Путь к золотому дракону - Мария Быкова

Ситуация была довольно глупой: я вновь стояла в той же комнате, которую покинула несколько минут назад. Из щели под окном тянуло сквозняком; я смущенно потерла голую правую ногу босой левой пяткой и полезла обратно на кровать, к теплому одеялу, сбившемуся в уютный беспорядочный комок.

Лис закрыл дверь и оглядел комнату, любопытно подрагивая белесыми усами. Выбор у него был невелик: либо улечься на полу, либо пристроиться на стуле, предварительно скинув оттуда мои вещи. Но он решил проблему куда изящнее — попросту запрыгнул на мою кровать и разлегся на ней, уложив роскошный пушистый хвост между мной и стеной. Я бы сказала, что он лежит у меня в ногах, но по соотношению занимаемого нами пространства получалось, что это я сижу у него в ногах — завернувшись в одеяло и занимая значительно меньшую часть кровати.

Я незаметно потрогала лисий хвост. Шерсть была мягкая, тонкая, и пальцы слегка покалывало, будто по ним пробегали крохотные искры. Она слегка светилась, и силуэт фэйри отчетливо выступал из предрассветной тьмы. Лис глянул на меня темным круглым глазом. Я поспешно спрятала руку под одеяло.

— Тебе не тесно? — только и спросил он. — А то я подвинуться могу.

Я мотнула головой. Лис немного помолчал. Вблизи было заметно, что среди рыжей шерсти то там то сям мелькает седина. Но Лис не был ни старым, ни — тем паче — дряхлым; он был умудренным жизнью и много чего успел повидать на своем веку.

А еще — он был очень красивым.

Я смотрела на него, а он разглядывал меня — и в его глазах определенно светилось любопытство. Наконец он сказал:

— Мне, наверное, следует представиться.

Я энергично закивала. Чтобы фэйри сам, по доброй воле называл свое имя…

Лис одарил меня далеким от восхищения взглядом.

— Я не фэйри, — чуть надменно произнес он. — И боюсь, что поторопился, ибо ни в одном вашем языке не могу найти звуков, из которых мог бы сложить свое имя. Ты не говоришь по-нашему, маленькая сестра, и нехорошо будет, если ты назовешь мне твое имя, а я промолчу. Так что обойдемся без имен.

— Почему ты так меня назвал?

— Потому что ты — наша. Кое-кто сомневался, но двадцать дней назад ты побывала в моих владениях, а смертным туда ход закрыт. Мне ли этого не знать! Недоверчивые сразу смолкли, ибо у нас лгать не принято. Для того чтобы скрыть правду, существует множество куда более красивых способов…

Я и так поняла, о каких владениях идет речь, но на всякий случай быстренько сосчитала дни. Все сходилось: без малого три недели назад мы вошли в Слепой треугольник.

Все дороги сходятся нам…

— Не все, сестренка, совсем не все… — Лис чуть оскалился, что, вероятно, означало улыбку. — Но сейчас это не суть важно. Ты побывала у меня — я наношу ответный визит тебе. Эта крепостца — форпост смертных у моих границ, так что сейчас мы на нейтральной земле, не твоей и не моей.

В этом домике едва ли насчитывалось пять комнат, но Лис не ошибся, назвав его крепостью. Здесь жил магистр Эгмонт Рихтер, а его присутствие по определению превращало обыкновенный дом в укрепленный.

— Твои родичи, танцующие на холмах, полагают, что вопрос должен оставаться без ответа. Но у меня на этот счет другое мнение. Я пришел сюда, чтобы посмотреть на тебя, и вижу, что ты не знаешь куда больше, чем надлежит. Спрашивай. — Он обвил хвост вокруг лап и повторил: — Спрашивай. Быть может, кое на что я и смогу тебе ответить.

«Кое на что»… Я припомнила, что он говорил насчет сокрытия правды, и поняла: начинается очень сложная игра. Если он не захочет мне отвечать, едва ли я это пойму. Я не знала точно, кто он, но подозревала, что Лис ничуть не хуже фэйри умеет бродить по зеркальному лабиринту, где стены сложены из полуправды, а пол мощен иносказаниями и недомолвками. Что… что я хочу узнать больше всего?

— Что такое Слепой треугольник?

Только услышав собственный голос, я поняла, что спросила не то. Конечно, начинать следовало с вопроса, что за сила стянула нас с Сигурдом и Эгмонтом в единое целое и не разорвется ли когда-нибудь это кольцо. Но я, наверное, не зря училась любопытству у магистра Зирака, и перед моими глазами сама собой встала пыльная библиотечная папка.

Да это же бесценные сведения!

— Хороший вопрос. — В голосе Лиса послышались иронические нотки. — Я перед тобой — вот и ответ!

Я хмыкнула, признавая поражение, но он неожиданно добавил:

— Впрочем, чего от тебя ждать? Та из вас, что дала тебе жизнь, покинула тебя слишком рано; ты воспитывалась смертными; ты слишком юна! Где бы ты научилась задавать вопросы? Ты хочешь услышать обо мне — и ты услышишь. Но это будет долгий рассказ.

Я непроизвольно глянула за окно. Но там было все так же темно; звездная Росомаха не спешила уступать место рассветному Барсуку.[2]

— Время младше меня, — Лис перехватил мой взгляд, — оно подчинится. Итак, сестренка, слушай и запоминай, ибо более никто тебе этого не повторит. Этой земле много времени — времени, а не лет, веков или тысячелетий. Делить время на отрезки придумали люди, а мы принимаем его как есть. Много времени назад, когда мир не знал ни одного человека, здесь жили птицы, рыбы, насекомые, звери и те, кто создал вселенную, создавая себя. Я назову их Древними Силами, потому что даже для нас они слишком стары.

— Боги? — спросила я и тут же прикусила язык. Вообще он хорошо начал: как в старых летописях, аж с сотворения мира. Мои интересы не простирались так далеко, но спорить с волшебным существом, не боящимся рябины…

Лис насмешливо дернул мордой:

— Нет, деточка, не боги. Боги пришли потом, когда мы… когда Древние Силы разрешили им это сделать. То был важный шаг, и не все соглашались его сделать. Среди нас много упрямцев; мы медленно меняемся и не желаем видеть нового. В этом наша сила и слабость. Споры длились долго, но, когда решение было принято, об этом никто не пожалел. Боги сотворили людей — Старших, я имею в виду. Ты зовешь их эльфами, гномами, волкодлаками, а боги звали своими детьми. Это было неожиданно и интересно. У нас не бывает детей; все мы были сотворены одновременно, а фэйри, твой народ, был и остается нашими братьями по крови и духу. Младшими братьями. Они — это мы, точно так же как земля, вода, огонь или воздух. Мы воплощаем в себе больше и большее способны породить. Дети же суть нечто иное; в них не повторяются, а отражаются, как сосна в воде. Боги были разными, разными получились и их дети; мы видим мир таким, каков он есть, а в их глазах он всякий раз получается другим. Мы получили бесконечное множество миров, отраженных в пространстве и времени. Такой игры мы раньше тоже не знали.

Но детям, как мы узнали позже, свойственно шалить и проказничать. Нужны были те, кто мог бы за ними присмотреть. Так были рождены драконы — из сердца мира, из пламени и ветра. Они были сродни и людям, и нам. В каждом воплощалась грань вселенной. И это было удивительно, о, как же это было прекрасно…

Он говорил ровным, едва не монотонным голосом, в котором угадывались даже не эмоции, а лишь намек на них, — но глаза Лиса светились в темноте как два черных алмаза. Я слушала и вновь ощущала почти мучительное раздвоение. Одна моя часть трепетала, как лист на ветру, и слышала нечто, наполнявшее его слова подобно меду в кувшине. Зато другая — и заглушить ее не мог даже Лис — вся замирала от восторга, представляя маленькую скромную книжку со словами «Записано Я. Ясицей» на обложке. Это как же шагнет вперед магическая наука!..

— Не отвлекайся, — чуть ворчливо сказал Лис. — «Магическая наука»! Ха! Хотел бы я знать, которую часть этого мира познали твои маги! Может быть, одну миллионную? Или того меньше? Они ничего не знают даже о себе самих, даже о собственных смертных шкурках не имеют никакого понятия!

— Продолжай, — попросила я, усилием воли загнав вторую составляющую как можно глубже. Но и там она продолжала поскрипывать мысленным пером, занося в анналы каждое слово.

Глаза Лиса вновь вспыхнули небывалым светом.

— Это была прекрасная игра! — с чувством сказал он. — Боги и люди разворачивали этот мир — этот старый, изученный вдоль и поперек мир, нами же и созданный, в нас же и существующий! — и мы не могли угадать, какими красками он заиграет дальше. Да, это было весело! До тех пор, пока Те, Кто Стоит Над Нами, не открыли дорогу в наш мир Младшим людям. Приемышам, как их у нас кое-кто зовет. Они были детьми чужого солнца и чужих богов. И они принесли с собой войну.

— Получается, до Нахождения Тверди войн не было? Я слышала, северные эльфийские кланы постоянно враждуют между собой…

— Это другое, — отмахнулся Лис. — Если двое детенышей покусают друг друга в драке, это пойдет им на пользу. Умнее будут. Но с Младшими было не так. Они были не просто чужаками — они пришли туда, где для них места уже не осталось. И еще — они были совершенно другими. Их война была действительно войной, а не детской дракой под ивовым кустом. Раны, что были нанесены, не затянулись до сих пор. И тогда, в то… скажем, смутное время, были нарушены запреты. Кое-кто обвиняет нас, но мы здесь ни при чем. Вина на оборотнях, и до недавнего времени они ее искупали. Именно волкодлаки использовали страшную магию против Младших, у которых магии не было, — и мироздание покачнулось. Мы поняли, что нужно вмешаться, пока еще не поздно. Разделить правых и виноватых было нельзя, и решение наше было простым. Мы решили уничтожить всех людей, какие есть, и пускай боги создают их заново, если будет на то их воля. Вымерзшие деревья сжигает молния, и на их месте зеленеет новая поросль.