Приключения сионского мудреца - Саша Саин

Но нам надо было дальше двигаться, а дальше было акушерско-гинекологическое отделение. Как и в других отделениях, здесь не было водопровода, это делало отделение ещё более «пахучим», чем другие. Единственная русская в этом отделении решила родить, и я взялся принимать роды, желая всё уметь. Как назло, у неё не лопнул плодный пузырь, и мне пришлось самому его крючком вскрыть. Вытащил из неё ребёнка, который, к моему удивлению, оказался узкоглазым. «Это что же я такое натворил?!» — спросил я у акушерки, стоящей рядом. «Это не вы виноваты, — успокоила она меня, — у женщины муж — кореец».

Благодаря близости Душанбе, мы могли на субботу и воскресенье ездить домой. Нужно было два ночных дежурства отдежурить. Во время первого из них в хирургическое отделение завезли раненых в автоаварии. Я взялся всем раны зашивать, в особенности, на лице, что с удовольствием делал и жалел, что так мало раненых. Мне эта работа оказалась по душе, как брату когда-то обувь зашивать. Никогда пуговицу не пришивал, а тут — кожу! Очень интересное занятие!

Следующее дежурство ознаменовалось тем, что привезли шестимесячного русского ребёнка с инфекционной диспепсией: обезвоживание, лихорадка до 40 °C! Затем у него начались судороги — нейротоксикоз. Врачи практически бездействовали. С его состоянием было закономерно, что умрёт! А мы всю ночь его спасали и продержали до утра, до прибытия транспорта из Душанбе. Ребёнка повезли в детскую инфекционную больницу Душанбе, где он «благополучно» скончался, несмотря на наши ночные усилия. Мы поняли, что не все врачи медицину любят, а главное, они безразличны к больным. Я был плохим специалистом-машиностроителем, но вреда никому не принёс, хуже, если бы я был таким же врачом.

Глава 15

Вернувшись с практики, пошли в деканат за путёвкой в Польшу. «Нет, вы в Польшу не поедете! — зло бросил „Насер“, как будто я в Египет рвался! — Вы работали в институте информации, — объяснил он свою новую задумку-зацепку, и поэтому нельзя!». — «Что нельзя?» — переспросил я. «Нельзя заграницу ехать и секреты выдавать!». — «Да не было там никаких секретов, я и подписки никакой не давал! Это не секретная организация!» — пытался я образумить того, кто меня в Госплан гонял за разрешением на поступление. И если б не мёд Хакимовой и господня воля — не освободил бы от экзамена по анатомии! «Нельзя! — подвёл он итог и сильно занервничал, ещё раз повторив: — Нельзя! А вам можно», — великодушно разрешил он Разумовой, которая отклонила его подарок, чем ещё больше разозлила «Насера». «Нужно ему горячего мёда — литров двадцать в задницу залить!» — сказала Разумова, когда мы шли из деканата. «Для этих целей, думаю, Хакимова не даст нам 20 литров мёда», — засомневался я. «Какое он имеет право! — возмущалась Разумова. — Ведь это не секретная организация — институт информации!». — «Ему это право дала советская антисемитская система», — разозлился я на наивность русской женщины, которая вылезла из русской мамы и не догадывается, что с ней бы сотворили, если бы из еврейки вылезла, даже если бы её головка правильно к тазу предлежала, что я ей, не сдержавшись, и объяснил. «Я, между прочим, в рубашке родилась, — не к теме ответила она, — в плотной оболочке — и чуть не задохнулась». — «Поэтому и говорят, что везёт, если в рубашке родился! Если родился не евреем, то уже считается, повезло. В акушерстве такая проблема решается крючком, как я сделал». — «Ты думаешь, Насиров из-за антисемитизма не разрешил?» — засомневалась Разумова. «Я не думаю, я знаю! Во-первых, из-за того, что он дерьмо вонючее! А во-вторых, ему ещё и власть дала эту возможность — „не покрываться корочкой“. Существует свыше указание: евреев не пускать за границу. Другое дело, я думаю, к Польше это не относится, из Польши никуда не сбежишь! Но никто ему и не скажет: „разреши“. Поэтому, если бы он не был дерьмом, то мог бы решить этот вопрос положительно. Тем более что не он решает, это решает ОВИР, а он даже мои документы туда не отправил. Путёвку отдал кому-то за банку мёда. Ладно, я не Ленин, и мне не обязательно побывать в Польше, — почти успокоился я. — Другое дело, что на неделю нет смысла куда-либо ехать, кроме как ко мне на Северную или к тебе на улицу 40 лет Таджикистана». — «Пойдём ко мне», — предложила Разумова. «Пойдём! — согласился я, — ведь для этого пока не нужно разрешение ОВИРа. Повезло, что пока русские женщины сами решают, кого к себе приглашать, а кого нет», — подвёл я черту польской проблеме.

«Если хочешь, я могу сделать, что ты поедешь!» — разозлился и брат на «Насера». «Ты что, из-за Польши так сражаться! Много чести для Гомулки! Я и так не был уверен, что хочу». — «Польша не многим от Украины отличается. Бердичев вообще когда-то был территорией Польши. В крепости, куда мы лазили в детстве, все захоронения на польском языке поименованы», — подытожил брат. «Конечно, нам „повезло“! — согласился я. — В таком прекрасном городе иметь честь родиться! Кроме крепости ещё костёл есть, где Бальзак женился, и соседи поляками были. И если б не Мазепа, который предал русских шведам, и его домик около кинотеатра Фрунзе, то Бердичеву цены не было бы!».

«Мне военкомат предлагает на полгода поехать на целину», — показал брат повестку из военкомата, где стояло: «Прибыть с военным билетом к 8-ми утра!». «Пошли их в задницу! — посоветовал я ему. — На целину еврею можно — в Польшу нельзя!». — «Это при Брежневе так стало, — объяснил брат, — а при Хрущёве, в 58-ом году, когда я служил в Североморске, евреев наряду с русскими и украинцами переправили на Новую Землю служить! А другие национальности: болгар, греков и даже прибалтов — не пропустили из-за секретности». — «Лучше бы в это время уже правил Брежнев, и тебя не взяли б на Новую Землю! Велико одолжение — отправить в зону ядерных испытаний, где высокое радиоактивное излучение! Ты из армии вернулся облысевшим, дёсны кровили, зубы шатались, уверен, там облучился». — «Нет, нас медкомиссия проверяла», — возразил брат. «Проверили перед отправкой, а надо бы — после, и на признаки облучения!». — «Ты прав, — согласился брат, — хотя не думаю, что в армии рисковали бы солдатами». — «А кем?! Генералами?! Маршалами?! Ты после армии вот уже 15 лет не можешь вернуться в прежнюю форму. До армии выглядел совсем по-другому, занимался боксом. Лучше бы остался в Бердичеве в спорт, роте». — «Ну ладно, хватит! — разозлился брат. — Я тебе не для того сказал, чтобы выслушивать от тебя советы!» — сказал он. «Мой совет — не вздумай ещё и на целину поехать! Зачем ты там нужен?». — «Служить в военной прокуратуре, офицерскую форму выдадут», — уже пошутил он. «А вот форму ты возьми! Отец рассказал же нам фронтовой антисемитский анекдот про солдата Бельфера, которого спросили: „Солдат Бельфер, какие вам сапоги дать — хромовые или кирзовые?“ — „Конечно, хромовые!“ — ответил еврей Бельфер. „А шинель шерстяную или хлопчатобумажную?“ — „Конечно, шерстяную!“ — сказал солдат Бельфер. „Дать вам автомат или винтовку?“ — „Что вы всё мне да мне даете! Дайте и солдату Иванову что-нибудь!“». — «Ты всё правильно запомнил!» — рассмеялся отец, который слышал наш разговор. «Ты слушай, что он тебе говорит! — указала на меня мама брату. — Он всегда был умнее тебя!». — «Хитрее, — поправил я её. — Я ведь еврей!». — «Да, — рассмеялась мать, — ты похож на папочку!». — «И он, в отличие от тебя, еврей!» — помог я ей. «Ты ехидный, как папа», — согласилась мама. «Я справедливый, — уточнил я, — а форму все-таки возьми! Если сам не будешь ее носить, то я буду в ней в туалете сидеть и представлять себе, что на фронте в окопе!». — «Ладно, — согласился брат, — хотя отдохнуть от работы хотелось. Хотя уверен, что прокурор, если узнает, позвонит в военкомат и запретит меня отправлять, так что этот разговор бессмысленный». После этого разговора у меня долго не выходило из головы, что брат облучился, и его не обследовали, наоборот, всё тщательно скрывалось в Союзе. Он служил на Новой Земле как раз в разгар строительства там полигонов для ядерных испытаний. Просто так, без соответствующего обследования и лечения, не хотелось ему внушать страх. Тем более, не в его привычке было беспокоиться за своё здоровье.

Остаток каникул провели не в Польше, но всё равно неплохо! Настроение было хорошее — пятый курс не отправляли на «битву за урожай»! Пятый курс — это курс, который доделывает тебя врачом, оттачивает на все случаи жизни. Например, если «психа» увидишь, чтобы умел хотя бы различить — это психоз или невроз, а для этого существует цикл по психиатрии! Если кто-то идёт по улице и держится за живот, то подумать, не брюшной ли тиф или хотя бы не дизентерия! А для этого, пожалуйста, тебе — цикл инфекционных болезней! Если у кого-то глаза слезятся и красные, то подумай, не гонорейный ли конъюнктивит? И, пожалуйста — вот тебе цикл по глазным болезням! А чтобы ты знал, что такое гонорея, то к твоим услугам — цикл по кожным и венерическим болезням! Этот цикл вел уже известный декан лечебного факультета и зав. кафедрой кожных болезней профессор Мулатов, который, как он признался, 30 лет уже сидит на сифилисе, гонорее и прочих гадостях! Горло болит, нос или ухо — и, чтобы ты мог отличить ухо от носа и горла — пройди цикл ЛОР-болезней! Здесь профессор Розенберг к твоим услугам и проректор Сирани, который умеет галочки для твоего «непоступления» на экзаменационных листах на вступительных экзаменах ставить, и сам экзамен еще принимает в конце пятого курса. Не умеет лечить, но зато очень любит проверять знания других — доказывать их незнание! Ещё он «толкается» с профессором Розенбергом и тоже читает лекции по ЛОР-болезням, это ему тоже деньги приносит. То, что его лекции нудные и бестолковые, это нестрашно. Всё равно, после цикла ЛОР-болезней ты не будешь ЛОР-врачом. Но возможно, будешь знать, если у больного при глотании першение в горле, то это в горле, а не в заднем проходе! Ты уже сдал экзамены по анатомии и патанатомии. Некрофил-доцент Грызлов, тебе показал в морге, где и что у бабульки находится! А чтобы ты знал, что есть некрофилы разных пород, то, пожалуйста — тебе ещё и курс судебной медицины, где вскрывают убитых и прочих умерших от неизвестных причин. И это производят почему-то чаще всего молодые красивые женщины! Именно они любят почему-то ковыряться в таких трупах. Во-первых, эти трупы, как правило, молодые и «хорошо» выглядят и сложены. Во-вторых и в-третьих, скорее, и сами судмедэксперты не знают, почему они этим любят заниматься и в медицине выбрали именно эту область — не лечить, а дорезать уже «убитое».