Удар блокируют ударом - Сергей Кулаков

– Все понял, товарищ подполковник. Сделаю в лучшем виде.

– Попробуй только не сделай, – напутствовал его Дубинин.

На том и расстались.

Роман вернулся домой. Лены не было – умчалась «по делам», как она сообщила по телефону. В квартире стоял милый бардак, свидетельствующий об энергичных приготовлениях к выходу.

Роман бардак устранять не стал. Все равно это на пару часов, потом снова будет то же самое. Ему нужно было: изучить, запомнить и уничтожить инструкции, сложить вещи в дорогу, припрятать в потайное место главную SIM-карту и сверхценную записную книжку, составить завещание и так, по мелочи.

Пока Лена носилась по городу, Роман со всем этим успешно справился.

Позвонил, кстати, в банк, поинтересовался, сколько осталось у него на счету. Оказалось, шесть тысяч четыреста. Вот он, эквивалент счастья. Лени нет, и новых поступлений не предвидится. Разве что премию дадут за отлично выполненное задание? А что? Сотрудников надо поощрять, чем мы хуже банков или риелторских контор?

Но, осадил себя Роман, во-первых, премии эти смехотворны, во-вторых, с выполнением задания могло выйти всякое. Тут лучше не загадывать. И подарков с небес не ждать. Что дали, то и хорошо.

Управление выделило Роману наличными две тысячи евро, и столько же было на кредитной карточке. Если в командировке экономить, то есть спать на лавочках и питаться собачьими консервами, то красивую жизнь в Москве можно продлить еще на недельку. А потом – мрак и ужас.

Но пока до них далеко. Впереди – феерическое турне по Европе в компании очаровательной женщины. Чем не повод для оптимизма?

А свободный вечер перед отлетом? И целая ночь в придачу? За это Конторе отдельное спасибо, могли бы торпедировать в Париж сегодня же.

Столик в ресторане Роман уже зарезервировал. Оставалось дождаться Лену и отправляться к шикарному ужину и океану чувственных наслаждений.

Он тщательно отобрал костюм, рубашку, галстук и отправился в ванную – освежиться перед походом по злачным местам.

12 июня, Шереметьево, 10.15

Роман почувствовал, как вместе с самолетом желудок его подымается кверху, норовя избавиться от только что выпитого «боржоми».

Он поискал взглядом гигиенический пакет. Но потом как-то справился, благо самолет выровнялся и давление внутри и снаружи пришло в норму.

Поход по злачным местам отзывался головной болью, сухостью во рту и бурлением в кишечнике. Шикарный ужин был легким вступлением. Лену влекло на волю, то есть в молодежные данс-клубы, и Роману пришлось повсюду таскаться за ней, потребляя, чтобы не скучать, литры сомнительных коктейлей. Где-то на перегоне из одного клуба в другой он даже задремал в такси, чем сильно умилил от души веселящуюся Лену. Для бодрости она заставила его нюхнуть «кокосу», после чего он выплясывал не хуже прыгающих до потолка юнцов. Энергия Лены танцами не истощилась, и она двинулась в казино, где и просадила половину от того, что осталось на счету у Романа. Она бы разорила его дотла, поскольку свято верила, что вот-вот «попрет», но Роман проявил твердость и повез ее домой.

Шел четвертый час ночи. Или утра, поскольку небо на востоке светлело, и к Черкизовскому рынку брели сонные таджики и прочие гости столицы.

Любовь не делали, так как устали и хотели спать. Роман решил, что наверстает утром, а Лене было все равно. К этой стороне жизни она относилась легко, как самка кролика.

Утром было не до любви. Ершистые коктейли и кокаин выбили Романа из колеи, и вместо обычного похмелья он получил целый набор омерзительнейших ощущений. Так плохо ему не было даже после первой студенческой попойки на картошке.

Проклиная себя на чем свет стоит, Роман кое-как свинтил разваливающийся организм, сидя то в туалете, то в ванной, чмокнул по-братски Лену и потащился в аэропорт.

Лене на жизнь он оставил тысячу евро. Надеялся, что этих денег ей хватит, чтобы дождаться его из командировки. Сколько продлится командировка, он не знал. Рассчитывал дня на три-четыре, ну, самое большее, на пять. С тем прицелом Лену и субсидировал.

Она в восторг от разлуки не пришла, но и прощальных слез не проливала. Просто сказала, что будет ждать. Обетов верности не давали. Роман лишь попросил быть осторожней, и на Жору не выходить ни в коем случае. Лучше всего о нем забыть вообще.

Лена поклялась, что все уже и так забыто. Даже номер телефона поменяла, чтобы уж наверняка. Роман улетал успокоенный, хотя кошки на душе и поскребывали. Лена ровностью характера не отличалась, в припадке веселья ее могло занести бог знает куда. Не хотелось бы, чтобы чересчур далеко.

Возле Романа остановилась стюардесса с подносом:

– Что желаете? Коньяк, шампанское, водка?

– Дайте коньяку, – подумав, сказал Роман.

Полет длился уже двадцать минут. Осторожно к себе прислушиваясь, Роман решил, что на этот раз смерть от алкогольного отравления ему, кажется, не грозит. Для окончательного приведения себя в норму небольшая доза отравы была сейчас в самый раз.

Он взял у официантки бокал с коньяком и выпил его одним махом. Идеальное средство для скрепления внутренностей и прояснения умственных способностей. Главное, чтобы коньяк был хорошего качества.

От коньяка по телу разлилась правильная тепловатая истома. С качеством был полный порядок.

Выпрямились и напряглись сосуды, бодро побежала загустевшая кровь, неприятности в кишечнике утихли, в тяжелом затылке и ноющих висках будто открылись прохладные форточки. Роман повел просветленными очами, улыбнулся сидевшей через проход сухонькой старушке, окинул одобрительным взглядом стройные ноги стюардессы.

Ну, худшее позади. Впереди – Елисейские Поля, Эйфелева башня, круассаны, дешевое вино, интересные знакомства и заветные майорские звезды.

Чтобы закрепить результат, Роман повторил заказ, скушал легкий рыбный сэндвич, благодушно поглазел в окно на толстые груды облаков и уснул, как младенец, насосавшийся материнской груди.

Западная Украина, Львов

Высокий широкоплечий мужчина лет тридцати вошел в подъезд кирпичного дома. Дом был старинный и находился недалеко от центра города. Вокруг – мощенные булыжником улицы и улочки, арки, карнизы, стрельчатые окна, вычурные балконы.

Львов, западная столица Украины, особенно отличался архитектурными изысками. Удивительная смесь барокко и рококо, ампира и готики придавала ему неповторимый облик. Не зря его называли украинской Венецией.

Вошедший в подъезд мужчина на шатком лифте, скользящем в сетчатой шахте, поднялся на верхний этаж. Этажей было семь, по нынешнему времени немного. Но, учитывая четырехметровые потолки, высота здания была приличной.

Мужчина поднялся еще на два лестничных марша и открыл ключом дверь, ведущую на чердак. Осмотрелся с привычным вниманием, глянул вниз. Здесь не было квартир, и его никто не мог видеть. Но все-таки некоторое время он вслушивался в летящие снизу звуки и, только убедившись в полной безопасности, вошел в чердачную дверь.

Оказавшись на чердаке, он двинулся к одной из трех башен, поднимавшихся из крыши. Он облюбовал самую крайнюю, тщательно осмотрел ее снизу и только после этого по крутой винтовой лесенке взобрался под самый ее купол.

Купол был метра три в диаметре. Дощатое основание, обитое снаружи листовой медью. Башня находилась в центре крыши, из нее на обе стороны выходили узкие окна-бойницы.

Мужчина выглянул в одно окно, затем в другое. Остановился на том, которое выглядывало в сторону площади Мицкевича. Отсюда до нее было километра полтора. Он чуть приоткрыл окно, так, чтобы оставалась едва заметная щель, и чему-то удовлетворенно кивнул, выглянув наружу.

«Третий на месте», – сказал мужчина будто сам себе.

Затем минут десять он подыскивал удобную позицию для долгого ожидания. Мостился сначала на перилах, но на перилах ему не понравилось. Попробовал стоя – снова не то. Не теряя спокойствия, он слез вниз и в дальнем углу чердака отыскал кусок широкой доски.

Поднялся вместе с доской на башню, стал примеривать ее в качестве сиденья, укладывая то так, то эдак. Наконец уселся довольно удобно. Окно было прямо перед ним. Повернулся, примерился ко второму окну. Остался доволен.

Закурил, стряхивая пепел в пустую пачку из-под сигарет. На чердаке стояла абсолютная тишина. Где-то внизу гудели машины. Мужчина находился на высоте современного двенадцатиэтажного дома и на гудящие машины внимания не обращал.

Докурив, он заплевал окурок и упрятал его в ту же пачку, куда стряхивал пепел. После этого достал из внутреннего кармана куртки снайперский прицел, положил его на сгиб левой руки и, пользуясь им, как подзорной трубой, принялся изучать улицы и площади города.

В мощную оптику все было видно, как на ладони. Оперный театр, Ратуша с флагом Украины, Латинский кафедральный собор… Автоматический определитель указывал расстояние до объектов. Мужчина несколько раз перевел прицел то на одну точку, то на другую, что-то отмечая в уме и запоминая. В записях он не нуждался. Тренированная память с одного раза фиксировала детали и откладывала их в запаснике до нужного часа.