хитклиф забыл первейшее условие уговора со своим дядей, – заметила я. – Мы с мисс Кэтрин не должны выезжать за границы земель, относящихся к усадьбе, а теперь получается, что мы вторгаемся во владения хозяина Грозового Перевала.

– Ничего страшного. Мы тут же повернем наших лошадей обратно, как только увидимся с Линтоном, – ответила моя спутница, – и медленно поедем в сторону дома.

Но когда мы встретились с юношей – а случилось это всего в четверти мили от его дома, – мы увидели, что Линтон пришел пешком, и были вынуждены спешиться и отпустить наших лошадей попастись. Он прилег прямо среди зарослей вереска, ожидая нашего приближения, и не вставал до тех пор, пока мы не подошли совсем близко. Он сделал в нашу сторону несколько таких нетвердых шагов, и лицо его было при этом таким бледным, что я невольно воскликнула:

– Куда же вы, молодой господин? Вы не в том состоянии, чтобы наслаждаться сегодня прогулками! Вы же совсем больной!

Кэтрин оглядела его с грустью и изумлением, а радостный возглас, уже готовый сорваться с ее губ, сменился испуганным восклицанием. Вместо взаимных приветствий и поздравлений по поводу долгожданной встречи Кэтрин подступила к своему кузену с тревожными расспросами: не чувствует ли он себя хуже обычного?

– Да нет же, мне лучше… лучше… – еле сумел вымолвить Линтон, дрожа и удерживая ее руку, как будто нуждался в опоре. При этом он робко заглядывал ей в глаза своими огромными голубыми глазами. Под этими глазами залегли такие глубокие тени, что теперь взгляд их не казался томным, а был полон болью и надрывом.

– Но тебе сейчас хуже, – настаивала его кузина, – чем когда мы виделись в последний раз. Ты похудел, осунулся и…

– Я устал, – торопливо перебил он. – Слишком жарко для прогулки. Давай лучше посидим и отдохнем. И по утрам мне часто нездоровится. Папа говорит, это от того, что я расту слишком быстро.

Не очень-то убежденная словами кузена, Кэти опустилась на землю, а он устроился подле нее.

– Очень похоже на твой рай, – сказала она, оглядываясь кругом и стараясь изо всех сил казаться веселой. – Помнишь, мы уговорились провести по дню в таком месте, которое каждый из нас считает самым приятным на свете? Сейчас мы почти что в твоем раю, только на небе облака, но они такие мягкие и легкие, что так даже лучше, чем при ярком солнце. На следующей неделе мы, если ты сможешь, поедем в парк при усадьбе и попробуем попасть в мой рай.

Казалось, Линтон не помнил, о чем они когда-то говорили, и не понял, что Кэтрин имела в виду. По всему было видно, что он с трудом поддерживает разговор. Его не занимал ни один предмет, которого она касалась, он не слушал, какие забавы и развлечения она ему предлагала, и потому на лице Кэтрин теперь явно читалось неудовольствие. Что-то изменилось и в его поведении, и в самом его существе. Если раньше он выказывал неудовольствие по малейшему поводу, но эту его раздражительность можно было перебороть лаской и нежностью, то теперь его охватила вялость и апатия. На смену своенравию избалованного ребенка, который нарочно вредничает и капризничает, чтобы с ним носились, пришли замкнутость и самоуглубленность тяжелобольного человека, отвергающего любое утешение и усматривающего в благодушии и веселости окружающих оскорбление для себя. Кэтрин – как и я – почувствовала, что наше общество не приносит ему удовольствия, а воспринимается скорее как наказание, и она не постеснялась прямо спросить его, не уйти ли нам прямо сейчас. Это предложение неожиданно вывело Линтона из летаргии и вызвало в нем какое-то странное оживление. Он опасливо посмотрел в сторону Грозового Перевала и стал просить, чтобы она посидела с ним еще хоть полчаса.

– Но я думаю, – сказала Кэти, – что тебе лучше сейчас находиться дома, чем сидеть здесь на открытом воздухе. Я вижу, что сегодня не в силах развлечь тебя ничем: ни рассказами, ни песнями, ни болтовней. За эти полгода ты стал мудрей меня, мои затеи тебя не вдохновляют. Поверь, если бы я смогла подбодрить тебя хоть немного, я бы с удовольствием с тобой посидела.

– Останься и отдохни сама, – ответил он. – И еще, Кэтрин, не думай и не говори никому, что я очень болен. Сегодня душно, и от этого мне тяжко. К тому же я гулял до вашего появления, а для меня это слишком. Скажи дяде, что я чувствую себя неплохо. Выполнишь мою просьбу?

– Я скажу ему, что ты сам так считаешь, Линтон. Я лично не возьмусь утверждать, что ты в добром здравии, – сказала моя молодая госпожа, немало удивленная тем, что он просит ее подтвердить явную ложь.

– И будь здесь в следующий четверг, – продолжал он, упорно избегая ее удивленного взгляда. – Также передай моему дяде благодарность от меня за то, что он позволил тебе встретиться со мною, – самую горячую благодарность, Кэтрин. И… если все-таки столкнешься с моим отцом и он начнет задавать тебе вопросы обо мне, не дай ему заподозрить, что я был совсем неразговорчив и глуп сегодня. И не будь такой грустной и подавленной – он будет сердиться.

– Мне все равно, пусть сердится, – отрезала Кэтрин, думая, что гнев Хитклифа падет на нее.

– Но мне не все равно, – пробормотал ее кузен, дрожа всем телом. – Не настраивай его против меня, Кэтрин, потому что ему чуждо милосердие.

– Он с вами суров? – спросила я. – Он отбросил свою снисходительность и теперь не стесняется ненавидеть вас в открытую?

Линтон посмотрел на меня, но не ответил. Прошло еще минут десять в полном молчании: за это время голова юноши упала на грудь и он как будто впал в забытье, время от времени постанывая от усталости или от боли. Кэтрин решила отвлечься и утешиться сбором черники. Она поделилась со мною собранными ею ягодами, но не предложила их Линтону, так как почувствовала, что любое внимание с ее стороны будет для него лишь источником раздражения.

– Как ты думаешь, Эллен, полчаса уже прошло? – прошептала она мне наконец в самое ухо. – Не могу понять, зачем нам оставаться. Линтон заснул, а папа ждет нас обратно.