Лёд Апокалипсиса 2 (СИ) - Кулабухов Тимофей Varvar

Пацан ещё долго ругался, кричал, звал на помощь. Она иногда била его по лицу, по животу, в пах, но он не замолкал два с половиной дня. А потом — перестал говорить. Дарина думала, что он навсегда порвал себе голосовые связки или охрип. Теперь всюду ходил за нами и помогал.

Поскольку большая часть квартир «моего» подъезда уже вскрыты (мной же), провел поиски, стащил всю одежду и обувь примерно их размера. Дарина одела себя и Сережу. Как гигантскую куклу.

Потом сходили к ней домой (там было открыто и, кажется, слегка ограблено). Одели её отца и мать в верхнюю одежду, причесали, привели в порядок. Пока ребенок осталась собирать свои вещи, заодно прощаясь с прошлой жизнью, я вышел, сходил по её указанию в похоронное бюро (она и про это рассказала), нашел там два гроба, привязал веревкой, волоком притащил, потом в одиночку раскопал сугроб над клумбой у дома, выдолбил широкую яму в мерзлом грунте.

На всё это потратил практически весь день.

Поднялись в квартиру, вместе с Сережей переложили и поправили закоченевшие тела. Спустить аккуратно совсем уж не удавалось, но мы старались. Дарину несколько раз пробивало на слёзы.

И всё же это нужно. Нужна завершенность, нужно чтобы не было стыдно перед мертвыми и ощущения что даже проститься с ними не смог. Что не отправил на покой «как следует».

Я сказал скупые слова. Дарина плакала навзрыд, потом выдавила «прощайте, папочка и мамочка».

Ворона была при нас, только довольно высоко. Тоже молчала.

На следующий день мы вломились в единственный местный спортивный магазин на первом этаже бывшего Дома Быта, где я, наконец, нашел разные варианты компасов, в том числе наручные. А ещё приличную брезентовую палатку, спальники и некоторые приблуды для путешествий, лыжные палки, спортивные сани (открутил оттуда шикарные композитные полозья, переставил на свой гроб), атлас автодорог (дорог как таковых нет, но местность-то осталась), снаряжение для детей. Мелькнула мысль оставить их в Чехарде, но я её отбросил. Надо их куда-то пристроить.

День не окончен, время есть. Оставил детей отдыхать и играть в нашем «гнезде». Вышел. Снег не валит, бросил птице несколько кусков вареной волчатины. На пробу «раскопал» отделение полиции. Взломал оббитую жестью дверь. А что, у них тут уютно, по-домашнему. Почему-то возникло ощущение, что коллектив был дружный и не злой. Постеры висят, стенгазета, окаменевшие цветы на подоконниках, какие-то картины.

Оружейка в дальнем конце коридора. При помощи лома-карандаша смог отжать язычок замка внешней двери, потом с огромным трудом погнуть металл рамы внутренней запорной решетки. Весь взмок. Ушло, по меньшей мере, сорок минут.

Внутри темно. Осветил фонарём. Не так и плохо. Большая часть автоматов АКСУ отсутствовали. Но, две штуки оставили. Плюс дюжина ПМ, один ПЯ, три короткоствольных ПП-91 «Кедр» и некоторый запас патронов к ним. У дальней стены оружейки стояла, прислоненная к стене, с какой-то неразборчивой биркой ржавая дурень противотанкового ружья. Надо думать материал уголовного дела, а не действующий экземпляр на вооружении полиции. Хотя кто их знает, сельских полицейских…

В столах и шкафах много припрятанного барахла вроде пакета семечек, грязных носков, чемоданчика с оторванной ручкой, набитого почему-то тарелками и вилками, каких-то непонятных записей, женской пуховой куртки, погнутого автомобильного бампера. Зачем он тут?

В поисках по самому отделению полиции нашёл неплохой запас кофе и, внезапно, тревожный чемоданчик. Странно, его же вроде положено дома держать? Внешне «чемоданчик» представлял собой скорее вертикальную спортивную сумку небольшого размера. Внутри крошечная аптечка, ложка, вилка, расческа, грязный складной нож, почтовые конверты, спички, фонарик (не работает), зубная паста, щетка, три одноразовые бритвы неизвестной марки, швейные принадлежности, черный крем для обуви, одна банка тушеной говядины, труселямбы с замысловатый узором, пустая упаковка от носков, атлас Ленинградской области (нафига он тут?), компас с оторванной стрелочкой, курвиметр, блокнот (на первой же странице синей шариковой ручкой бесталанно нарисована голая женщина).

Были ещё броники, в кабинете начальник бутылка водки «Ельцин», в одном из столов — пять килограммовых пачек соли «Илецкая». Люди странные существа. Но, соль взял. Пригодится.

Действующее оружие и чемоданчик тоже забрал и тихонечко поместил на дно гроба, предварительно упаковав в спортивную сумку «пума» черно-розовой расцветки.

Вернулся. Готовил кушать (на такую толпу это стало сложнее, но я справился), придал Дарине керосиновую лампу, она читала Сереже какую-то книгу, что-то вроде «Хоббита». С некоторым трудом уговорил их ложиться спать.

Разложил карту, пил крепкий чай, запивал яичным ликером, думал.

Есть запасы еды, дров, найдено пять бутылок керосина, пригодного для лампы, теплая одежда, крепкая обувь, для детей небольшие рюкзаки, есть примитивная навигация. Куда двинуть?

На юго-запад, к Городу? Не вариант, в том направлении нет жилья. На запад? Там километров тридцать, а то и все пятьдесят сплошных лесов. В обычное время это просто дорога сквозь лес с комарами, красотами и умопомрачительным воздухом. А теперь лес — это не здорово. Его занесло всего на пару метров, среди крон и бурелома нихрена не видно, легко заблудится, там ещё и зверьё тусуется.

Самым понятным было направление на Ижмору, всего десять-двенадцать километров, только это строго на север, то есть только отдаляет меня от цели. Остается юго-запад, там село Кирилловка, судя по размеру букв, когда-то населением больше тысячи душ. Расстояние тоже что-то типа пятнадцати. Не от хорошей жизни я выбираю это направление. Зато потом ещё где-то в двадцати пяти поселок Робеспьер, это вообще райцентр. Так от него будет уже не стольник до города, а где-то восемьдесят. В сущности, смешное расстояние для пешего путешествия, если бы не апокалипсис вокруг.

Морозным утром, покушав и проверив готовность, двинулись в путь. Направляясь в направлении «юго-запад», мы покидали Чехарду.

Шли медленно. Я тянул гроб, задача детей было не сильно отставать. Дарина всё время порывалась говорить, что-то спрашивать или рассказывать. Валил снег, который к тому же подхватывал уверенный ветер. Двигались без остановок, только пару раз тормозили сбегать за торосы по нужде и то после того, как я проверил отсутствие зверья.

Местность будто полярная. Занесло всё к чертям. А может просто отсутствие деревьев так сказывалось.

К вечеру я признался себе, что «промахнулся» мимо Кирилловки или же просто её занесло «с головой». Шайсе. Впрочем, всё необходимое у нас было с собой.

Выкопал круглую яму, на дне не дует и теплее. Глубина метра три, не больше. По бокам выбил небольшие углубления для гроба и прочего имущества. В середине костёр, из привозных дров. Палатку не разбивал, в свете гаснущего дня приготовил сытный ужин из консервов. Поели. Уложил детей спать в гроб. Сам пристроился в спальнике возле костра, неподалеку. Долго не могу уснуть, ворочался, хотя понимал, что нужен отдых.

На третий день странствия мы дошли до поселка, названного в честь Робеспьера. Я знал о нём только, что он был французским революционером, отправлял на гильотину противников революции, потом сторонников, а очередные отправили туда его самого. Такая милая логика, что любая революция это в первую очередь игра на выбывание, где большинство участников получат путь на плаху. И кончится это императором Наполеоном, в честь которого потом назовут торт.

Вечер. Холодно. Редкие крыши, верхние части домов. Детишки понемногу скулили, а я тащил их в сторону центра. Найти бы богатый частный сектор с камином и запасом провианта, но и просто не сильно холодный подвал сойдёт. Пока что попадались какие-то неуютные трехэтажные многоквартирные дома из красного кирпича.

Выйдя из-за угла и подтягивая гроб на повороте, я практически столкнулся с нелепо одетым бородатым парнем, на груди которого красноречиво висел автомат Калашникова. Придерживая его одной рукой, вторую он поднял в останавливающем жесте. Рефлекторно обернувшись, увидел, что позади мрачным силуэтом маячит ещё один автоматчик.