Комплекс девственницы - Даня Шеповалов

— Кастинг! — кричали они, пьяно смеясь. — У нас будет кастинг!

— Точно, — говорила Настя, — Квентин выберет только одну, самую лучшую для своего фильма. У него в номере есть кожаный диван и зеркала, все, что нужно для кастинга.

Она наклонилась к Мише и тихо, чтобы не слышали новоявленные актрисы, посоветовала:

— Выбирай вот эту брюнетку. Всегда выбирай для случайных связей девушек с пирсингом в языке. Это может быть и не очень приятно, я не знаю, но зато они самые развратные и научат тебя таким штукам, до которых бы ты сам никогда не додумался.

— Я всех их в-в-выберу, — сказал Миша, икнув, — но сначала м-мне нужно отмыться от п-песка. Я сейчас.

— Да ладно, в номере помоешься.

— Нет, м-мне сейчас нужно.

Миша дошел до полосы прибоя, скинул сандалии, а затем зашел в море чуть выше колена — отмывать песок, приставший к ногам. Он развел рукой разводы на воде, от крема для загара вечерних купальщиков. Вокруг нанесло много водорослей и медуз: одних белесо-прозрачных, других с ядовито-сиреневым отливом по краям и на щупальцах, которые жглись. Море штормило. Отмывая ноги от песка, Мише то и дело приходилось высоко подпрыгивать, чтобы волны не намочили шорты, ему казалось очень важным, чтобы они не намокли. Даже когда Миша поскользнулся на медузе, на ощупь похожей на полиэтиленовый пакет, наполненный водой, и одной из волн его сбило с ног, он все-таки успел в прыжке стянуть шорты на колени и поднять ноги над водой. Он долго бился со стихией, одновременно пытаясь встать и не намочить шорты. Минут через десять он плюнул, опустился на дно и пополз в сторону берега, наглотавшийся соленой воды, уставший от борьбы за выживание и неприкосновенность шорт. Выполз на песок и крепко уснул.

Проснулся он, когда солнце уже поднималось над «диснейлендом» — утреннее, еще не жаркое, но обещавшее скорый зной. Стойкие тусовщики все еще танцевали в его лучах, пытаясь как можно дольше отсрочить час возвращения в реальность. Солнце для них было досадным напоминанием о начинавшемся новом дне, который они по большей части проспят.

— Миха! — крикнула ему странная девушка в берете с авоськой в руках, в которой болтались бутылки с молоком.

Одежда девушки была вся в песке, видно та тоже спала на пляже.

— Нормал? — спросила она Мишу, подойдя ближе. — Актрисы-то оказались крутые: ни денег теперь, ни телефонов.

Миша не очень понимал, где он. Вокруг были странные металлические конструкции, искусственные пальмы с тростником вместо листвы, асфальтовые дорожки, ветер с песком.

— Не знаю, брат, — сказал Миша, ни разу не заикнувшись, — все это было уже, вот эта самая минута, она была с нами очень много раз, когда ты говорил мне про актрис. Если бы я нашел нужные слова, брат, я бы объяснил тебе, что я имею ввиду, но, я надеюсь, ты понимаешь без слов меня.

— Брат значит? — обрадовалась Настя-режиссер. — Ништяк! Подожди, не теряй мысль, я сейчас включу камеру.

Мимо них прошла девушка в костюме медсестры: с зеленовато-бледным лицом, рот она придерживала ладонью.

— Медсестре плохо, — пояснила Настя. — Слушай, пойдем-ка к бару, соберем всех остальных и решим, что дальше делать.

В баре спали все: и бармены, и посетители, положив головы на барную стойку. Только неутомимая Надя, на которой держался весь мир, что-то высчитывала в толстой тетради с колонками цифр.

— Ладно, давай, что ты там говорил про минуту, которая все время повторяется? — спросила Настя-режиссер, наводя на Мишу объектив.

Тот посмотрел в стекло странного глазастого устройства:

— Нам нужно ехать к студенту Медноногову на Петроградку, поскольку мы обещали ему вчера явиться, и эта самая минута была уже миллион раз. Но намного важнее то, что, — он подумал немного, — я уже не могу сказать тебе что.

— Понятно, — заскучала Настя, — нет, это правда все очень интересно, но… Но шел бы ты лучше Миша, проспался… О, зырь, Макарыч.

Потерянный Макар шел по пляжу, обходя валяющиеся на песке парочки, изможденные танцами. Он и сам уснул, когда начинался рассвет, а проснувшись не нашел рядом никого — а главное, Кати. На душе было тревожно: она всегда раньше была рядом, чтобы ни случилось, и что бы ни говорила сама. Помимо тревоги все сильнее разгоралась и ревность — интуиция подсказывала, что далеко не беспочвенная. Каким глупым и смешным кажется это чувство со стороны, и в какого всесильного алчного монстра превращается, поселившись у тебя внутри.

Макар вспомнил, как они ехали сюда на поезде, едва успев на пересадку в Джанкое — дали взятку проводнику. Катя спала, лежа на животе, на нижней полке в футболке и своих любимых коротких бирюзовых шортах, а он — на верхней, уже несколько часов глядя на нее. За окном проносились акации, деревни, железнодорожные мосты, реки, товарные поезда, капсулы-цистерны которых хотелось нанизать на нить, чтобы получилось ожерелье. Мимо прошла группа школьников, класс седьмой или восьмой, они ехали из летнего лагеря домой. Большая часть школьников, и девочек и мальчиков, шли, опустив глаза к полу, стесняясь остальных пассажиров. Но двое парней, один не по годам развитый тинейджер, а другой, смуглый, южных кровей бросили долгие жадные взгляды на Катю. Всех их хотелось убивать — всех, кто хотя бы просто позволил себе посмотреть на нее.

"Мне раньше очень хотелось выйти на улицу и отдаться первому встречному", — вспомнил Макар ее слова. — "И сейчас я готова любому. Но только не тебе!"

— Вы не видели Катю? — нервно спросил он, подойдя к участникам съемочной группы.

Миша непонимающе поднял глаза на Макара, словно и его видел в первый раз — похоже, он все еще был веке в девятнадцатом, где ему срочно нужно было ехать к студенту Медноногову на Петроградку.

— Я видела, — кивнула Настя.

— А где она?

— Ушла пару часов назад с двумя мужиками. Ты уснул, а она ушла. Один — качок какой-то стремный, большой и волосатый. А второй — тот парень, который с вами коктейль придумывал. Мне он сразу не понравился, скользкий и ушлый какой-то. Пока ты спал, он ей все время комплименты отвешивал и вился вокруг как хлыщ — знаешь, как такой, из черно-белых фильмов, напомаженный и с тонкими усиками. Ну вот, они под конец шептались-шептались о чем-то, а потом ушли. Я тебя хотела разбудить, но потом решила, что не мое это дело, сами разбирайтесь…

Макар с убитым видом сел за стойку рядом с остальными. Надя возилась в баре, укрывая полиэтиленом все, что могло намокнуть: с утра было штормовое предупреждение, и со стороны моря сейчас ползла жирная темная туча, которую подсвечивали иногда снизу всполохи молний. Во время сильного дождя крыша бара протекала, несмотря на то, что сверху было еще одно заведение.

— Проблемы с девчонкой? — спросила она вдруг Макара.

— Типа того.

— Забей. Поверь, все фигня. Знаешь, когда у меня случается какое-то дерьмо, я сразу думаю, какой глупостью это будет казаться уже даже через пять лет.

— Он до стольки не доживет, — засмеялась Настя.

— Нет, правда помогает. Я всегда представляю архивные видеозаписи встреч со студентами Политеха шестидесятых или семидесятых годов, не помню точно — их иногда показывают по телику. Там они все такие смешные, обсуждают, как нужно правильно жить, спорят, кричат, отстаивают свою точку зрения. Короче вселенские вопросы решают. Для них все важно. А сейчас спроси любого из них: он скажет, блин, какая чушь, я был идиотом. Вот и представь, что тебя сейчас точно также снимают, а потом ты это увидишь в черно-белой записи через несколько лет, когда и модные прически станут другими и все на свете уже миллион раз перевернется с ног на голову и обратно. Глупость, да и только.

Надя грустно улыбнулась и стряхнула ладонью со стойки разноцветные звездочки и полумесяцы из фольги, которые раскидывали ночью.

— Надя, а он ведь правду про тебя сказал…

— Кто?

— Да этот ваш завсегдатай.

— А что он сказал?..

— Макар! — закричала Настя. — Вон они идут, не парься, жива твоя принцесса!

Катя и завсегдатай бара «69» шли к ним по берегу, обнявшиеся и счастливые, от «Камасутры» — крытой зоны с небольшими раздельными номерами, где пляжные парочки могли утолить мимолетную страсть.

— Привет! — помахала им рукой Катя.

— А где вы были? — спросил Макар, когда они поравнялись с ними. Постарался сделать голос как можно более спокойным, но вышло так себе.

— Угадай! — засмеялась Катя.

Завсегдатай бара «69» похлопал Макара по плечу:

— Плохим — все, хорошим — ничего! Правда жизни, мужик…

Солнце поднималось все выше, не обращая внимания на приближающийся шторм. Надя подумала, что, наверное, будет красивый слепой дождь, когда гроза, она должна быть быстрой и сильной, пройдет над ними. И что, наверное, через пять лет прически изменятся, а солнце останется все тем же, и только оно и не будет выглядеть смешным на черно-белой пленке. Да и через семьсот лет, когда ничего уже вокруг не будет, кроме диких племен, поклоняющихся солнцу. Кто сказал, что оно должно потухнуть? Студенты Политеха и MTI? Чушь и глупость.