По прозвищу «Царь» - Денис Целых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поспрашивайте его, но не слишком жестко, ладно?
Потом возвращаюсь к Саше:
– Давай, иди. Тебя ждут.
– Нет, не пойду. Я ничего не знаю. Я не могу. Мне стыдно.
И – ни в какую. Но, в конце концов, получается его уговорить: «Все, прекращай спорить, иди. Там к тебе будут благосклонны. Если что, помогут ответить». Силой заталкиваю Сашку за дверь и еще потом ногой держу ее, чтобы он не вздумал убежать обратно.
Через 20 минут выходит счастливый:
– Спасибо, Владимирыч. Все нормально.
Потом я помогал Саше и в институте физкультуры, куда мы его устроили на следующий год. Впрочем, к Мостовому преподаватели относились доброжелательно – все-таки он был действующим спортсменом.
На поле Сашу выделяла непредсказуемость. Было ощущение, что он сам не знает, что вытворит в следующую секунду. Но эта импровизация позволяла ему оставлять не у дел соперников одного за другим. Конечно, на тренировках Олег Иванович был требовательным. Если Мостовой обижался на что-то, мне приходилось втолковывать нашему новичку, как надо реагировать:
– Пойми, это же главный тренер. Ты обязан его слушаться. Романцев для твоей же пользы все делает. Если он тебе ничего говорить не будет, кто тогда скажет?
Через год Мостовой оказался в «Спартаке». Первым туда отправили Кулькова, но потом его попросили поменять на Сашу. Лично мне очень не хотелось расставаться с нашим талантливым парнем. Мы с ним столько работали вместе, что фактически сжились. Он мне был как сын.
Саша и сам не хотел уезжать. У нас в команде была отличная обстановка, дружная. Все друг другу – словно родственники. Мы жили на базе в Серебряном Бору, числившейся за горкомом партии. Прекрасное питание, свежий воздух, уютные номера. Мы часто собирались вместе. Это сближало. Я, как начальник команды, старался поддерживать теплую атмосферу. Такой обстановки, какая была в «Красной Пресне», я потом нигде не встречал.
Поэтому Мостовой и не хотел уезжать. Переживал, что в «Спартаке» у него не сложится. Опять же, меня там не было. Саша очень боялся, что будет в новой команде одиноким. Приходилось опять беседовать с ним, уговаривать.
Почему я сразу установил над Сашей шефство? Во-первых, из-за его характера. Я видел, что он ведет себя очень скромно. Ему было непросто освоиться. А, во-вторых, почти сразу же стало понятно, что Мостовой перспективнейший игрок. О таких ребятах надо заботиться по-особенному, чтобы талант не оказался зарытым в землю.
Если Саша был неправ, я ни в коем случае не повышал на него голос. Наоборот, старался логически объяснить, почему он ошибается. Иной раз пойдем с ним куда-то вдвоем, я обниму его и говорю:
– Саш, ну вот тут ты ошибаешься. Давай лучше сделаем по-другому.
Мне удавалось его убеждать. Сначала он молчал, слушал, а потом говорил:
– Да, Владимирыч, ты прав.
А вот заставить его извиниться было очень тяжело. Характер у Сашки все же крайне непростой. Но я считаю, что наибольших успехов в этой жизни достигают как раз такие люди, которые могут отстаивать свою точку зрения, а не стоят по стойке смирно. Но парень он порядочный.
При этом у Саши всегда все было в порядке с дисциплиной. Он неукоснительно соблюдал режим. В этом плане у него не возникало никаких проблем.
Когда Саша перешел в «Спартак», я продолжил заочно его опекать. Старался держать над ним шефство вплоть до момента, когда он уехал за границу.
Помню, как доставали ему машину – за победу в чемпионате-1989. Мы получили очередь через Главное управление торговли, и предстояло выкупить автомобиль. Ехать нужно было в Южный порт. А там у меня имелись связи. Я приехал еще до открытия, зашел через служебный вход, пробежался по нужным людям и урегулировал все вопросы. Оставались пустяковые моменты.
А у дверей стояла толпа – ждала открытия. Надо было подниматься по широкой лестнице на второй этаж – занимать очередь в окошки. И там, в числе прочих, стоял Сашкин отец – Володя. Я сел на диванчик и смотрю на них сверху через окно. И вот – народ запускают. Вижу картину: толпа несется по лестнице, а впереди отец Сашки. Но толпа сзади уже начала его догонять. И он тогда делает разом две подсечки – справа и слева. Народ валится с ног, возникает натуральная свалка, а он летит вперед. Я же смотрю и улыбаюсь:
– Куда бежишь, Володь?
– Как куда?
– Не переживай, я уже решил все вопросы. Все уже давно оформлено.
…Когда Саша уехал в «Бенфику», я продолжал с ним перезваниваться. В 1993 году он мог вернуться в «Спартак», но в итоге оказался во Франции, в «Кане».
А в 1999 году, когда у Саши возникли разногласия с Романцевым, тренировавшим сборную России, я постарался стать связующим звеном. Рад, что мне удалось сгладить ситуацию. Начальник команды обязан заниматься и такими вещами. Все конфликты должны по возможности улаживаться.
Считаю, что заграничная карьера Саши сложилась неплохо. Я всегда следил за ним. Жаль только, что закончил он свой полет из-за этого нелепого конфликта в сборной…
Глава 4. Такой разный Романцев
«…Посмотришь, допустим, в столовой на тренерскую тарелку: «О, Олег Иваныч, у вас, я смотрю, борьба с весом». А он в ответ: «Посмотри, что Шалимов ест».
Эту главу я хочу целиком посвятить Олегу Ивановичу Романцеву – человеку, благодаря которому я состоялся как игрок. Именно он разглядел во мне потенциал и дал шанс – а шанс в этой жизни значит очень многое, именно он научил серьезно относиться к футболу, именно его я могу назвать своим тренером – тренером, который не мешал, а, наоборот, помогал мне раскрываться.
Многие говорят, что за 15 лет тренерской карьеры Романцев кардинально изменился. Возможно, это и так. Но люди, которые осуждают и критикуют его, не понимают, какой это стресс – тренерская работа. Когда каждый твой шаг обсуждается миллионами. Когда любая ошибка смакуется недоброжелателями. Когда, наконец, ты тренируешь такую команду, как «Спартак».
Со стороны всегда легко рассуждать. А представьте себя в его шкуре и поживите так, как жил он. Уверен: тогда у вас будут совсем иные мысли и ощущения. Возможно, другой на его месте вообще бы не выдержал. Представьте: на протяжении 10 лет быть тренером «Спартака» и национальной сборной: сколько критики, сколько проблем, сколько переживаний. Говорили, что Романцев снимал накопившуюся моральную усталость алкоголем. Ну а как без этого? Известным людям жизнь и работа даются вдвойне тяжелей, потому что на них все время смотрят по-особенному, словно под микроскопом. Если тебя никто не знает, ты пройдешь мимо, на тебя и не взглянут. А если ты человек известный, долго будут глазеть вслед и шушукаться.
Романцев у каждого свой. У меня тоже. Специально делаю здесь акцент, потому что многие футболисты, читая эту книгу, возможно, со мной не согласятся. Они могли застать другого Романцева и думают: Мостовой неправ.
Но мне Олег Иванович запомнился человеком, который уважал игроков. Я почувствовал это уважение с первых же дней, хотя пришел в «Пресню» 16-летним пацаном. Казалось бы, кто я – простой парень непонятно откуда, и кто Романцев – совсем еще недавно капитан «Спартака», игрок сборной. Он мог меня не замечать. Мало ли таких пареньков? Сегодня один, завтра другой. Но Романцев никогда не относился ко мне пренебрежительно. Наоборот – всегда здоровался, подсказывал, помогал.
Да, в работе он был строгим. Но в жизни меня привлекали его открытость и веселость. Таким он был не только в «Пресне», но и в «Спартаке», команде совершенно иного уровня. Где бы мы ни находились – в столовой ли, где еще, – свободное время у нас всегда протекало в шутках, со смехом. Иным тренерам слова лишнего сказать не можешь – боишься. Тем более если люди не понимают шуток. Романцев же отличался великолепным чувством юмора.
Предположим, обед в Тарасовке. Стол, где сидела наша четверка, соседствовал с романцевским. А как обычно бывает в таких случаях? Игроки прибегают, как можно быстрее едят, чтобы не мозолить тренеру глаза, и мигом обратно. Мы же никуда не торопились и спокойно могли переброситься с Романцевым парой шуточек. Посмотришь, допустим, в столовой на тренерскую тарелку:
– О, Олег Иваныч, у вас, я смотрю, борьба с весом.
А он в ответ:
– Посмотри, что Шалимов ест.
Нет, дистанция, безусловно, существовала, но отношения все же были доверительными.
Я уже упоминал, что Романцев относился ко мне по-особенному. Изучив мой характер, он понял, что кричать на меня нельзя – это пойдет только во вред. Я с детства не любил, когда на меня повышали голос. Если это делали сверстники – сразу лез в драку. Если взрослые – обижался. Романцев запомнил эту особенность моего характера. Он был превосходным психологом и прекрасно понимал, что к каждому человеку нужен свой подход. На кого-то накричишь, и пойдет на пользу. А я, если мне говорили что-то в резкой форме, играл только хуже.
При этом я видел немало случаев, когда Романцев кричал на других футболистов. Валерку Карпина, когда он только пришел в «Спартак», Иваныч едва ли не на каждом разборе долбил – за то, что он неправильно открывался, бежал не туда, куда нужно. Зато потом Карп стал футболистом европейского уровня.