За пределами просветления - Шри Раджниш

И люди стали называть его «Доктор Сундерлал». И мало-помалу люди забыли... он был признан как «Доктор Сундерлал, Д-р лит.». Это почти стало его именем.

Ваше знание... заявляете вы о нем или нет, но глубоко внутри вы верите, что знаете так много. Но все, что вы знаете, не является вашим.

Приближаясь к человеку, в свете которого ваше знание начинает таять, исчезать, испаряться, оставлять вас голым в вашем невежестве, вы боитесь даже задать вопрос.

За свою жизнь я встречал много людей, тысячи людей, которые задавали вопросы и говорили: «Это вопрос одного из моих друзей».

И когда я имел обыкновение встречаться с людьми лично, я говорил им: «Лучше всего будет, если вы пришлете сюда вашего друга. И он может сказать то же самое: «Это вопрос одного их моих друзей».

Человек говорил: «Что вы имеете в виду?»

Я говорил: «Вы прекрасно поняли... это — ваш вопрос. Но у вас кишка тонка даже сказать: «Это — мой вопрос». Все знание, на которое вы претендуете как на ваше собственное, взято вами у других. А вопрос, — о котором вы говорите, что это вопрос какого-то вашего друга, — является вашим».

Я говорил: «Приведите вашего друга. Завтра приходите с вашим другом. Я бы хотел увидеть этого друга, так как вопрос очень важен».

Человек говорил: «Вопрос важен?»

Я говорил: «Это очень важный вопрос, и я хотел бы увидеть человека, задавшего его».

Он говорил: «Простите меня... на самом деле, это — мой вопрос».

Люди боятся раскрывать себя.

Но одно из основных правил пребывания с учителем заключается в том, что вы должны отбросить ваши страхи и предстать голым в вашем невежестве, ибо из этого невежества можно достичь вашей невинности.

Из вашего знания ни одна дорога не ведет к невинности.

Только из вашего невежества есть путь к невинности.

Поэтому я снова повторяю: огромное знание, которое заимствовано, не имеет никакого значения.

Но небольшое невежество, которое ваше, является сокровищем, ибо из этого невежества открывается дверь к вашей невинности.

И именно невинность становится светом, становится благоуханием и ароматом.

Возлюбленный Бхагаван,

однажды Вы сказали мне, что весна пришла, но меня тревожит то, что я утратил все, я полностью набит всяким хламом и не могу оставаться открытым Вам как ученик, если не нахожусь непрерывно в Вашем присутствии.

Не могли бы Вы поведать что-либо о семени духовного роста, которое Вы сажаете в нас, и о том, может ли оно умереть?

Панкаджа, семя бессмертно, оно не может умереть.

Но оно может оставаться спящим; оно может оставаться спящим на протяжении многих жизней.

Если не обеспечивается надлежащая почва, надлежащий полив, надлежащая открытость солнечному свету, оно будет оставаться спящим, потенциальной возможностью, ожиданием, — но оно не может умереть.

Вы можете умирать много раз, но семя, однажды посаженное в вас, будет продолжать следовать за вашим сознанием, где бы вы ни были.

Если вы не уделяете ему вашего внимания, не подпитываете его, не проявляете к нему заботы и любви, оно не может стать живым ростком. Из него не могут появиться свежие зеленые листки.

Только ваша любовь и ваше сознание могут сотворить это чудо... и недалек будет тот день, когда появятся цветы.

Здесь есть люди, которые несут в себе семена, посаженные другими учителями. Мне не нужно сажать в них новые семена; все, что мне нужно, — это помочь их спящим семенам открыться.

Вы здесь не в первый раз. Вы были здесь всегда: может быть — с Заратустрой, может быть — с Пифагором, может быть — с Гераклитом, может быть — с Гаутамой Буддой.

Очень редко ко мне приходит человек, которому нужно новое семя, ибо все вы — древние люди. Почти невозможно не вступить в контакт с одним из волшебников души, эти люди — магниты. Так что в какой-то жизни, где-то, вы, быть может, встретились с Мансуром аль-Халладжем, Джалаледдином Руми, Кабиром или Нанаком.

Очень редко я обнаруживаю человека, который не был бы уже беременным, — но семя осталось семенем, вы не были для него садовником. Кто-то, имеющий огромное сострадание, должно быть, посадил семя, но вы были недостаточно добры к самому себе.

Семя никогда не умирает.

И, Панкаджа, ты прекрасно понимаешь, что твой ум наполнен мусором. Самого этого понимания достаточно, чтобы избавиться от мусора.

Но, кажется, проблема в том, что этот мусор приносит тебе доход; неким образом он ублаготворяет твое эго.

Панкаджа — романист, он хорошо известен как романист.

Я работал со всевозможными знаменитостями; для работы они оказываются самыми третьесортными людьми по той простой причине, что их знаменитость стала частью их эго. Они не могут отбросить эго, так как если они отбрасывают эго, знаменитость исчезает. А знаменитость, слава, их имя стали столь важными для них... это стало тем, с чем они отождествляют себя в мире. Там, где миллионам людей не с чем себя отождествлять, им есть с чем себя отождествлять. Для них отбросить эго очень трудно — и это понятно; им чрезвычайно трудно.

Человек, который не является знаменитостью, имеет маленькое эго. Фактически, иметь эго или не иметь — не очень большая разница; он уже никто. Он может отбросить эго; и, отбросив эго, он может получить все прекрасное Существование и все его благословение. Становясь никем, он может открыть дверь во вселенную и ее блаженство.

Но все прославившиеся в различных областях люди, которые приходят ко мне, терпят неудачу. Они отнимают больше всего времени, но у них есть проблема, ибо их эго связано с их именем и славой. Даже если они понимают, что это — мусор, этот мусор приносит им такой большой доход, что им хочется попридержать его еще немного — возможно, завтра или послезавтра они отбросят его. Они поняли суть, но просто отбросить этот мусор прямо сейчас — это для них чересчур.

Это напомнило мне об одном величайшем мыслителе, Вольтере. Он был знаменит в своей стране, а там существовало общее убеждение, что если вам удалось заполучить небольшой лоскуток, вырезанный из одежды прославленного человека, такого как Вольтер, вы можете сделать из него прекрасный медальон, который будет служить амулетом, предохраняющим от опасностей, болезней и смерти.

Когда Вольтер выходил на улицу, он возвращался домой почти голым, так как за ним следовали толпы людей, которые рвали на нем одежду — и не только одежду, его тело было все исцарапано. Ему приходилось просить защиту у полиции, если ему надо было отправиться на вокзал или в какое-то другое место. Без защиты полиции это было невозможно, ведь прийти на вокзал голым, исцарапанным, в крови — это не выглядело бы нормально... хотя он в глубине души наслаждался этим, ибо он был единственным человеком во всей стране, которого так глубоко уважали. Это было уважение, оказываемое народом.

Но в этом мире все меняется. Имя и слава — просто мыльный пузырь. Он может становиться очень большим, — и чем больше он становится, тем больше опасность, что он лопнет.

И пришел день, когда Вольтер был забыт; кто-то другой стал знаменитостью. Теперь не было никакой нужды в полицейской защите. Люди даже забыли, что он жив. В своих записных книжках он написал: «Те дни доставляли мне наслаждение. Но в то время я думал, что было бы лучше не быть известным, лучше просто быть никем, жить себе тихо, так как моя жизнь стала кошмаром. Но когда я стал никем, я впал в отчаяние, оттого что я утратил уважение, имя, славу».

И в своих заметках он не говорит, что это было то, чего он хотел — быть никем. Теперь он стал никем, но радости в том не была, то было поражение.

Он написал: «Я умираю побежденным человеком». И когда он умер, только четверо сопровождали его тело на кладбище. Из этих четверых одним был его пес, а трое были его соседи — и эти трое вынуждены были доставить его тело на кладбище, иначе оно начало бы разлагаться и жить рядом стало бы невыносимо. Надо было как-то спровадить его в могилу. Так что на самом деле только пес преданно сопровождал его.

И это был человек, за которым следовали тысячи людей, куда бы он ни пошел.

Панкаджа, твой мусор приносит тебе доход.

Ты можешь выбрать его, нет никаких проблем.

Но делай выбор сознательно: ты выбираешь мусор потому, что он приносит тебе доход.

При сознательном выборе его хватит ненадолго. Не борись с ним, борьба не поможет.

Или, если ты достаточно мужественен, уясни себе одну простую вещь: даже если ты написал сотню романов, но внутри ты — сплошная рана, которая болит двадцать четыре часа в сутки, то вся твоя жизнь растрачена на страдания только для того, чтобы ублажить несуществующее эго. Завтра ты умрешь, а послезавтра никто не вспомнит о тебе. Сколько романистов было в мире? И кому сегодня до них есть дело? И все они, должно быть, страдали таким же образом, ибо то, что они делали, было мусором.