Пария - Грэхэм Мастертон

— Продано мистеру Трентону за 50 долларов. Следующий лот, пожалуйста.

Меня на аукционе ничего больше не интересовало, поэтому я вылез из кресла и пошел в упаковочную. Сегодня там царствовала миссис Донахью, крупная ирландка в полукруглых очках, с морковно-рыжими волосами и великолепнейшим задом, самым большим, который я когда-либо видел в жизни, и один вид которого вызывал вполне определенные ощущения в штанах. Она взяла у меня картину, потянулась за оберточной бумагой и веревкой, после чего взревела басом, обращаясь к своему помощнику:

— Дэмьен, ножницы!

— Как здоровье, миссис Донахью? — с дрожью возбуждения в голосе выдавил я.

— Еле жива, — ответила она. — Ноги болят, и давление не в порядке. Но мне очень жаль вашу жену, мистер Трентон. Я даже расплакалась, как услышала об этом. Такая красивая девушка, Джейн Бедфорд. Я знала ее еще когда она под стол пешком ходила.

— Благодарю вас, — кивнул я.

— Значит, это и есть вид Салемского залива? — спросила она, поднимая картину.

— Грейнитхед, точно к северу от Аллеи Квакеров. Видите этот холм? Теперь там стоит мой дом.

— Ага. А что это за корабль?

— Корабль?

— Здесь, у другого берега. Пожалуй, это все же корабль, не правда ли?

Я поглядел на картину. Я не заметил этого раньше, но миссис Донахью была права. С другой стороны залива был корабль под всеми парусами, нарисованный в таких темных красках, что я принял его за кучу кустов на берегу.

— Не хочу вмешиваться в ваши дела, — сказала миссис Донахью, — но я знаю, что вы торгуете этими древностями недавно времени, а теперь потеряли любимую жену… На вашем месте я бы послушала доброго совета и постаралась проверить, что это за корабль.

— Вы думаете, стоит? — заикнулся я. Меня не обидело, что она давала мне совет. Хороший совет всегда пригодится, даже если исходит от упаковывающей картины Медузы Горгоны, хоть и с великолепным задом.

— Ну, никогда нельзя знать заранее, — заявила она. — Когда-то мистер Брейснот купил здесь картину, на которой были французские корабли, выплывающие из залива Салем, а когда он проверил названия этих кораблей, то обнаружилось, что он владеет единственным изображением „Великого турка“, сохранившимся до наших дней. Он продал эту картину Музею Пибоди за пятьдесят пять тысяч долларов.

Я еще раз посмотрел на удивительный темный корабль, нарисованный на заднем плане картины, которую я только что приобрел. Он не казался мне заслуживающим особого внимания. Анонимный художник не поместил на носу никакого названия. Вероятнее всего, это был просто плод воображения, поспешно дорисованный для общей композиции картины. Но я решил, что попробую его идентифицировать, особенно если так мне советует миссис Донахью. Ведь именно она сказала мне в свое время, чтобы я поискал фирменный знак в виде головы грифона на фонарях из Род Айленда.

— Если заработаю на этом миллион, выделю вам пять процентов, пошутил я, глядя, как она уверенно запаковывает картину.

— Пятьдесят процентов или ничего, жадина, — рассмеялась она.

Я вышел из аукционного зала с картиной под мышкой. Остальные закупки — гравюры, акварели и небольшая коллекция гравировки по стали — должны были быть доставлены в лавку в течение недели. Я только жалел, что не мог себе позволить приобрести картину Шоу.

Когда я спускался по ступеням парадного входа, солнце уже скрылось за крышами изысканных старых вилл на Чеснат-стрит. Налетел холодный ветер. Удивительно, но меня вновь миновала та же секретарша, которую я видел в баре. На ней был длинный черный плащ и серый шарф. Она оглянулась и без улыбки посмотрела на меня.

На тротуаре я заметил Иена Херберта, хозяина одного из самых элегантных антикварных магазинов в Салеме, разговаривающего с кем-то их служащих Эндикотта. В магазине Иена Херберта везде были мягкие ковры, искусно расположенные лампы и приглушенный шум голосов. Херберт даже не называл его магазином, только салоном. Несмотря на это, он не был снобом, поэтому, увидев меня, небрежно махнул рукой.

— Джон, — сказал он, хлопая меня по плечу. — Наверняка ты знаешь Дэна Воукса, руководителя отдела продажи у Эндикотта.

— Добрый день, — заговорил Дэн Воукс. — Кажется, я немного на вас заработал, — он показал на пакет, который я держал под мышкой.

— Ничего особенного, — ответил я. — Так, старая картина с видом побережья, где я живу. Я купил ее ровно за пятьдесят долларов.

— Ну, раз вы удовлетворены… — улыбнулся Дэн Воукс.

— Вот именно, — вмешался Иен, — может, тебя заинтересует, что в музее Ньюбери-порта продается часть старой маринистской коллекции. Интересные экспонаты, некоторые даже магического характера. Например, знаешь ли ты, что раньше все корабли из Салема возили на палубе небольшие латунные клеточки, куда ставили миски с овсянкой? Это были ловушки для демонов и дьяволов.

— Мне и сейчас в отделе расчетов пригодилось бы что-то такого рода, заметил Дэн Воукс.

— Мне пора возвращаться в Грейнитхед, — заявил я, уже собираясь уходить, и тут вдруг кто-то схватил меня сзади за плечо и дернул так резко, что я покачнулся и чуть было не потерял равновесие. Я очутился лицом к лицу с задыхающимся и взволнованным бородатым растрепанным молодым человеком в сером твидовом пиджаке.

— В чем дело, ко всем чертям? — взревел я.

— Извините, — сказал он, задыхаясь. — Я на самом деле очень извиняюсь. Я не хотел вас перепугать. Вы Джон Трентон? Джон Трентон из Грейнитхед?

— Да, это я. А кто вы, черт возьми?

— Прошу прощения, — повторил молодой человек. — Я на самом деле не хотел вас пугать. Но я боялся, что вы от меня уйдете.

— Послушай, парень, мотай отсюда, — вмешался Дэн Воукс, подходя ближе. — Тебе везет, что я еще не вызвал фараонов.

— Мистер Трентон, я должен поговорить с вами с глазу на глаз, заявил молодой человек. — Это очень важно.

— Так мотаешь или вызвать фараонов? — бросил Дэн Воукс. — Этот джентльмен мой хороший знакомый, и я предупреждаю: оставь его в покое.

— Ладно, мистер Воукс, — сказал я. — Я поговорю с ним. Если он будет хамить — я закричу.

Иен Херберт рассмеялся.

— До свидания, Джон. Заходи как-нибудь в магазин.

— Вы хотели сказать, в салон, — пошутил я.

Молодой человек в твидовом пиджаке нетерпеливо ждал, пока я попрощаюсь со всеми. Потом я поправил картину под мышкой и направился в сторону стоянки на Рили-плаза. Молодой человек шел рядом, время от времени переходя на бег, чтобы не отставать.

— Это очень затруднительное положение, — заявил он.

— Почему затруднительное? — удивился я. — Я что-то не заметил.