Увеселительная прогулка - Вальтер Диггельман

— Я с ней обошелся так же, как она с моим приятелем.

— Она страдала оттого, что ты ее бросил?

— Конечно.

— И тоже грозила покончить с собой?

— Ну ясно.

— И может быть даже, какая-нибудь приятельница сказала ей: так дорого этот тип не стоит?

— Этого я не знаю…

— Ты ведь слышал, как и все мы, что Рут пропала. И конечно, тоже над этим задумывался?

— Не особенно.

— Но послушай, Оливер, неужели тебя не волнует, что девушка, с которой ты когда-то был близок, пропала, может быть, даже погибла?.. — спросил Эпштейн.

— Конечно, я думал о том, что бы с ней могло случиться…

— А что с ней могло случиться? — спросил Зайлер.

— Какое-нибудь несчастье, может быть, — ответил Оливер.

— У Рут были связи и со взрослыми мужчинами? — допытывался Зайлер.

— Наверняка.

— Могло ли произойти то, что предполагает ее отец?

— Что она пошла с каким-то типом, а он ее убил? — спросил Оливер.

— Да.

— Не исключено.

— Но ты как будто в это мало веришь, — сказал Эпштейн. — А что предполагаешь ты?

— Может быть, она раньше времени пошла купаться — сразу после обеда.

— Она ушла из дому спустя час после обеда, — возразил Зайлер.

— А может, она встретилась с человеком, которого когда-то обманула.

— Ну и что?

— Может, у них вышла ссора.

— Мать Рут сообщила, будто Рут сказала ей, что собирается встретиться с одним молодым человеком и покататься с ним на моторной лодке, — уточнил Зайлер.

— Могло быть и так. Рут, конечно, всегда выбирала себе ребят побогаче.

— А ты знаешь, у кого из ваших ребят родители имеют моторную лодку?

— Точно не знаю. Но вроде бы человек семь или восемь могу назвать.

— У твоего отца тоже есть моторная лодка, — сказал Эпштейн.

— Вот это хохма! — отозвался Зайлер. — Давно такой не слышал.

— У меня создается впечатление, что диалог между господином Зайлером и вашим сыном постепенно соскальзывает куда-то не туда, — вмешался Кремер.

Зайлер ответил:

— Это был бы не первый случай в криминалистике, когда журналисты оказываются проницательнее, чем полиция.

А Оливера он спросил:

— Что бы ты подумал о своем товарище, который надругался над такой девушкой, а потом убил ее?

— Не знаю, — ответил Оливер.

— Ты нашел бы для него оправдание?

— Может быть!

— Я полагаю, на сегодня хватит, — неожиданно резко заявил Эпштейн.

— Извини, — сказал Зайлер, — но мне кажется, твой Оливер незаурядный парень. Если он не станет журналистом…

20 августа, 10 часов 30 минут

ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЭПШТЕЙНА

— Все дело в том, что нам с тобой не надо было вступать в брак, — сказала Сильвия.

— Не говори ерунды. Это же просто ребячество — после семнадцати лет совместной жизни вдруг заявить: нам не надо было вступать в брак.

— Я не хотела этого.

— Я хотел!

— Почему ты на мне женился?

— Предположительно — из любви.

— А я вышла замуж с перепугу.

— Этого ты мне семнадцать лет назад не сообщила.

— Зато теперь я это знаю.

— А я знаю кое-что другое.

— Что именно?

— Все дело в человеке по имени Тобиас Петерман. Мне мало что о нем известно, слухи на его счет ходят разные, так что толком я ничего не знаю. Говорят, будто он из богатой семьи, уже два раза был женат, имеет возможность держать фотоателье для манекенщиц, любит дорогие спортивные машины, например «феррари»… Так говорят… Тебе известно больше. Я же знаю только одно: как-то раз в Безацио этот человек встретился с женщиной по имени Сильвия Эпштейн, излил ей душу, сообщил о намерении покончить с собой…

— Замолчи! — крикнула Сильвия.

— Почему ты зажала уши?

— У нас и без него бы все разладилось.

— За неделю до того, как этот Тобиас подкатил в своем «феррари» к нашему дому в Безацио, там были я и Оливер. Те два дня — суббота и воскресенье — вспоминаются мне совсем иначе. Никакого разлада не было. Никаких симптомов кризиса. Совсем наоборот; впервые за долгие годы ты снова объяснилась мне в любви.

— Так это же было… я же думала… Ты просто не понимаешь. Да, я объяснилась тебе в любви, потому что не хотела мириться…

— С чем?

— С тем, что у меня не осталось никаких чувств… к тебе. Я до смерти испугалась, когда вдруг поняла, что между нами все может кончиться.

— О’кей. Другими словами, пока ты не обеспечила себе тыл, ты не давала мне почувствовать и тени сомнения.

— Что значит «обеспечила тыл»?

— Пока ты более или менее не уверилась в своем новом сожителе… Наверно, ужасно трогательно, когда сходятся два таких несчастных человека, к тому же еще мужчина и женщина. Можно броситься друг к другу в объятия, выплакаться — ведь оба такие непонятые, разочаровавшиеся в семейной жизни, такие неудачники…

— Такого циника, как ты, я еще не встречала.

— Ты вообще мало кого встречала.

— Откуда тебе все это известно?

— Господи, да если я чему и научился в жизни, так это искать и вынюхивать…

— У тебя есть частный детектив…

— Ерунда. Вспомни наших друзей в Безацио. Они сразу обо всем прознали. И о том, что ты не раз оставляла Оливера на ночь одного, о том, что эти ночи ты проводила со своим Тобиасом в Асконе… Мне известно даже, сколько ночей ты провела с ним с тех пор, как вернулась сюда.

— Ты шпионишь за мной!

— Если бы я это и делал, ты бы все равно не имела права так вызывающе держать себя со мной. Как подумаю, что мое место должен занять ярко выраженный психопат…

— Ты оскорблен.

— Конечно, оскорблен. Семнадцать лет супружества с тобой были нелегкими. Ты уже три раза убегала. Один раз вернулась беременная. И я никогда ни в чем тебя не упрекал.

— Зато теперь ты выложил мне все сразу, именно теперь, когда ты знаешь, как это у меня серьезно, когда я наконец вполне искренна с тобой и тверда в своем решении… Что ты намерен предпринять?

— Для начала поеду в Париж. На несколько дней.

— Какие у тебя дела в Париже?

— Надо кое-что провернуть для газеты. Кроме того, повидаю Готфрида. У него и остановлюсь.

— Ты сказал — на несколько дней?

— Может, я пробуду там неделю. Пока точно не знаю.

— Ты уезжаешь из-за меня?

— Нет. Но на расстоянии в несколько сот километров мне легче будет обдумать создавшееся положение. А какие планы у тебя?

— Я думаю, мы разъедемся и разведемся.

— Уложи мне средний из моих чемоданов. Я поеду трансъевропейским экспрессом. А сейчас мне надо в редакцию.

20 августа, 13 часов 30 минут

КАБИНЕТ ЭПШТЕЙНА

— Теперь ты убедился, что я прав? — спросил Зайлер.

Эпштейн ответил:

— Но я ведь не возражал против этого материала.

— Продали на двенадцать тысяч экземпляров больше, — торжествовал Зайлер.

— А ты уверен, что мы на правильном пути?

— Не понимаю тебя…

— Я еще раз перечитал твою статью.

— И что?

— Звучит убедительно.

— Так и должно быть.

— Но в сущности, ты ведь все взял с потолка.

— Я строго придерживался фактов, которые стали мне известны.

— Да, от родителей пропавшей…

— И от твоего собственного сына…

— Но впредь будь сугубо осторожен.

— Я всегда осторожен.

— Оливер иногда прямо-таки пугает меня своей буйной фантазией.

— Оливер обещал сегодня после школы свести меня кое с кем из своих товарищей.

— Я тебе говорил, что сегодня уезжаю в Париж?

— Да, говорил.

— Не знаю, сколько я там пробуду.

— Мы справимся и без тебя.

— Не сомневаюсь. Я бы только хотел, чтобы ты не забыл о нашем уговоре.

— Я же не идиот, не собираюсь копировать «Экспресс».

Пауза.

— Что я тебе еще хотел сказать, — начал Зайлер. — Звонили из полиции.

— Вот как?

— Шеф уголовной полиции выразил нам благодарность.

— Поздравляю.

— Сегодня рано утром водолазы начали обшаривать дно озера.

— Почему дно озера?

— Я предполагаю, что девушку убили и тело бросили в озеро.

— Не слишком старайся для полиции, — предупредил Эпштейн. — Ты меня извини, мне нужно еще кое-кому позвонить… по личным делам.

20 августа, 13 часов 30 минут

ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЭПШТЕЙНА

— Ты читала статью в «Миттагблатте»? — спросил Оливер.

— Какую статью? — спросила Сильвия.

— Сама знаешь какую.

— По-моему, мерзкая стряпня.

— Почему?

— Надо же, чтобы такие происшествия печатала газета, где твой отец — главный редактор.

— Ты просто настроена против папы.

— Не говори глупостей!

— А по-моему, история первый сорт.

— Этот Зайлер — вот кого я действительно не люблю, — он же все высосал из пальца.

— Не скажи…