Его банан (ЛП) - Блум Пенелопа

Я закатила глаза.

— Ты не помогаешь делу со своим этим робото-тоном. «Три магазина, может быть четыре, если...» — сказала я в своем лучшем исполнении тона робота, но замолчала, когда увидела выражение его лица.

— Я точен, — сказал он с оттенком оборонительности, что было чем-то новым.

— Ну, я просто пытаюсь понять, как ты живешь в том же мире, что и я, где не все идет идеально и по плану. Что случается, если твой поезд опаздывает, или если ты просыпаешься заболевшим в один прекрасный день?

— Я нахожу способ решить эту проблему. Если я не могу, то делаю изменения, чтобы быть уверенным, что готов и что эта ошибка больше не повториться.

Он заставил меня почувствовать себя подростком, как будто я должна бороться с желанием закатить глаза на все, что он говорит. Но я также чувствовала себя жертвой бушующих гормонов, которые заставляли меня замечать места, где его рубашка обтягивала его твердое тело, и то, как его ноги выглядели в этих брюках. «Сексуальный робот», — напомнила я себе. С таким же успехом меня может завести спортивная машина. Да, было приятно смотреть, но под капотом ничего не было. Кроме, вероятно, скульптурного пресса и того, о чем я не могла не думать, — функционального, восхитительного… банана.

В Брюсе Чемберсоне были какие-то намеки. Я задавалась вопросом, сколько личности, которую он показывал мне, была защитным механизмом, и сколько в этом было на самом деле настоящего его. И почему он прячется? Что он скрывает? Думаю, меня не должно удивлять, что моим естественным побуждением из чистого любопытства было пробиться сквозь стены, за которыми он прятался. У меня также была работа. Может, он прятал за этими стенами злой мозг коррумпированного бизнесмена?

— Значит... ты не совершаешь одних и тех же ошибок дважды? Поэтому у тебя характер стиральной машины? Ты обжегся на том, что был когда-то милым?

Он остановился на середине шага, бросив на меня взгляд, который я бы назвала пораженным, а затем быстро вернул обратно нейтральное выражение лица.

— Я родился таким.

— Верно, — пробормотала я, следуя за ним, когда он направился в комнату отдыха. — Так почему же ты выбросил банан? Боишься, что я его отравила? Потому что я думала об этом, но решила надеяться на то, что ты подавишься и задохнешься.

Брюс остановился, наполовину повернул голову, чтобы посмотреть на меня, и если бы я не знала лучше, я бы могла поклясться, что он едва сдерживает улыбку.

— Я выбросил его, потому что у меня уже есть банан с моим именем, который ждет в комнате отдыха. Если, конечно, какой-нибудь невежественный стажер не съел его.

— Это у тебя постоянная проблема? — спросила я.

— Ты единственная, кто не увидел моего имени, написанного большими буквами на банане. Так что нет. Это не постоянная проблема.

Когда мы вошли в комнату отдыха, все застыли при виде Брюса. Было легко забыть, почему я на самом деле здесь, но в этот момент репортер во мне, наконец, начал немного просыпаться. Мне нужно было приложить усилия, чтобы провести какое-то время вдали от Брюса, чтобы я могла попытаться выжать информацию из его сотрудников.

— Мистер Чемберсон, — сказала женщина лет тридцати, с великолепным телом и красивым лицом. В ее голосе звучало нетерпение, а на лице написано отчаяние. Я сложила руки на груди и с весельем смотрела на все это с порога. «Вот глупая женщина. С таким же успехом можно броситься на мешок с картошкой».

Он уделил ей половину своего внимания, потянувшись за бананом, на котором, как я заметила, теперь было написано его имя большими буквами на всей поверхности так, чтобы никто больше не смог пропустить это. Он действительно избегал повторения одних и тех же ошибок дважды.

— Подожди секунду, — попросила я, прерывая женщину, которая пыталась объяснить какой-то сбой в системе, который замедлял ее отдел. В любом случае, это звучало как фальшивая история, предназначенная для того, чтобы заставить его лично прийти к ней в офис. — Ты отправил меня на охоту за диким бананом, когда у тебя был все это время свой?

Брюс очистил банан и откусил кусочек, что, я была почти уверена, не должно было выглядеть так соблазнительно, но это заставило тепло разлиться и пузыриться под моей кожей еще быстрее. «У него такие красивые зубы. Ах, а эти губы…»

— Я должен был убедиться, что ты сможешь достать мне что-нибудь съедобнее, чем огурец, который ты принесла мне вчера.

— Он был еле зеленоватым. Если ты подумал, что это огурец, тебе нужно проверить зрение.

Я чувствовала, что все в комнате смотрят на нас с шокирующим удивлением. Единственным исключением была красивая женщина, которая определенно посылала мне предупреждающий, собственнический взгляд в его сторону, на совершенствование которого женщины потратили столетия. Это был взгляд, который говорил: «ты погружаешь свои когти в мой когтеточный столб, сучка, и если ты не отступишь, я выцарапаю тебе глаза».

С усилием я проигнорировала внимание на нас и сосредоточилась на Брюсе. Как бы я ни устала от его отношения, было что-то забавное и захватывающее в попытке идти в ногу с ним. Каждое слово с ним было частью какого-то словесного спарринга, который я не совсем понимала, но обнаружила, что хочу понять.

Тем временем Брюс откусил еще один кусочек банана, тщательно пережевывая его, наблюдая за мной и не обращая внимания на то, что вся комната отдыха смотрела на нас. На самом деле это было мило, насколько он, казалось, наслаждался своим перекусом. В его глазах появился блеск, пока он жевал. Это был взгляд большинства людей, когда они откусывали роскошный, калорийный десерт.

— Мы обедаем с парой важных клиентов. Подгони машину через десять минут, — он доел последний кусок и бросил кожуру в мусорное ведро, не глядя.

— Ты промахнулся, — сказала я, когда кожура зацепилась за край мусорной корзины и упала на пол.

— Хорошо, что у меня есть стажер, — сказал он через плечо.

Я опустилась на колени, чтобы поднять кожуру перед всеми, кто смотрел на меня со смесью жалости и жестокого веселья. Именно в этот момент я решила, что это не будет односторонней битвой. Он хотел сделать мою жизнь несчастной? Он хотел заставить меня уйти? Тогда я надеялась, что он готов к войне, потому что я собиралась показать ему, что не боюсь ответить.

***

РЕСТОРАН БЫЛ ШИКАРНЫЙ. Я выросла довольно близко к бедным кварталам, поэтому моя линия различия между модным рестораном и нормальным всегда заключалась в том, требовались ли рубашка и приличная обувь. К сожалению, это место было, по крайней мере, на несколько ступенек выше, потому что даже моя деловая одежда казалась слишком простой и дешевой.

Все выглядели богатыми или важными. Богатство практически капало с них, прямо со сверкающих белых зубов, из-за которых мне нужны были солнцезащитные очки, чтобы смотреть прямо на них, — я всегда чувствовала, что у богатых людей что-то в их коже. Вы — то, что вы едите, и я думаю, богатые люди ели так много дорогой пищи, что даже их кожа начала выглядеть по-другому.

Я заметила, что у Брюса тоже была хорошая кожа. Хорошая, для робота. Наверное, мне не стоило удивляться. Он был так четко организован, что, вероятно, никогда раньше не касался лица немытыми руками. Мне захотелось швырнуть в него картошкой фри во время этого обеда, но что-то подсказывало мне, что в этом месте не подают картошку фри. Я, вероятно, собиралась в конечном итоге гонять по всей тарелке самую маленькую порцию утиной печени в мире, пытаясь не блевануть в течение часа.

Нас усадили за столик в углу, немного в стороне от остальной обеденной толпы. Место не было полностью заполнено, но каждый сотрудник суетился по залу с кажущейся срочностью, как будто весь ресторан был переполнен.

— Может быть, твои важные деловые партнеры тебя подвели? — сказала я, когда мы сели.

— Мы приехали рано. На пятнадцать минут.