Он мой, а прочее неважно (СИ) - Столыпин Валерий Олегович

Девочка пришла с работы, из магазина, из библиотеки. Какая разница, откуда, вот она перед тобой: живая, здоровая.

Любовь имеет миллион оттенков и разновидностей: страстной, взаимной, безответной, пылкой. Своим чувствам к Эльзе и её ко мне я не мог найти аналоговых эпитетов. Наши отношения были сумбурны и непостоянны, как Броуновское движение.

Мы следовали параллельным курсом, сталкивались, делая друг другу больно, слипались в единое целое, поскольку объекты с разными потенциалами притягивают друг друга, испытывали взаимное проникновение энергий и силу трения.

Долго существовать в условиях комфортной невесомости Эльза не могла, ей становилось скучно.

Постепенно или вдруг утрачивал силу и интенсивность заряд привязанности, что приводило к немедленному разрыву.

Моей девушке (довольно спорное утверждение, ибо такая женщина никому не может принадлежать: это кошка, которая гуляет сама по себе), нужны были новые ощущения.

Что-то помимо воли распирало Эльзу изнутри, словно в её чреве зарождался Чужой, грызущий плоть и отравляющий мозг.

Её и моя жизнь моментально разлетались на фрагменты, которые немедленно поступали в гигантский миксер событий, превращающих недавние пламенные чувства в вязкий застывающий гель.

Мы теряли друг друга из вида до следующей необъяснимой встречи, избежать которой было для меня невозможно. Эльза была изобретательна.

Кто-то невидимый, но властный, отвинчивал крышку с тюбика, в котором покоился питательный крем, в который превращалась наша любовь при последнем расставании, и начинал щедро намазывать его на душевные поры.

Это было намного больнее, чем изготовление данной субстанции: повторное проникновение чувств в истёрзанное страданиями тело требовало обезболивания.

Эльза приходила, чувственно целовала в губы, прижималась, ласково смотрела в глаза, — ты скучал, Нечаев? Как ты мог так долго жить без меня. Я, например, чуть не умерла от тоски.

Она открывала дверь моей квартиры своим ключом, уверенно проходила в комнату, сбрасывала одежду, — убери в шкаф, я так устала. Ты приготовил ужин? Нет! Ты невыносим. Мы что, ляжем спать голодные?

Что я мог сказать, что сделать, если аромат её волшебного тела как нельзя лучше подходил к замочной скважине моей души. Разве мог в такие моменты я вспомнить о заранее заготовленных сценариях?

Нет!

Лишь позже, когда наши бренные оболочки превращались в плотном физическом мире в кипящий бульон, растворяя остатки сознания, а души заполняли мыслимое и немыслимое пространство, вырастая до пределов Вселенной, я начинал сознавать: чтобы бороться с чем-то, не имея над этим власти, нужно перестать быть человеком.

Сознаюсь, что моменты, когда всерьёз рассматривал вопрос перехода в мир иной, наступали неоднократно. Я любил Эльзу настолько сильно, что очередное расставание рассматривал, как Конец Света.

Что держало меня в этом мире? Однозначно, Эльза.

Я пробовал увлекаться другими женщинами, даже женился однажды, убедив себя в том, что сумею полюбить. Впоследствии мне было ужасно стыдно. Поскольку мои старания ничем не увенчались, кроме мук, на которые обрёк Свету, замечательного доброго человечка, которого невольно ввёл в заблуждение.

Света влюбилась в меня страстно, беззаветно. Остаться с ней, когда в наши отношения вмешалась Эльза, я не мог, это было выше моих сил.

Чтобы хоть как-то сгладить свою вину, пришлось оставить жене квартиру и всё, что в ней было. Около года пришлось жить у друзей. Столько же на съёмных квартирах.

Я боролся со своими ненормальными чувствами к Эльзе, пытался их анализировать, придумывал, как от неё избавиться. Вариантов наступления и отступления, тактик и стратегий сражения с нашей ненормальностью было много, но, ни одна из них не работала, стоило только увидеть взгляд или услышать голос.

Эти кнопки действовали на моё сознание безотказно. Эльза была осведомлена о наркотическом действии своего колдовского очарования.

Двадцать минут назад она позвонила. Меня затрясло от её родного голоса. Сопротивление, отказ от возможной встречи Эльза отмела в самом начале разговора.

— Узнал, любимый? Не представляешь, как я рада тебя слышать.

— Не могу ответить тем же. Успел забыть. Вырвал воспоминания о тебе с корнем, высушил и измельчил эту отравленную субстанцию, испёк из неё лепёшку и скормил голубям на городской площади. Воспоминания о тебе исчезли в их желудках. А помёт смыт дождями.

— Я знаю. Ты не заметил, но самая говорливая и шустрая голубка, клюющая крошки с твоих рук, была я. Как ты мог этого не заметить? Нечаев, я люблю тебя, ты это знаешь. Мне плохо. Очень плохо. Только ты можешь меня спасти.

Я услышал, как она плачет. Эти жгучие капли стекали по её щекам прямо в мою израненную душу.

— Ты нужен мне, Нечаев, просто необходим. Неужели до тебя не доходит, насколько я несчастна? Буду через полчаса. Не вздумай удрать, объявлю в розыск. Если смоешься, придётся объяснять ментам, почему ты так поступил. В кармане пальто, дома и в компьютере найдут письма, в которых я указала причину смерти — доведение до самоубийства.

— Эльза, ты бредишь. Какая к чёрту любовь? Вспомни, чего ты наговорила мне два месяца назад.

— Ничего особенного. Что с того, что такая эмоциональная личность, как я, чего-то там наговорила? Ты же понимаешь, субъективные суждения, всплеск негативных эмоций, бурные девичьи фантазии, клокочущие чувства и обидные слова, всё это защитная реакция. Сам виноват.

— Что ты говоришь! Интересно, в чём. Я не давал повода. Это ты, ты разрушила наши отношения. Не хочу слышать. Видеть, тем более.

Эльза принялась рыдать. Её бессвязная речь утонула в слезах. Это было запрещённое к применению оружие, она им воспользовалась. Моя личность была уничтожена.

Всё же я нашёл в себе силы нажать на кнопку отбоя. Теперь сижу и сочиняю заключительный сюжет любовной драмы.

Мысли лихорадочно носятся по кругу, сочиняя очередной диалог. Я уточняю и оттачиваю формулировки и доводы. Через несколько минут Эльза придёт и всё закончится.

Дольше терпеть лихорадку чувств, цунами эмоций и смерч непрекращающихся интриг невозможно.

Я лёг на диван, отвернулся к стенке и представил сцену окончательного расставания. Последний поцелуй и…

На этом месте я похолодел изнутри. Да, именно так: снаружи у меня был жар, а внутренности дрожали в ледяной лихорадке.

— Какой поцелуй? Буду говорить с ней через дверную цепочку, надену марлевую повязку, чтобы ни одна молекула её запаха не просочилась в моё личное пространство. Скажу всё, что думаю и захлопну дверь.

Смакуя эту глупую мысль, я почувствовал неповторимый аромат Эльзы, перепутать который было невозможно.

— Боже, до чего меня довела эта сумбурная, импульсивная, потрясающе ненормальная женщина, сводящая с ума. Эльза убивает меня, то безудержными чувствами, то истериками. А неожиданные признания, странные, болезненные разрывы, необоснованные претензии, муки ревности, эмоциональные агрессии. Нет. С меня хватит. Уже запахи мерещатся. Нужно психиатру показаться.

Эти мысли прервало прохладное прикосновение её губ к моей щеке.

Эльза, ни слова не говоря, улеглась на диван, прижалась ко мне всем телом.

Слова не понадобились.

Дальнейшее происходило, словно в бреду. Как и когда она впрыснула в мою кровь анестезию, я не понял.

Эльза пришла задолго до наступления сумерек, очнулся я в полной темноте.

— Не вздумай меня выгонять, Нечаев, на ночь глядя. У меня нет денег на такси и вообще… я, между прочим, вернулась навсегда.

— А Вадим? Ты же бросила меня ради него, говорила, что такой любви не бывает в мире обыкновенных людей. Что произошло? Почему ты с такой лёгкостью жонглируешь чувствами: медленно убиваешь, но не позволяешь похоронить, затем делаешь искусственное дыхание, реанимируешь. Даёшь надежду и снова отправляешь в крематорий. Так нельзя. Ты получила, что хотела. Можешь торжествовать. Теперь уходи.

— Какой же ты мелочный, Нечаев. Девушка запуталась, её обманули, а ты пляшешь на костях. И когда! После нескольких часов любви. Это жестоко, гнусно. Ты не смеешь так поступить со мной, женщиной, которая тебя так любит.