Александрия-2 - Дмитрий Барчук

– Догадываюсь. Но при чем здесь церковь?

– Люди, организовавшие эту травлю, пытаются силой и угрозами запугать меня, чтобы я на основании доверенности, выданной мне Михаилом Ланским, переуступил им его и свои акции. После этого меня убьют, святой отец.

Лицо архимандрита сделалось серьезным.

– И вы просите защиты у святой церкви, не так ли? – сделал заключение священник.

– Нет, святой отец, смерть меня не страшит. Деньги не принесли мне счастья. Но я не хочу, чтобы они достались нечестным людям. Я намерен пожертвовать все свое состояние и то, что доверил мне мой друг, Русской православной церкви.

Архимандрит не знал что ответить.

– Вы хотите столкнуть лбами православную церковь и российскую власть? Ваше стремление греховно и кощунственно. Церковь не примет такого данайского дара! – подумав, огласил свой вердикт отец Олег.

Но Неклюдов не собирался сдаваться.

– Я бы на вашем месте не спешил с выводами, ваше высокопреподобие. Кроме акций холдинга, мне еще принадлежит химический комбинат в Израиле, стабильно работающее и высокодоходное предприятие. На моих личных счетах тоже немало денег. А что касается российского нефтяного холдинга, то там вообще десятки миллиардов долларов! Подумайте: сколько благих дел может совершить церковь на эти деньги! Восстановленные храмы, новые семинарии… Мне ли вам об этом говорить! А какая этому альтернатива? Новые счета в швейцарских банках очередных приближенных к власти олигархов, дворцы и виллы новых русских богачей, суета и разврат. Либо эти деньги употребятся на богоугодные дела, либо они пойдут дьяволу! Выбирайте!

Архимандрит перекрестился.

– Я знаю, что это вопрос не вашей компетенции, – продолжил посетитель. – Но очень прошу вас: не затягивайте, а срочно доложите об этом по инстанции. Митрополиту, патриарху, кому угодно. У вас двадцать часов на все. Нынешней ночью я должен знать ваш ответ. Просто позвоните мне по мобильному телефону и скажите: да или нет. Подробно ни о чем не распространяйтесь. Мой телефон прослушивается. В случае положительного решения вопроса я вас буду ждать завтра в десять часов утра в Тель-Авиве у своего нотариуса вот по этому адресу.

Он положил на стол перед главой миссии еще одну визитную карточку.

– Но запомните: у вас должны быть с собой все документы для совершения сделки. Другой возможности может не быть. Мне надо еще постараться дожить до этого часа.

Глава 3. Корону – за любовь

Томск. Октябрь 1858 года

Он даже не заметил, как коляска въехала в город. Тайга неожиданно расступилась, и они оказались на самой вершине холма, откуда открывался замечательный вид.

Нудный осенний дождь, сопровождавший их от самого Мариинска, неожиданно кончился. Из‑за туч выглянуло солнце. Оно уже клонилось к закату, чтобы скрыться за лесом на другой стороне реки. Но пока одаривало скупым осенним светом раскисшую от бесконечных дождей сибирскую землю.

Серая лента реки, причудливо изгибаясь вокруг крутого берега, на который выехали путники, поблескивала в лучах заката.

– Знатная река. Больше Чулыма, – произнес старец.

– Видели бы вы, как Томь разливается весной. Всю пойму затопляет. Настоящее море, – добавил купец.

Федор Кузьмич задумался. Видать, вспомнил, как двадцать с лишним лет назад он с партией ссыльных проезжал через эту реку. Только тогда была зима, сани скользили прямо по льду. Заметала поземка, и подъезда к городу он не разглядел. Теперь же он возвращался назад, на запад. Позади трехдневная тряска по осенней распутице и дорожным ухабам. Дорогу он перенес тяжело – годы все же берут свое.

Он увидел купола церквей – и сердце его забилось сильнее обычного, и на глазах откуда ни возьмись появились слезы.

– Это мое последнее пристанище! – произнес старец, глядя на лежащий у его ног город.

– Полноте, Федор Кузьмич, – поспешил приободрить его Хромов. – Мы с вами еще и в Москву, и в Киев, и даже в сам Санкт-Петербург поедем. Какие ваши годы!

Старик не стал с ним спорить. Он уже знал все наперед.

Коляска медленно сползла с горы и выехала на главную улицу. За десятилетия таежной жизни старец отвык от городской суеты и сейчас, не переставая, вертел головой из стороны в сторону.

Все ему было в диковинку. И крепкие бревенчатые дома, и каменные здания, и торговые ряды со всевозможными товарами, и непролазная грязь на улицах.

А Хромов, довольный произведенным на старца эффектом, был рад стараться и все больше нахваливал Томск.

– На этой улице проживают самые богатые купцы. Толкачевы, Некрасовы, Тецковы… Я по сравнению с ними – голь перекатная. Ее прозвали Миллионной. А впереди Торговая площадь или, как ее теперь еще называют, Иверская. Нынче архиерей освятил здесь Иверскую часовню. Говорят, она точь-в‑точь такая же, как в Москве у Кремлевских ворот. Поставлена в честь солдат Томского гренадерского полка, погибших в Крымскую кампанию.

Старец слушал своего провожатого вполуха и любовался позолоченными куполами собора.

– Как называется сей храм?

– Богоявленский, – охотно пояснил Хромов. – Эта церковь построена еще в прошлом веке. А прежде на этом месте стояла деревянная. А было это два с половиной столетия назад. Вот как!

Тем временем коляска выехала на площадь, и старец изумился еще более, когда увидел настоящие европейские здания.

– Здесь у нас размещается магистрат, главное пожарное депо и городское полицейское управление, – пояснил неугомонный Хромов.

Но Федора Кузьмича более всего поразила вывеска «Сибирский общественный банк», красовавшаяся на здании с колоннами.

– А этот мост построен по проекту нашего старого знакомого – Гаврилы Степановича Батенькова. Еще до восстания декабристов, когда он служил в Томске окружным путейским начальником. Помните, я его как-то привозил к вам на Красную Речку?

Тем временем коляска пробиралась через торговую площадь. Владельцы лавок сворачивали торговлю, убирали товар в лабазы. Навстречу попадались грузчики с тяжелыми тюками и мешками, нищие в надежде чем-нибудь поживиться. Очень много было пьяных. Отовсюду слышалась площадная ругань.

Хромов заметил, что приезжему неприятно наблюдать эти проявления низменных человеческих инстинктов, и, пытаясь хоть как-то сгладить неприглядное впечатление, сказал:

– Мне самому толкучий рынок не по душе. Жене и дочери я вообще запретил здесь появляться. Но ничего, сейчас на Юрточную гору поднимемся, и считай уже дома.

Миновав почтовую контору, они добрались до великолепного здания, своей богатой архитектурой и отделкой в стиле ампир во много раз превосходящего магистрат.

– Это дом Ивана Дмитриевича Асташева, самого богатого в здешних местах золотопромышленника, – с почтением пояснил Хромов. – Он в городе самый уважаемый человек. Все к его мнению прислушиваются. Даже сам губернатор.

Повернув налево за угол великолепного сооружения, коляска проехала два квартала и остановилась возле добротного бревенчатого дома.

Завидев в окно хозяина и долгожданного гостя, на улицу вывалились все хромовские домочадцы – жена и дочь и дворовые люди.

– Милости просим в дом, Федор Кузьмич, – пропела хозяйка. – Мы вас уже и заждались. Все глаза на дорогу проглядели. Комнатку вам во флигеле приготовили. Уютная, опрятная. Вам понравится.

Старец улыбнулся купчихе любезно, а на Хромова цыкнул:

– Ты же знаешь: я не люблю людей стеснять.

– Побойтесь Бога, Федор Кузьмич, – запричитал хозяин. – Разве вы можете кого-нибудь стеснить? Флигель у нас все равно круглый год пустует. А еще у меня заимка есть, в четырех верстах отсюда. Красивейшее место! Родник там бьет с целебной водой. Вот по весне я вам там келью и поставлю. Вы еще сто лет проживете. Помните, как в Библии сказано: прежде люди и по триста лет жили. Ибо святы были. А вы, Федор Кузьмич, в своей святости им не уступите.

С такими разговорами они вошли в дом.

– Значит, уехал Гавриил Степанович отсель? – переспросил Хромова старец, когда они на следующий день завели разговор об известных жителях губернского города.

– Уже два года как уехал. Говорят, в Калуге теперь живет, – пояснил хозяин дома.

– Жаль. Интересный был собеседник, – удрученно вздохнув, вымолвил гость.

– Да не переживайте вы так, Федор Кузьмич! – успокоил его купец. – Грамотных людей в Томске много. Вон на Воскресенской горе купил дом один ссыльный. Сказывают, во французской революции участвовал, а когда в городе Дрездене провозгласили республику, его даже избрали вице-президентом. Только потом три государства приговорили его к смертной казни: Пруссия, Австро-Венгрия и наша империя. Но ничего, живой, как видите. Даже жениться собирается. Бакунин его фамилия. Может, слышали?