Дзинрикися - Александр Галин

Анна. А то я не понимаю! Ты так говоришь, как будто я собралась с его помощью на метро сэкономить! Вадик, мы сегодня хорошо заплатить можем. Я получила кучу денег за первую смену.

Вадик. Ты считаешь, что я с тебя деньги возьму?

Саша (Анне). Ну вот видишь! Отпусти его, пусть он едет. Нам в другую сторону.

Анна (Саше). В другую? Куда?

Саша. Я собирался пойти в другую сторону! С тобой.

Анна. Я тебя так часто о чём-то прошу?

Саша (пробует по-другому). Я считаю, что рикша у нас – это азиатчина. В цивилизованной стране позорно ездить верхом на человеке, для этого существуют машины, трамваи, автобусы. В конце концов, в Москве есть метро. Почему надо обязательно использовать человека?! По-моему, это жлобство – нанимать живых людей!.. Зачем унижать человека, делать из него гужевой транспорт?!

Анна (Вадику). Ты что-нибудь понял?

Вадик. Ну, мы тут до тебя пытались понять степень своего падения и пришли к выводу, что ниже нас с Сашкой – только вьючные животные в окрестностях Душанбе.

Анна. Я никого не хотела оскорбить. (Саше.) Что с тобой? Ты трясёшься весь.

Вадик (подсказывает). Мы спорили…

Саша. Да, мы тут спорили…

Анна. Вадик, подожди. Я что-то не поняла. (Саше.) Я тебя обидела? Что за лажа? Вадик, ты тоже обиделся?

Вадик. Да что ты! Я хочу тебе, Саша, возразить: признаки восточной ментальности возникают у нас потому, что мы генетически привыкли кого-то возить на себе. А если ты решил возить, всегда найдутся те, кто захочет на тебе покататься.

Саша (понял игру). Но Вадик, есть санитарная норма человеческого терпения. Почему надо затаптывать интеллектуальный потенциал нации и заставлять его возить богатых жлобих?!

Анна (поражена). Кто жлобиха?

Саша. Я, естественно, не тебя имею в виду. Ты зарабатываешь своим трудом. Но те, кто берёт рикши, используют живых людей. Это средневековье. Кстати, Вадик, они не обязательно бухгалтерши. Я сам бухгалтер.

Вадик. Ты не бухгалтер, Саша, ты – ведущий экономист.

Саша. Я бухгалтер, пусть я зовусь экономистом. Назывался «завотделением» … Не важно. Я бухгалтер. Я не закрывал банк, не я сожрал его!..

Анна. Кому ты это говоришь? Мне? Я сожрала?! Про что ты говоришь? Почему такой тон? Мы на митинге?!

Вадик. Ребята, ребята! Не ссорьтесь! Ладно, я поехал.

Саша. Счастливо. Хотелось бы только знать… что ты дальше собираешься делать, на Пушкинской…

Вадик. Ты о чём теперь, милый?

Саша. Я о нашем этом… занятии. Лучше работать на стройке, кирпичи таскать. Для меня во всяком случае это стало ясно сегодня.

Вадик. Какие стройки! Всё стоит! Краны упали.

Саша. Всё-таки сообщи мне, как ты дальше… собираешься жить…

Вадик. А как сообщить? У тебя же батарейка села. Я не смогу тебе позвонить.

Саша. Да, ты прав.

Вадик. Не помню, кто-то из великих сказал: присутствие духа – это уверенность в себе. По-моему, это я сам сказал. Будь уверен и в себе, и особенно во мне. (Анне.) Извини, Анюта. Твой каприз мы обязательно когда-нибудь исполним.

Анна выходит из коляски.

Анна (подавлена). Пока…

Вадик (памятнику). Грибоедов! Привет Пушкину от вас передам!

Саша. Удачи тебе, Вадик.

Вадик уезжает. Какое-то время Саша виновато поглядывает на Аню. Она демонстративно молчит.

Ну вот… мы одни наконец…

Анна. Я ничего не поняла, не въехала, как мои дети говорят.

Саша. Всё, всё, всё! Давай забудем. Извини… Я, конечно, не имел в виду тебя. Как ты такое могла подумать!

Анна. Ты меня… (Подбирает слово.) обломал.

Саша. Что?

Анна. Как ты говорил со мной?

Саша. С тобой? Ты же видела – мы с ним поспорили. Я завёлся, он сказал, что все бухгалтеры воруют… Моя мать бухгалтер не воровала, и я не воровал.

Анна. И ты решил сорваться на мне! Я не понимаю…

Саша. С тобой у нас всё прекрасно. (Пробует обнять её.) Ну что ты, Анечка? Я буду тебя катать всю жизнь, на всех видах транспорта. Пожалуйста, могу и сегодня, Вадик ещё сюда приедет.

Анна (отстранилась). Я тебя не заставляла работать велорикшей. Ты сказал: будем экономить, давай вернёмся к родителям… Когда мы съехали с квартиры, думаешь, мне легко было моим объяснять, что меня никто не бросал?.. Раньше мне не приходилось ждать, пока твоя мама уйдёт, чтобы запрыгнуть к тебе в постель… Я поехала в этот лагерь тоже ради денег! Чтобы мы снова смогли снять квартиру. Так что я тоже работаю. И всё это ради денег, ради денег, ради денег!..

Саша. Прости. Забудь этот разговор.

Анна. Нет, подожди! Ты о моём жлобстве что-то говорил!..

Саша. О твоём? Как тебе такое в голову могло прийти! Я вообще. Извини, если тебе показалось.

Анна. У тебя были страшные… дикие глаза…

Саша. Всё нормально.

Анна. Я никогда тебя не видела таким! Первый раз ты так со мной говорил. Я испугалась!

Саша. Опять испугалась? (Пробует шутить.) Ты что, считаешь меня вампиром? (Пытается обнять её.) Ты мне льстишь.

Анна. Ты говоришь с его интонациями.

Саша. Не буду, прости.

Анна. Нет. У тебя какие-то воспалённые глаза. Что случилось?

Саша. Абсолютно ничего не случилось. Главное, что ты приехала. Знаешь, что я сейчас хочу? Ты голодная?

Анна. Нет.

Саша. Жаль. А вообще, какие будут пожелания?

Анна. Ты говоришь, как он. Кто тебя так возбудил?

Саша. Ты стоишь рядом и спрашиваешь «кто»?

Анна. Опять! Это просто его тексты!

Саша. Ты хочешь мне сказать, что я пою с его голоса?

Анна. Я сказала то что сказала!

Саша. И что ты хочешь от меня услышать? Я скучал по тебе, хотел быть с тобой вдвоём, а ты, я вижу, нет. Тебе захотелось покататься!..

Анна. Что?! Я-а?! Что мне захотелось?! Я тоже скучала.

Саша. Хотелось бы верить.

Анна. Что?! Ты с ума сошёл! Какие у тебя основания так со мной говорить?!

Саша. Всё! Давай не будем ссориться.

Анна. Что я такого страшного у тебя попросила?!

Саша. Ну понятно…

Анна. Что понятно?.. Что случилось? Я месяц просидела в лесу, и мне ещё два месяца сидеть.

Саша. Поехали домой. Мама нас ждёт. Там ужин, мы должны вина купить.

Анна. Ответь: что я такого страшного попросила?

Саша. Что ты хочешь?! Я уже извинился! Ещё раз: извини!

Анна. Не смей кричать на меня!

Саша. Я кричу?! Это, по-моему, ты кричишь!

Анна. Я не могу понять, почему моё желание поехать к памятнику Пушкину вызвало такую дикую реакцию? Ты что, ревнуешь меня?

Саша. Ревную! К Пушкину! Завтра мы туда придём, к памятнику, ранним утром! Будем первыми! Купим ему цветы, твоему Пушкину!

Анна. А может быть, я хочу сегодня! Моё желание что-то значит для тебя?

Саша. Сегодня я не хочу! Сегодня мне ближе Грибоедов!

Анна. Ты издеваешься надо мной? Ты мужчина, ты должен уступить!

Саша. А ты женщина, тоже можешь уступить.

Анна. Почему ты мне устраиваешь такое?! Ты не хочешь меня видеть?! Скажи мне прямо об этом.

Саша. Я не хочу на Пушкинскую площадь! Мы договорились встретиться у Грибоедова, и я отсюда не уйду из принципа! Буду стоять здесь, на этом самом месте!

Анна. Стой! Я поеду туда на метро одна. Тоже из принципа. И буду стоять там! Захочешь меня увидеть – приедешь. Всё!

Анна быстро уходит. Саша остаётся.

Пушкинская площадь. У памятника Пушкину Лена. Подъезжает Вадик.

Вадик. Ну вот и я, дзинрикися, что в переводе с японского значит рикша. Как говорится: чуть свет – и я у ваших ног! Ах, боже мой! Что же это я из Грибоедова у памятника светочу русской словесности! И вы ведь не Сонечка, правда?

Лена (усмехнулась). Ну не Сонечка…

Вадик. И не Татьяна.

Лена. Не Татьяна…

Вадик. «Татьяна, милая Татьяна…» А, кого ещё мы можем вспомнить? Софья, Татьяна… Подождите, ну конечно!.. Вы мне скажете: а Наташа? Как представить русский мир без Наташи! Конечно Наташа! И всё. И дальше Анна. Анна – это уже надрыв, начало декаданса, разлом идеала… Это пусть спонсирует министерство железнодорожного транспорта. Исчезает цельность, чудо женственности… И вообще, всё мельчает, приходит анонимная безликая буржуазность, купечество, стирающий все отличия, все оттенки пресловутый средний класс… Какие-то клички: «Душечка», «Пышка» … Всё, господа! Обращайтесь в Макдоналдс! «Большой мак» и маленькая пышка…