Движение жизни - Гарри Беар

М. Данилов: А что же проза, там разве меньше ограничений?

Гарри Беар: Хорошо сделанный рассказ или повесть тоже, безусловно, имеет свою структуру, содержит особенности того или иного писательского метода, набор определенных приемов. Но об этом говорить долго и утомительно, лучше почитать классиков литературоведческого жанра – Ю. Лотмана, М. Бахтина, Р. Барта… Набоков, например, был блистательный стилист и при этом тонкий аналитик прозаических жанров. И в лучших текстах Набокова есть этот модернистский трюк – «обнажение приема», когда он, как автор, сам поясняет читателю применение того или иного сюжетного хода или принципы построения образа. Можно еще вспомнить в этом контексте таких великих прозаиков 20 века, как Х. Борхес, Пруст или Д. Джойс.

М. Данилов: А Вы никогда не пробовали писать прозу так, чтобы мыслей было больше чем слов?

Гарри Беар: Все время именно так и стараюсь поступать; вообще, мой тайный девиз – «Больше мыслей, меньше слов!».

М. Данилов: По прочтении стихотворения 1998 г. «Итог столетья» создается впечатление, что творчество Г. Беара является самым совершенным воплощением поэтической формы и мысли? Что это как раз то, к чему за тысячелетия от Гесиода с Гомером стремилась поэзия? Что же Гарри Беар – тот единственный ангел на кончике иглы, в основании которой и Бодлер, и Гете, и Пушкин, и тысячи прочих? И что поэзии после Беара течь уже просто некуда. «Я последний поэт столетья» – сказано в глобальном масштабе уже все?

Гарри Беар: Это одно из тех моих стихотворений, которое я записал практически без черновика, в порыве вдохновения. «Последний» поэт – это, во-первых, традиция русской поэзии, идущая от Е. Боратынского, поэта великолепного, но отчасти несправедливо забытого. Во-вторых, это констатация моего личного самоощущения в то время… Век двадцатый заканчивался, начиналось новое тысячелетие, и мне хотелось оглянуться и посмотреть на пройденный человечеством путь – и в жизни, и в космосе, и в искусстве. Текст, наверное, звучит несколько трагически, но, мне кажется, он останется в русской поэзии. А мировая поэзия будет течь и течь; конечно, ни на Гарри Беаре, ни на ком другом она никак не остановится. Поэтому Ваш вопрос могу воспринять только как комплимент, высказанный в иронической форме.

М. Данилов: Спасибо за интервью. Надеюсь, «Движение жизни» найдет себе дорогу и будет продолжено в сердцах Ваших читателей.

Гарри Беар: И Вам спасибо за актуальные и непростые вопросы…