Тафгай 7 - Владислав Викторович Порошин

— Дааа, Малышатина! Дааа! — Заорали его партнёры по команде, бросившись обнимать Бориса, который подумал, что немыслимые виражи спортивной удачи логическому объяснению не поддаются.

* * *

Поздно вечером на спортивной базе в Новогорске, куда старший тренер Всеволод Бобров загнал всю хоккейную дружину, было не до шуток. Так как счёт 5: 5 в домашней игре против худшей команды чемпионата фактически лишил шансов на выигрыш золотых медалей. Ещё как назло в этот день ЦСКА на выезде разгромил ленинградский СКА — 2: 9 и вышел на чистое первое место в турнирной таблице. Поэтому в столовой хоккеисты, молча, пережевывали макароны с отварной рыбой и встречаться взглядом, с метавшим громы и молнии, страшим тренером не решались.

— Смотри мужики, что «Советский спорт» пишет, — тихо сказал Саша Мальцев своему младшему брату Сергею, а так же Валере Васильеву и, сидящему с ними за одним столом, Борису Александрову. — Наш Тафгай лидер НХЛ в гонке бомбардиров. И команда его из Чикаго тоже в лидерах. У них 72 очка, у Монреаля — 75.

— Да, б…ь, нам бы сюда Тафгая, мы бы тоже были в лидерах, — коротко высказался Васильев, посмотрев в газету. — Ни х… себе, они уже полсотни матчей провели! А у нас пока двадцать три игры.

— Они ещё в плей-офф играть будут, — со знанием дела добавил Сергей Мальцев. — Это же ё…ться можно провести больше сотни матчей за сезон.

— А вы слышали, что игроков сборной СССР не отпустят в следующем сезоне играть в Америку, в ВХА? — Так же тихо спросил своих товарищей Борис.

— Да, есть такие разговоры, — согласился Мальцев старший. — Кстати, спорткомитет понять можно, им нужно, чтобы мы побеждали на Олимпиадах и чемпионатах Мира. А, как известно, профессионалов на эти соревнования не допускают. И честно говоря, мужики, я бы и не поехал. Правильно Серёга сказал, сто матчей за сезон — это перебор. Всех денег не заработаешь.

— Да, какие там деньги, — поддакнул младший из братьев Мальцевых. — Девяносто процентов выгребут в счёт государства.

— А я бы поехал, — упрямо пробубнил «Малыш». — Если там будет Иван, то деньги мы как-нибудь заработаем. Я в этом просто уверен.

— Я бы тоже, б…ь, поехал, — хмыкнул Валера Васильев. — Тут кого-нибудь плечиком зацепишь и всё, б…ь, пять минут плюс двадцать. И с Тафгаем деньги будут — я даже не сомневаюсь. Олимпиаду я выиграл, чемпионом Мира стал, нужно же попробовать себя ещё где-то, так?

— О чём спорите? — Внезапно к столику подошёл старший тренер Всеволод Бобров.

— Говорят, что на следующий сезон в ВХА кандидатов в сборную не отпустят, это правда? — Спросил Боря Александров, которому за сегодняшнюю игру не было стыдно.

— Ивану в Чикаго я письмо уже написал, — ответил Всеволод Михалыч. — Надеюсь, на пару дней он в Москву прилетит, когда будет идти 40-ой чемпионат Мира. Порешаем этот вопрос, ведь в мае уже все переходы должны быть согласованы в Спорткомитете. Так что не о том думаете. Нам, мужики, проигрывать больше нельзя — вот о чём подумайте.

Глава 4

«Ну и холод в феврале, коль пробежка во дворе», — пробурчал я про себя и посеменил по дорожке чикагского Линкольн Парка. Хотя положа руку на сердце, плюс два градуса по Цельсию — это не зима, а так, одна насмешка над человеческим достоинством. Толи дело минус тридцать, так чтобы дух захватывало! Чтоб, значит, струйка жёлтенькой водички на лету замерзала, и хороший хозяин кота на улицу не выпускал. Кстати, о коте, мой Фокс вообще обленился. Я ему пригрозил, если выгуливаться не будешь, то отправлю к шаманидзе в Финляндию, ноль внимания, не понимает человеческой речи мой усатый и хвостатый друг. Или делает вид, что не понимает, ведь когда я кричу «сосиски» он тут как тут! Хвост трубой, на дороге у него не стой!

«Странный сегодня денёк, — подумал я, наматывая уже второй круг по одним и тем же живописным местам. — Народ весь куда-то попрятался. Может быть, объявили на сегодня штурмовое предупреждение? Странно. Обычно в Линкольн Парке только и успеваешь хеллокать направо и налево, и окейкать с лева на право. Народ у нас в Шикаго, как произносят название города местные жители, душевный, всем интересно узнать — с каким счётом мы 11-го обыграем 'Филадельфию Флайерз»?

К слову сказать 2-го февраля с «лётчиками» на выезде откатали — 2: 2. Зато накануне обыграли «островитян» из Нью-Йорка — 5: 3, а после Филадельфии грохнули — 5: 2 Сент-Луис, 2: 1 Баффало и 4: 3 хоккейный клуб из Антланты. Я после той игры неудачно пошутил местным репортёрам. Спросил: «Не понимаю, почему ваша команда называется „Флэймз“ — огоньки? Толи дело „атланты“ из Атланты? Звучит?». Не поняли жюрналюги тонкого советского юмора, обиделись. Написали в газете, что Большой Таф предложил переименовать команду, если она хочет попасть в плей-офф.

Я невольно улыбнулся вспомнив то интервью, и вдруг что-то словно стальная спица сильно кольнуло меня в бок. Причём так меня садануло изнутри, что в глазах побежали радужные весёлые круги.

— Не пью, не курю, — пробормотал я, схватившись за больное место, — в кальянной не сижу, дорожками из белого порошка не занюхиваю. Да что там порошок, я даже сладкого не ем! И тут нате, здравствуйте, я ваш дядя.

Я посмотрел по сторонам в поисках хоть какой-нибудь скамейки и обратил внимание на маленькое скромное заведение чем-то напоминающее тир, место, где из «мелкашки» палят по всяким жестяным фигуркам. Естественно пройти мимо чикагского тира я не смог, тем более нужно было где-то посидеть и перевести дыхание. Какого же было моё удивление, когда оказавшись внутри домика кроме лестницы ведущей вниз в тире больше ничего не было. А внизу я попал в странное заведение, которое где-то уже видел. Полки со старинными книгами улетали куда-то в невообразимую даль, а за книжным прилавком стоял лысый невысокий мужичок с седой бородой и с золотой часовой цепочкой, свешивающейся из кармана чёрной кожаной жилетки.

— Шпрэхэн зи дойч? — Задал я самый логичный вопрос в такой волшебной обстановочке. — Чё смотришь, прале франце, думаешь если я хоккеист, то память у меня как у антилопы гну? На чемпионате Мира в Праге я уже заходил в твою «Аптеку», почитать книгу «Перемен».

— Как же, как же, — заулыбался дядя с бородой. — С вами ещё был ваш юный друг, Борис. И как, купил он презервативы для последующего взаимовыгодного обмена?

— Сам всё использовал, — пробурчал я. — Помнится, ты говорил про перемены. Вот выиграли мы Суперсерию, а что-то особых перемен я не заметил. Как было две напасти, власть тьмы и тьма власти, так и осталось.

— Вам людям, всё бы поскорей, да всё бы побыстрей, — обиделся лысый мужик. — Аварии в Чернобыле не будет — это раз, республики СССР расстанутся полюбовно, сохранив при этом общую экономику — это два. Я думаю это более чем.

— А война никому не нужная в Афганистане? — Вспыхнул я, захотев схватить мерзавца за бороду, чтоб намотать её на кулак. — Пацаны молодые покалеченные за здорово живешь, это как⁈

— А ты сначала «Кубок Стэнли» выиграй, а потом требуй! — Мужик, что есть силы, грохнул кулаком о собственный прилавок с книгами. — Потом реализуй проект — первой советской команды в ВХА! Тогда и поторгуемся. И кстати, — заулыбался странный лысый тип, — ты говоришь, что нет перемен. А как же это? — Мужичок вынул из-под прилавка свежий номер газеты «Правда», в которой кто-то проделал дырочку посредине. — Вот что пишет советская пресса. По-стахановски подошёл к выполнению своего толка. Хэх, толка? Грамотеи, твою дивизию. Долга! По-стахановски подошёл к выполнению своего долга перед Отечеством хоккеист Иван Тафгаев, который с опережением пятилетнего плана наколотил пятьдесят шайб в чемпионате НХЛ. Ну и так далее. Разве это не перемены в сознании всего советского народа?

— Кхе, — прокашлялся я, подумав, что неизвестный мне мужик в чём-то прав, ведь в былые времена я бы стал предателем Родины, диссидентом, а сейчас хоккеист-стахановец, твою дивизию, и ответил. — Устаревшая информация, у меня уже 53 шайбы. Завтра ещё Филадельфии добавлю, и ещё кое-кому в табло засвечу, вот тогда будет порядочек в таковых войсках.

— Ладно, — усмехнулся лысый мужик, вынув из кармана жилетки золотые часы и посмотрев который сейчас час. — Читать что-то будешь? А то через двадцать секунд магазин закрывается.

— А есть что почитать-то, книжка-малышка? — Хмыкнул я.

— На вашем