Исполнение желаний - Борис Березовский

В оставшиеся до отъезда дни он сладко бездельничал. Никто его не тревожил: знакомые сестры сменились, и даже Анна Никитична приболела – вместо нее приходила другая, совсем не разговорчивая нянечка. Он лакомился вкусностями и предавался размышлениям.

Воспоминания накатывались волнами. Давно забытые события и лица, сталкиваясь друг с другом, причудливо перемещались во времени и пространстве. Вдруг оказалось: если поднапрячься, в памяти всплывают и детали – приметы времени и быта, прически, моды, цены на питье и на еду, и даже – удивительно! – пикантные истории и анекдоты прошлых лет.

Вновь вспомнилась хорошенькая медсестра, коловшая ему антибиотики и одновременно с уколом крепко шлепавшая свободной ладонью по его голой заднице. Они разговорились как-то вечером: она зашла к нему во время своего дежурства, уже после того, как его пневмония прошла и ягодицы вновь обрели чувствительность.

Кирилл Аркадьевич, улыбаясь, намекнул ей на то, что конкретно испытывал во время тех необычных уколов. Ничуть не смутившись, она рассмеялась:

– Я догадывалась.

– А вы-то, сами? Не чувствовали ничего? – ему почему-то вдруг стало обидно.

– Да нет. Во-первых, я вообще холодная, а во-вторых, к больным у медиков иное отношение. Не до эротики. Случаются, я слышала, романы, но очень редко. Сюжет скорее для кино: и тюремный роман, и больничный – все это беллетристика.

Отметив столь необычную для медицинской сестры лексику, Кирилл Аркадьевич решил узнать о ней побольше. Тем паче Ольга – так звали сестру – была совсем не против поболтать.

– Вы, Оля, на медсестру не очень-то похожи. Скорее, на студентку филфака.

– Вы угадали. Правда, не совсем. Я в педагогическом три курса проучилась, но ушла. Дети – не мое. А в медицинский – провалилась. Вот и пошла в медучилище. Сразу надо было, да чего уж там! – она махнула рукой и досадливо поморщилась.

– Но почему – холодная, простите уж за прямоту? – Кирилл Аркадьевич внимательно взглянул на девушку и добавил: – Вы ведь хороши необыкновенно!

– Спасибо за комплимент. Это всегда приятно. Я знаю, что недурна, да толку-то? – Оля потупилась и, глядя в сторону, как бы сама себе сказала: – А почему холодная? Да все из-за отца. Он у меня в милиции работал, в чине капитана. Ловил насильников и педофилов. Переживал ужасно за тех девочек, которых эти твари убивали. Ну, и за меня боялся жутко. Маме не давал работать – считал, что она должна следить за мной денно и нощно. Она и следила: перед зеркалом не крутись, с мальчиками не дружи, из дома одна – ни ногой. На вечер не смей – изнасилуют, будешь сама себя трогать – отлуплю! И лупила. И отец лупил ремнем. И меня, и маму. Когда узнавал, что какой-то из его запретов мы нарушили. Совсем свихнулся. Мама с ним потом развелась. А я от комплексов до сих пор не избавилась. Может, потому и пошла в медицину.

Она замолчала, а Кирилл Аркадьевич, не зная, что сказать, вдруг вспомнил юность, древний белорусский город и своего приятеля – Эдика Чернова, студента-медика, пришедшего к нему как-то весной в полном раздрае:

– Старик, ты не поверишь, я – полный импотент! Что делать? Утопиться, отравиться, повеситься?

– Лучше застрелиться, как Маяковский. Тогда никто и не узнает, все будут думать, что от неразделенной любви.

– Тебе всё шуточки. А я сегодня женщине укол в задницу делал – ты бы ее видел! Умереть, не встать!

– Женщину или задницу?

– И женщину, и задницу, идиот! Да я бы такую задницу с утра до вечера целовал.

– И что?

– А ничто. Никакой реакции. В штанах – будто и не было ничего. Что делать, Лаврик?

И Лаврик, то бишь он – Кирилл Лавровский, тогда все очень хорошо придумал. Выжрав полбутылки коньяка, благо стоил он всего четыре рубля и двенадцать копеек, они отправились на танцплощадку в парк. И после тура с первой же хорошенькой толстушкой, на которую ему указал все тот же Лаврик, Эдик вернулся совершенно счастливым: с его штанами все стало в порядке. Ударив по рукам и обнявшись, они, счастливые и довольные, пошли допивать оставшийся коньяк.

Услышав пересказ этой истории, Ольга тогда засмеялась, поднялась со стула и, неожиданно поцеловав Кирилла Аркадьевича в щеку, выпорхнула из палаты.

Звонок мобильника заставил оторваться от воспоминаний и вернуться к будничной действительности. Звонила Леночка Светлова – его заместитель и в издательстве, и в Музыкальном обществе, правая рука и надежнейшая опора во всех их начинаниях, в радостях и бедах. Леночка работала с ним с самого начала, без малого уж двадцать лет, и он всегда знал: Лена на работе – все будет в порядке.

Поговорив с ней о текущих проблемах и ответив на неизбежные вопросы о своем здоровье и самочувствии, Кирилл Аркадьевич довольно улыбнулся, представив себе Лену и остальных сотрудников, сгрудившихся у телефона. У них был маленький, но дружный коллектив, давно сложившийся и неподверженный влияниям извне. Свою работу все любили и, если было надо, работали не покладая рук. Но стержнем коллектива была, вне всякого сомнения, Лена.

В 1989-м, когда Кирилл Аркадьевич стал создавать свой «Музыкальный вестник», он со скандалом увел Лену из редакции одной из влиятельных городских газет, где она работала после окончания филфака Университета. И до сих пор был благодарен одной из сотрудниц газеты, указавшей ему на Светлову. Как оказалось, Лена давно уже мечтала о самостоятельной работе и сразу же пришлась ко двору, возглавив редакцию нового издания. Несмотря на значительную разницу в возрасте, они быстро подружились и уже вместе создавали и газету, и издательство.

Поначалу, правда, многих удивляло их сотрудничество – приятельницы и приятели не раз пытали: спят ли они с Леной? На что он, глядя честными глазами, отвечал:

– Да, спим. Три раза в день, на приставном столе. А что? Нельзя?

В конце концов знакомым надоела эта тема, и вскоре, не без некоторой зависти, все стали их воспринимать вполне приветливо и дружелюбно. Жена сначала тоже поворчала – недоброжелатели шептали черт-те что, но вскоре перестала обращать внимание, решив, что если что и есть, то уследить за ними невозможно.

Сама же Лена сильно не переживала – у нее была своя, скрытая ото всех личная жизнь, в которую она не посвящала никого, в том числе и Кирилла Аркадьевича. И он, надо сказать, свято уважал ее любовную экстерриториальность.

Одно Кирилл Аркадьевич знал точно: тогда, девять лет назад, именно Лена Светлова спасла издательство от разорения. Как она это сумела сделать, он до сих пор не понимал. Почти весь сентябрь, вплоть до инфаркта, он делал все возможное, чтобы отдать долги за съезд поэтов. Но ничего не получалось. Магазины и книготорговые фирмы, ссылаясь на плохую реализацию, денег за поставленную продукцию упорно не возвращали. Команду Леснова было не сыскать, да и Новожилов словно сквозь землю провалился. Кирилл Аркадьевич метался как загнанный зверь, хватался за любую работу, но все это было, что называется, мертвому припарки. Денег не было ни у кого – сказывался прошлогодний дефолт.

И даже очень хорошо относящийся к нему директор одного из центральных книжных магазинов Яков Семенович Сац, всегда помогавший и выручавший в трудную минуту, ничем не мог ему помочь:

– Да как же ви, Кирилл Аркадьевич, ввязались в это дело без страховки? – сокрушался старый книжный волк, горестно качая головой и всем своим видом выражая сочувствие. – Ай-яй-яй! Какой съезд поэтов? Какие плакаты кандидатов? Ви думаете, это кому-нибудь нужно? Ну да, конечно, ви хотели войти в историю! Так ви в нее и попали, только в другую! И называется она – банкротством. Кушайте теперь с аппетитом! – прочно сидевший в советское время на книжном дефиците, Яков Семенович и в новые времена не пропадал. Знал, чем торговать, умел работать и с издателями, и с оптовиками. Но даже у него случались проколы, к одному из которых Кирилл Аркадьевич имел самое прямое отношение. А дело было так.

Однажды к ним в издательство зашел Алексей Кашин – бывший крупный партийный работник, а в те годы – главный редактор одного из новых журналов:

– Послушайте, Кирилл Аркадьевич! Вы знаете Эфраима Севелу?

– Вообще-то, лично не знаком, но кое-что читал. «Остановите самолет, я слезу» – блистательная вещь. Да и фильм – «Попугай, говорящий на идиш» – я знаю. А что?

– Да есть готовый макет еще одной книжки – «Моня Цацкес – знаменосец». Ей-богу, не хуже. Мне в своем журнале не опубликовать. А так хочется, чтобы книжка была издана! И главное – директор магазина – Яков Сац – берется продать практически любой тираж. Он свято убежден, что очередь из питерских евреев будет стоять к нему не ближе, чем от Московского вокзала.

Прельстившись перспективой не только без проблем издать действительно хорошую вещь, но и неплохо заработать, Кирилл Аркадьевич, ничтоже сумняшеся, запустил книгу стотысячным тиражом и, получив тираж из типографии, полностью завез его в магазин Саца. Тот, потирая руки в предвкушении барышей, от радости пообещал поставить в магазине специальный стенд для книг издательства Кирилла Аркадьевича. И сделал это!