Пушкин в 1937 году - Юрий Молок

Народы Советского Союза готовятся достойно отметить столетие со дня смерти великого русского поэта А. С. Пушкина.

И это вполне естественно, ибо для миллионов граждан нашей замечательной родины, в том числе и для меня, А. С. Пушкин особенно дорог тем, что он дал непревзойденные образцы поэтического творчества, что все его творения проникнуты великой народностью, что он ясен, прост, искренен и доступен самым широчайшим массам.

Советские поэты работают над формой и содержанием своих стихов, и, предъявляя к ним определенные требования, мы невольно сравниваем их произведения с лучшими образцами пушкинских стихов. Мне хочется пожелать, чтобы в своей работе наши советские поэты исходили из необычайной ясности форм, чистоты и искренности пушкинских творений и чтобы их творчество хотя бы приблизительно напоминало пушкинское!

Недавно вышел седьмой том Полного собрания сочинений А. С. Пушкина в издательстве Академии наук. Книга произвела на меня гнетущее впечатление. Многословные комментарии пушкинистов буквально забивают самого Пушкина.

Это с одной стороны. С другой — нельзя не удивиться тому, что сейчас, почти накануне юбилея, издательство Академии наук выпускает только седьмой том его сочинений. Когда же будут остальные?

Пушкин по-настоящему дорог нашему народу. Об этом свидетельствуют огромные массы ценителей и любителей Пушкина, не только читающих его стихи, но серьезно изучающих его творчество. И мне кажется, что в том, что книги выходят крайне медленно, в том, что они выходят не так, как нужно, виноваты живые люди, сидящие в издательствах.

Я говорю это к тому, что, как мне кажется, надо приложить все усилия, пустить в ход все средства для того, чтобы достойно, я бы сказал — с большим величием, отметить замечательный юбилей замечательного поэта.

Пушкинский юбилей — это национальный праздник нашей страны. Пушкина знают, любят и ценят во всех уголках нашей необъятной родины.

Специальный профилактический номер «Крокодила» (1937. № 3).

Обложка Л. Г. Бродаты.

Партия и Советская власть, придающие великому русскому поэту огромное значение, необычайно высоко поднимающие его в глазах народа, требуют от людей, которым поручено руководить организацией празднеств, настоящей работы, настоящей любви к делу, настоящей, подлинной любви к самому поэту.

Мы все знаем, что в ближайшее время будет опубликован конкурс Совнаркома СССР на проект памятника Пушкину.

Не говоря уже о том, что в работе над проектом памятника величайшему русскому поэту должны принять участие буквально все мастера изобразительного искусства и скульптуры, для которых создание достойного памятника поэту является делом чести, доблести и геройства, — в этой работе должна принять участие и широчайшая общественность нашей страны. И не только люди смежных искусств, не только люди, непосредственно связанные с искусством, но и рабочие фабрик и заводов, герои крестьянских полей, которые должны быть втянуты в это дело и которые, несомненно, окажут ему громадную помощь.

Я видел старые памятники Пушкину. Из всех памятников, поставленных в дореволюционное время, лучше всех, разумеется, памятник на Тверском бульваре в Москве. Он прост и монументален. Однако все они, в том числе и памятник на Тверском, не дают ясного представления о Пушкине, его эпохе и его творениях. Надо сказать, что постановление Совнаркома об установке поэту нового памятника, несомненно, чрезвычайно радостное событие.

Каков же он должен быть, этот новый памятник замечательному Пушкину?

Мне кажется, что новый памятник Пушкину должен показать поэта не в его время, а в наши дни. Памятник Пушкину должен изображать самого Пушкина среди народностей СССР.

Вот, собственно, идея памятника.

Пушкин — победитель. Таким он должен быть в памятнике.

Не нервный, уязвленный Пушкин, но спокойный, солнечный, уверенный в счастливом будущем человечества.

Мне кажется, что только таким должен быть памятник величайшему русскому поэту.

Столетие со дня смерти Пушкина — это праздник советской культуры. Огромное значение искусства давно признано в нашей стране, и юбилей гениального писателя явится новым доказательством этого признания.

Разумеется, каждая деталь пушкинского праздника — и в том числе вопрос о памятнике — заслуживает самого тщательного обсуждения, и раньше всего в писательских кругах.

Мы хотим быть в курсе всего, что относится к сооружению памятника Пушкину в Ленинграде. Мы должны и хотим принять участие в обсуждении вопросов о месте и характере этого монумента. Со своей стороны, писатели и литературоведы нашего города — особенно те, кто специально изучал творчество, биографию и эпоху Пушкина, — смогут, мне кажется, оказать существенную помощь скульпторам и архитекторам, на долю которых выпадет честь непосредственного решения задачи.

Задача эта очень сложна. Она не была решена в дореволюционной России. Официальный культ поэта носил характер и официальный и скучный.

Так трудно поверить, что равнодушный памятник Пушкину в Москве сопровождался известным подъемом общественной мысли, вызванным пятидесятилетием со дня смерти Пушкина. Перед нами скорее опоэтизированный чиновник, нежели поэт. Все же статуя на Страстной площади сделана умелой рукой и могла бы быть использована в другом, менее центральном и ответственном, месте.

Этого никак нельзя сказать об очень плохом памятнике на Пушкинской улице в Ленинграде. Беспомощная фигура с неправильными пропорциями, не масштабная по отношению к окружающим зданиям, производит жалкое впечатление.

Поговорим теперь о месте для будущего памятника Пушкину в Ленинграде. Я не согласен с теми, кто настойчиво выдвигает мысль о сквере на площади Лассаля, перед Русским музеем. Конечно, окружающие площадь здания связаны в какой-то мере с биографией Пушкина, но архитектурной связи памятника и зданий все равно помешает сквер. Кроме того, это слишком шумное, «трамвайное» место. Разумеется, площадь Лассаля — «самый центр». Но центр — явление переменное: разве не возникает на наших глазах новый городской центр у Нарвских ворот? «Центр» для памятника и городской центр — разные вещи. «Медный всадник» стоит в центре, и такой же центр нужно найти для памятника Пушкину.

«Нашему поильцу и кормильцу…»

Шарж М. Б. Храпковского. 1939.

Аркадий Райкин в роли «пушкиноведа».

Московский театр «Эрмитаж». 1939.

Место, намечаемое Ленинградским пушкинским комитетом — в Румянцевском сквере возле Академии художеств — имеет много преимуществ. Следует подумать еще и о набережной у Главного здания Академии наук, и особенно о площади между Ростральными колоннами, возле Фондовой биржи. Здесь открывается великолепный простор и замечательный архитектурный пейзаж. Правда, масштабы обязывают. Но зато выбор такого места многое бы определил. За создание памятника Пушкину взялись бы только самые талантливые и смелые наши скульпторы.

Самое трудное — это решить, каким должен быть памятник Пушкину. Литературная и общественная личность Пушкина очень сложна, и скульптор должен обладать большим вкусом, тонкой проницательностью и огромными знаниями, чтобы понять и верно выразить близость Пушкина к нашему настоящему и его высоким целям.

Мне пришлось слышать, что некоторые ленинградские скульпторы «набрасывают» к предстоящему конкурсу «взволнованного», «порывистого» — одним словом, романтического Пушкина.

Такое решение было бы частным и неполным. Удивительная ясность Пушкина, его поэтически-отчетливая мысль остались бы в стороне. В стороне осталась бы важная черта — необычайно ясный и трезвый взгляд Пушкина на свое время, на историю России, на собственную роль в литературе. Ясность этого гениального сознания, лишенного снисходительности, полнокровного и радостного, особенно близка нам. Вся страна давно и глубоко любит Пушкина. Он — наш, и наши скульпторы должны доказать, что он наш.

Вот почему романтическая трактовка памятника кажется мне сомнительной. Не силуэт Пушкина — человек в боливаре и развевающемся плаще, а Пушкин «с кровью в жилах… знойной кровью» должен быть воплощен в этом памятнике.

На пьедестале московского Пушкина и на памятнике в Детском Селе высечены стихи. Мысль правильная, которой можно воспользоваться.

Какой же именно цитатой должны мы украсить ленинградский памятник Пушкину? Будут ли это, как в Москве, строфы из «Памятника»? Или же стихи из «Пророка»? Или какие-нибудь другие?