Никогда не было, но вот опять. Попал 3 (СИ) - Богачёв Константин

— А почему «Пшено»?

Сухарев растерянно посмотрел сначала на монументального помощника исправника, затем на ждущего его ответа Жернакова и ответил:

— Присказка у меня такая.

— Понятно. А известно ли тебе, господин «Пшено», что в городе случилось пока ты в кутузке отсиживался?

Тот снова посмотрел на Граббе и хрипло произнес:

— Известно.

— Тогда благодари бога и городового, что тебя в тюрьму свёл. Иначе бы уже похоронили тебя, как твоих дружков. Кстати как их звали?

— Гуня, Бобырь и Сом. — ответил Сухарев и судорожно сглотнул.

— Вот видишь. Они в могиле, а ты хоть в камере, но живой. Так что давай рассказывай.

— Чего рассказывать?

— Да все рассказывай. — Жернаков поощрительно улыбнулся. — Главное не ври и не умалчивай.

Видя, что тот не знает с чего начать, предложил:

— Расскажи для начала, сколько вас было у покойного Голована.

— Со мной семеро. Но Гуня говорил, что еще пятеро по тайге шарятся, золотничников грабят. Главного у них вроде Рябым кличут.

— А вы семеро значит в городе шустрите. И кстати, где остальные трое? — спросил Жернаков.

— А их куда-то Голован отправил.

— И куда же?

— Я точно не знаю, но Гуня говорил, что в какую-то деревню поехали разборки со старателями учинять.

— Кто поехал и в какую деревню?

— Дак Филин с Хрипатым и Килой поехали, а в какую деревню я не знаю, Гуня ничего не говорил. Может и сам не знал.

Жернаков задал еще несколько уточняющих вопросов, на которые сиделец отвечал с большой охотой, видимо сильно Лежнёва опасался. Но ничего существенного узнать больше не удалось. Сам Сухарев в головановской банде недавно и ничего особого ему не поручали, присматривались. А привлек его Гуня — Гундарев Еремей, который и сам был в банде на вторых ролях.

Жернаков еще некоторое время помучил арестованного вопросами, но тому добавить к ранее сказанному было нечего. Граббе, с интересом следивший за допросом «Пшена», по знаку Жернакова вызвал из коридора урядника и отправил сидельца снова в камеру. Когда за ними закрылась дверь, он спросил:

— Ну что Паша? Появилась у тебя зацепка или все впустую?

— Рано еще. Вот посмотрю, что помощники мои нароют, тогда и версии строить будем. Ты можешь своим поручить про Филина с подельниками узнать, куда они после смерти Голована подевались?

— Хорошо. Ты заходи ко мне домой вечером. Посидим, пивка попьем, опять же Марья Сергеевна будет рада с тобой увидеться.

— Давай завтра часиков в шесть. К этому времени твои про головановских узнают, мы чего-нибудь выясним, вот и поделимся информацией.

— Завтра так завтра. — согласился Карл Оттович.

Глава 5

Вечером, сидя за столом в трактире, не спеша ужинали втроем и делились информацией добытой за день. Первым докладывал Кузнецов:

— Ничего существенного узнать не удалось, обычные домыслы и слухи. Хотя из этой пустопорожней болтовни можно выделить два интересных момента. В пивнушке один завсегдатай вещал, что некий Дермидонт, его собутыльник, под большим секретом ему рассказал, что в городе появился новый «Иван» по кличке Сивый. Я этого пьяницу угостил и расспросил, где мне того Дермидонта разыскать. Он дал адрес, но сказал, что Дермидонта сейчас в городе нет. Мол уехал Дермидонт не то в Бийск к родне, не то еще куда. На мой вопрос, почему он из города уехал, пьяница поведал, что напугал его этот Сивый, сильно напугал вот, мол, он и сбежал.

— Сивый говоришь? Сивый…, Сивый. Что-то в местной полиции про этого Сивого ничего не известно. Хорошо бы с этим Дермидонтом поговорить. Фамилию его узнал? — уточнил Павел Кондратьевич.

— Узнал. — засмеялся Кузнецов. — Хренов его фамилия. Дермидонт Хренов.

— Во как! — захохотал Морозов. — Повезло человеку и с именем, и с фамилией.

— Я ходил к нему домой. Дом заперт. Соседи говорят, что действительно уехал из города этот Дермидонт.

— Расспросил, что он за человек? — задал вопрос Жернаков.

— Конечно. Не лестно о нем соседи отзываются. Отец его купцом был. Умер года два назад. Вот с тех пор и пьёт Дермидонт. Наследство пропивает, а еще с местным ворьем якшается, вроде как с детства с ними знаком. Рассказывают, подрался недавно с некими Гирей и Худым, так их всех городовой Горлов арестовал. Правда на следующий день Дермидонта отпустили, а Гирю с Худым вроде уже по этапу отправили.

— С городовым встретился? — Жернакову нужны были все подробности.

— Да в той одежке как-то не с руки было с городовым разговаривать. Решил до завтра отложить.

— С городовым сам поговорю. Что ещё удалось узнать?

— По нашему делу ничего, но вот в трактире, один ямщик рассказывал, что нынешней весной познакомился с коллегой из Тюмени по фамилии Сундуков. Так этот Сундуков якобы возил каких-то иностранцев в одно из местных сел, кажется, оно Сосновкой зовется. А иностранцы, оказываются, приезжали к деревенской знахарке и что-то у той знахарки купили за большие деньги, не то эликсир молодости, не то лекарство от чахотки. А знахарка та ведьмой оказалась, живого покойника им показала и на самих порчу навела.

— Постой, постой! — вмешался Морозов. — Уж не про итальянцев ли ты рассказываешь? Жили тут по весне в гостинице двое. Навигации дожидались, сначала все коньяк да вино пили, но потом водкой и даже самогонкой хорошо разговлялись. Опять же у мадам Щукиной отметились. Помнят их мамзельки, особенно одного. По русски ни бум-бум, но до мамзелей сильно был охоч.

— Итальянцы? — удивился Павел Кондратьевич. — Далековато, однако, забрались. Забавно, но к нашему делу это не относится. Что еще нарыл?

— Да ничего особенного, разве что рассказала мне мадам Щукина про Гуревича Михаила — местного ювелира и сестрицу его Серафиму, которые какую-то «шантану», хотят учредить. Девок набирают, плясать их учат, но платят хорошо. Девки и рады стараться. Ноги, мол, выше головы задирают и визжат. Кобылы стоялые! У нее двух самых молодых мамзелек сманили. Вот те и рассказали подружкам, что там творится.

— Всё это конечно интересно, но какое отношение эти пляски к нашему делу имеют?

— Скорее всего никакого, но ты сам говорил, чтоб обращали внимание «на все, что последнее время выбивается из унылого однообразия жизни в маленьком городке». — процитировал начальника Пахомий. — Вот мы и стараемся.

— Ишь запомнил. А вот к ювелиру ты, пожалуй, загляни. Разведай, что и как, поговори с кем сможешь, особенно постарайся с племянником его потолковать.

— Про девок что ли разузнать?

— Ну, про девок ты для себя узнавай, а для дела постарайся про охранника ювелирной лавки вызнать. Сомов его фамилия. Убили его недавно.

Павел Кондратьевич оглядел подчиненных начальственным взором и довел до них информацию о барнаульских делах.

— Ни хрена себе! — поскреб пятерней затылок Морозов. — Круто дела у них тут завернулись. Ладно, попробую я вокруг этого Гуревича пошерстить, может что и нарою.

— А ты, Петр, продолжай начатое и оба постарайтесь узнать, кто в последнее время большие деньги тратил. У Голубцова кроме золотых монет еще изрядную сумму в ассигнациях забрали. Хотя маловероятно, но вдруг тратить начнут. Всё след.

— Паша, насчет Сивого. Помнишь года два назад некто Сивцов Парамон заявлял на Хрунова, что тот у него незаконно прииск на речке Старой отжал. Вроде сначала взялись разбираться, а потом стараниями Хрунова дело замотали, да и сам заявитель куда-то делся. — Кузнецов задумчиво наморщил лоб и продолжил. — Может Сивый это Сивцов и есть, заматерел, шайку сколотил и с Хруновым да Голубцовым счеты сводит.

— Что-то я не помню этого дела. — Жернаков недоумевающе посмотрел на подчиненных.

— Так где тебе помнить! Ты же тогда в отъезде был. В столицу мотался, в Санкт-Петербург. — пробасил Морозов. — Месяца три с лишним тебя не было. Вот и пропустил.

— Понятно… — протянул Павел Кондратьевич. — А версия твоя, Петруха, за уши притянута, но пока у нас ничего лучшего нет, будем и её проверять.