Дзинрикися - Александр Галин

Саша. О Боже! Бедная Анька!.. Несчастная…

Вадик. Кто «несчастная»? Да ты представить не можешь, как они собачились! Я даже подумать боюсь, чтобы бы там было, если бы на моём месте оказался ты. Тебя бы они разорвали к чёрту.

Саша. О чём они говорили? Как?

Вадик. Говорили не по-французски и, представь себе, говорили не о тебе. И не умирай раньше времени. Слушай и запоминай. Я сказал Аньке, что у меня свидание с любимой девушкой Леной. Так что с Анькой у тебя теперь алиби как грязи. Я ей успел впечатать в мозг: Лена – моя девушка. Ты молиться должен на меня!

Саша. Где она?

Вадик. Кто?

Саша. Анна.

Вадик. Анька в соплях уехала в лес. И так несколько раз повторила, чтобы я передал кому надо: в лес, в лес… А-у! Ты меня слышишь? Анька уехала в лес, в лагерь.

Саша. Мне надо немедленно ехать к ней. Я должен всё ей сам рассказать без посредников. Я поехал к ней!

Вадик. Подожди, подожди…

Саша. Пусти, я поехал к Аньке!

Вадик. Успеешь. Не торопись. Приедешь ночью, напугаешь… потом покажешь, как ты её любишь… Она успокоится… Не торопись.

Саша. Это я сам решу, торопиться мне или нет. Я больше не нуждаюсь в твоей помощи! Меня не надо консультировать, пиарить, делать из меня дебила!..

Вадик. Теперь я прошу тебя как друга! Помоги мне.

Саша. Ни о чём меня больше не проси. Я следовал твоим советам, выполнял все твои требования – и что в результате?! Анна плачет в лесу, я тут раздаю пиво…

Вадик. Дурак! Я поехал снял все твои проблемы. Теперь я тебя прошу: помоги мне. Эта Лена – просто перл, высший пилотаж!.. А ты что-то невнятное мычал про такую девку!.. Это такой дивный образец! Я даже не знаю, с каким её растением можно сравнить… Это редис! Крепкая такая, тугая… О-о! Это такой редис!.. Но должен тебе сказать из собственного опыта – от этих редисок потом тоска берёт за горло так, что у пацанов кадыки хрустят… Нет, она не редис… Она – луковица! Снимаешь с неё шелуху и плачешь, снимаешь и плачешь… Что делать, если такая экономика! Отцы! Я теперь не отступлю. Отцы, трепещите! Вы будете мне платить контрибуцию, за то что выбросили меня из жизни! (Памятнику.) Вот он, Грибоедов, парадоксальный русский мир! Мы якшались с такими, как её отец, – пусть издалека. На всех корпоративах они нам говорили: мы одна семья, – но к дому своему и на пушечный выстрел не подпускали. Они вытягивали из нас последние интеллектуальные жилы, но дочерей держали в Лондоне, от нас подальше. И вот мы его дочку снимаем на улице и папе прямо в самое сердце забиваем кол! Стройте заборы, отцы, нанимайте дубов в охрану – не спасти вам денежки! Мы возьмём у вас и ваших дочерей, и ваши деньги! Всех девок они в Лондон не вывезут! А надо будет, мы и в Лондоне их достанем!

Саша. Я не понимаю, ты, как всегда, юродствуешь или говоришь серьёзно?

Вадик. Очень серьёзно! Мне это стало интересно. Девка чумовая! Она мне понравилась. По-настоящему. А если ещё кинуть в огонь любви папу!.. Ты что! На этих дровах такое можно наварить! Этот проект меня увлекает как пиар-менеджера. Какие, кстати, у моего тестя заводы, не уточнишь?

Саша. Наверно, большие.

Вадик. Поехали. Моя там ждёт. И оттуда ты сразу на вокзал.

Саша. Она – твоя?

Вадик. Ленка? А чья? Или у тебя на неё виды?

Саша. Она уже твоя!.. Да, у них это быстро… Хорошо, что ты хочешь от меня?

Вадик. Я тебя довезу до памятника Пушкину, покажу ей и всё.

Саша. Этот памятник Пушкину сегодня меня уже достал! Слушай, он был провидцем, этот Пушкин: к нему никак «не зарастёт народная тропа».

Вадик. Очень хорошо, ты можешь поговаривать об этом с самим Александром Сергеевичем… Лена – она честная девка, мне она не верит – нормальная реакция! Она хочет услышать тебя. Я её понимаю. Это не по-человечески – как-то по-собачьи получается: думала, у неё один кобелёк, а оказалось два.

Саша. Всё! Всё! Я не хочу о ней слышать больше. «Кобельки», «сучка»!..

Вадик. Она не сучка! Не надо так говорить о ней!

Саша. Кого ты защищаешь, её или свой домик под Парижем?

Вадик. Ты выпил пива… Первый раз в жизни выпил пива в таком количестве, и ты заговорил голосом своего народа. Ты не отличаешь врага от друга. Поэтому я сделаю вид, что этого не слышал. Но, если ты хотя бы ещё раз назовёшь её так – даже в мыслях! – тебе придётся тяжело, и до Анькиного лагеря ты не доедешь!

Саша. Это были твои слова: «она думала, у неё один кобелёк…» Прости. Ты у нас поэт-менеджер. Кто работает со словами, я или ты?.. Ко-бе-лёк! Дума о кобельках. Кто на планете Земля думает о кобельках?! Кто в Солнечной системе думает о кобельках?! Может быть, где-нибудь на окраинах Вселенной о кобельках думает кто-то ещё кроме сучек – не знаю… Можем поехать в зоопарк и спросить… ну хотя бы… медведицу. Белую медведицу. «О ком вы, белая медведица, думаете?»

Вадик. Она думает о белом медведе, который уже забурел.

Саша. Вот как? Ты у нас знаешь потаённые мысли белых медведиц?.. Что я должен сделать для тебя?

Вадик. Ей надо сказать правду.

Саша. Ты же тут гимн пропел брехне: «Лгите любимым!..»

Вадик. Правильно. Но это любимым. А не любимым лучше сказать правду. Всё равно когда-нибудь придётся её сказать. Это твой случай. Сделаешь Лене короткое заявление, что встреча с ней была для тебя ошибкой. Текст обсудим по дороге.

Саша. Пожалуйста. Мне уже всё равно.

Вадик. И потом помчишься в лес.

Саша садится в коляску, Вадик в седло.

Вперед! Природа мать, дай мне силы доехать на вело машине до Пушкинской площади! А дальше мы уже будем ездить на кадиллаке.

Уезжают.

Лена и Анна у памятника Пушкину. В руках у них бутылки с пивом.

Лена. Это очень хорошо: после коньяка выпить пива… Теперь нельзя торопиться, и самое время поговорить о мужиках. Значит, ты Сашку моего плохо знаешь? Но я думаю, он хороший человек… Такой смешной, что-то в нём такое милое… Пупс с надутыми щеками – так и хочется взять, и погладить…

Анна (мрачно). Да, я его плохо знала…

Лена. А чего ты напряжённая такая?.. Ну, расскажи мне про своего Вадика… Вообще, ты за ним последи: признался мне в любви, так, между делом. Это спьяну бывает у них, у поэтов. (Указала на памятник.) Вон тоже стоит. На первый взгляд он поэт, а ведь у него все беды были от нас, женщин.

Анна. Сравнила поэтов!

Лена. А что! Этот Вадик тоже ничего. Но я тебе не завидую. Знаешь, когда парень думает про себя, что он сюрприз, завёрнутый в кулёк и на бантик завязанный, – это не очень хорошо. Вот мой не такой, мне кажется. Он основательный… Я мужчин больше женщин уважаю. Что мне от женщины ожидать, кроме какой-нибудь очередной гадости! Хотя и парни теперь какие у нас? Все полезли в деньги, шакалят, кто как может. А этот, когда первый раз меня катал, я ему сказала: жди, кучер, заплачу. Уехал – и денег ждать не стал. Я даже не поверила: ну не бывает такого!.. И потом, он парфюмом не пользуется. Так было непривычно. Мои друзья – кто чем только не пахнет! И этот, твой Вадик, – от него тоже разит. А от Сашки нормальным мужиком пахнет. Мы с ним потанцевали чуток – я чувствую: о-о-о… этот меня расслабляет…

Анна. Дальше можно не вдаваться… в подробности.

Лена. Чего ты смотришь так?

Анна. Я думаю, намного я старше тебя?

Лена. Это я так выгляжу хорошо, ненамного ты меня старше. Даже, может быть, моложе.

Анна хочет отпить из бутылки.

Подожди. Сделала первый глоток и не торопись. На будущее запомни: всё время прислушивайся к себе. Покури травки… можно послушать какого-нибудь мудака, вроде твоего Вадика… можно чуть-чуть эротики себе позволить… Потом, когда ты чувствуешь, что всё опять обрыдло, – надо сделать второй глоток.

Анна. Я сделала два глотка, и только хуже стало.

Лена. Да не страдай ты так!

Анна. Как теперь жить?! Как всё грязно, мелко, пошло!.. (Показывает на памятник.) Вот перед нами стоит великий человек… Он погиб, защищая честь женщины!..

Лена. Ты что, на уроке? Расслабься.

Анна. Я не умею расслабляться. Жила в постоянном напряжении, чувствовала ответственность перед всем миром – перед гимназией, перед детьми, перед чужими родителями, перед своими родителями… Внушила себе, что должна выйти замуж… Теперь я понимаю, что никогда не выйду… Хотела сегодня позволить себе расслабиться, и получила подлый удар под дых… Ну что же, зато мне стало ясно, в каком я мире живу!

Лена. Ты не умеешь расслабляться, а я ничего другого не умею, кроме расслабления. Думаешь, мне легче? У меня не было подруг… То есть они были и есть, но все такие расслабленные – сплошное желе. А вот подруги, которой я могла бы вот так открыться, как тебе, у меня не было. Мы с тобой подружимся, я чувствую. Я думала, что могла всё сказать матери, но, после того как она скурвилась, мне ничего ей говорить не хочется. У меня в семействе бардак: у матери любовник, у отца, как выяснилось, паскуда с ребёнком. Они уже продавать всё начали, а денег, оказывается, никаких нет… Я решила: пора и мне о себе подумать. Села к Сашке от тоски, вижу – чем не муж!.. Спина широкая. Видно, что хороший парень. Шакалы мне надоели, а он добрый – дурачок, одним словом. Я его привезла поставила и объявила родителям: выхожу замуж. (Смеётся.) Сашка глаза вылупил с перепугу… Но я, правда, очень была накачена…