Диапазон скорби 1942 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич

На взгляд Маленкова, подобный план был… «мелок». Но, возможно, пытаясь достичь грандиозных целей сразу вообще невозможно поднять подобную ношу, даже взяв власть в самой больше стране мира? Идти небольшим шагами, постоянно сосредотачиваясь на нуждах населения страны и… более гибко реагировать на новые… вызовы времени?

Как говорил попаданец, подобный план выглядел словами «за всё хорошее, против всего плохого».

Но, за неимением лучшего, пока решили, что предложение академиков выглядит разумным, и следование ему позволит хотя бы сохранить СССР к следующим десятилетиям в намного «лучшей форме». Желание переложить проблему на поколения потомков отчётливо проглядывало в осторожных речах обескураженных соратников Сталина. А что планы пятилеток? Их всегда можно скорректировать..

* * *

Все непонятные моменты как перед войной, так и после её начала, которые Георгий Максимилианович для себя списывал на тонкие расчёты Хозяина, сложились в общую картину в голове, которую, уже после чтения отфотокопированных книг в архиве 8-го отдела ГУГБ, он себе выстроил.

Даже отдельные факты были в пользу такой точки зрения. Хотя и укладывающиеся в общую «политику гуманного отношения и исправления перегибов» — касающихся и лично соратников — как «всесоюзного старосты» Калинин, жену которого освободили перед войной. Как и другие «новенькие, допущенные к особой папке», очевидно, только сейчас он понял смысл всех тех перемен, числу которых многие после августа сорокового не могли дать объяснений.

Для себя (и только для себя самого!) Маленков, после чтения многих нелицеприятных слов из книг будущего, подобные которым, в ином случае, не случившись истории с путешествием во времени, проходили бы как «отъявленная антисоветчина», он сделал вывод:

Сталин желал, чтобы потомки меньше кидали ему упрёков и называли тоталитарным тираном. Чтобы считающих его «лучшим руководителем СССР, принёсшим Победу в Великой войне», «воплотившим атомный и космические проекты», «разобравшимся с незаконными репрессиями», было больше, чем тех, кто ставил ему многое в упрёк и называл… убийцей.

Но каков Хозяин… почему он всему Политбюро дал доступ к этим материалам? И не только! Даже выбранной двадцатке?

Просто… не считает себя способным провернуть весь великий переворот в политике в одиночку, пусть и опираясь на аппарат Берии? Без партии такое не провернуть. Именно здесь слова про «миллионы единомышленников» таки верны. Пусть «знания из будущего» нельзя довести до из всех. Но наверху должны понимать смысл происходящего не только двое-трое?

Иного ответа у Маленкова не было..

Заодно, только после «пинка» Сталина они смогли включится в дискуссию, на которую ранее, никто из них не только начать, но и даже решиться не мог:

— Сможем ли мы преодолеть те наши заблуждения… что конкретно взятый политик с запада, да пусть и капиталист, может быть честнее и порядочнее кого-то, кого мы называем коммунистом? Мы сейчас, товарищи, должны… хотя бы для себя, решить — сможет ли все наши имеющиеся и возникающие в будущем проблемы решить классовый подход? Я предлагаю вам всем подумать об этом. Вы все, узнав то, что узнали — или будете работать, как товарищи все вместе, заложив более прочный фундамент стране или, когда нас уже давно не будет в живых, СССР снова разломают..

* * *

Даже те же работы по Алсибу! Подготовка к партнёрству с США и Велкиобританией, и заранее начавшиеся работы по аэродромам в Сибири!

Курировавший данные работы Маленков отыскал кое-что в военных книгах любителя военной истории из будущего о том, как было в «тот раз». Только в 42-м.

В «этот» раз Алсиб уже работал осенью 41! Через него шла та авиатехника, которую закупали и получали по ленд-лизу в США. А недавняя закупка звена Б-17х, которую лично Сталин, за полновесное золото и с согласием Рузвельта помочь с покупкой СССР лицензии и помощи в освоении данного бомбардировщика в производстве, получила объяснение в глазах.

Будущий дополнительный носитель атомных бомб! Подстраховка для малочисленных ТБ-7? «Ракеты товарища Королёва» — межконтинентальные и даже космические… будут ещё не завтра, а, в лучшем случае лет через 5-7-10, как там у «Главного конструктора» дело развернётся..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})* * *

Руководство секретным аппаратом Коминтерна в условиях войны, вкупе с некоторыми указаниями Сталина, переданные Георгию Максимилиановичу вскоре после 22 июня, ныне выглядели не тактическими действиями, как они поначалу воспринимались Маленковым — в связи с налаживавшимися связями с другим державами — противниками Гитлеровской Германии, а частями будущей большой и радикальной корректировкой курса страны.

К словам Сталина весной 41-го о том, что коммунисты разных стран, в свете полыхающей войны в Европе и тем, что услышали от него и Маленков и другой Георгий — Димитров — о возможном когда-то в будущем роспуске Коминтерна и заменой его новой формой сотрудничества национальных коммунистических партий, добавились то, что ныне знал Маленков. Но новые знания рождали не меньше вопросов, и, пользуясь новым, благосклонным отношением Сталина к дискуссиям на острые темы, он решил в ближайшее время задать вопрос, при случае и ему самому и товарищам из Политбюро о том, в каком виде партия большевиков должна вести пропаганду среди масс трудящихся сейчас..

Впрочем, Маленков, предполагавший большой сдвиг в политике СССР, связанный с сотрудничеством в рамках антигитлеровской коалиции и «осознанием и освоением опыта иного будущего», не смог сразу предположить, насколько далеко решит зайти Сталин в корректировке внешней и внутренней политики и народнохозяйственной жизни страны. И ход некоторым переменам (хотя пока и, по большей части внешнеполитического свойства) будет дан ещё в ходе «этой войны»..

Глава 3 — Мелкие радости и большие загадки попаданческой жизни

Февраль 1942. Москва, Сокольники. Рожков Н.Е.

Воскресный зимний день с прошлого года прочно ассоциируется у меня со скрипом снега и деревянных лыж — немногим хуже, чем пластиковые, скользящим по лыжне.

Места катания чередуем — Коломенское и Сокольники. Вот и сегодня — километры по приличной лыжне — первый, второй, третий… Нет, не на скорость и прочие сомнительные прелести ГТО, а ради удовольствия. Почти как дома, в 21 веке.

Пропустишь вперёд парочку школьников-старшеклассников (похожих, судя по целеустремлённости и ритму движения, на реальных лыжников-разрядников), гордо обгоняющих «телепающегося» здорового молодого дядю, которому место на фронте и можно десяток мгновений насладиться иллюзией одиночества. Обычно почти весь отдел выезжает в воскресенье на лыжную прогулку — если нет ничего срочного, но катается основная масса — сами по себе. Впрочем, двое из личного состава обязательно «пасут» издалека, практически не выпуская меня из поля зрения. Спасибо «коллегам» за ненавязчивость. Как могут, сочетают требования службы и моё желание урвать кусочек одиночества и «единения с природой».

Ну и кадры, которые я делаю день за днём целый год на свой ФЭД — при любой возможности, изрядно отвлекают меня от присутствующего в жизни однообразия. Нашёл себе развлечение — фотать всё и везде, где можно, до упора.

Нет пока возможности реализовать себя в геймдеве, ещё пока совсем не просматриваются «советские настольные 8-битки» и игры для них, посему вот — на досуге фотографией увлекаюсь. Сплошные заменители и эрзацы настоящей жизни. Хоть так пока.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И ещё..

Примечательно ощущение, зародившееся в августе первого года войны, когда стало ясно, что «катастрофы лета 41» стране таки удалось избежать. Вот от таких, подобных беззаботным школьникам на лыжах — копящихся и копящихся примет «спокойного ритма жизни столицы» и складывается фраза:

«Война по нормальному».

Страшненькое по сути своей, сочетание. Но верное. От Москвы до ближайшего к ней места на линии фронта за Смоленском — около 400 километров. История этого мира всё сильнее уходит в неизвестность и от того, что хранится на носителях и в головах. Моей, и тех, «кто знает». Этот мир точно пошёл по другому пути. Линия фронта — западнее Смоленска, к Москве, к которой за зиму немцы дважды безуспешно пытались прорваться, но быстро сворачивали усилия, понимая, что местные вклинения живут считанные дни, в лучшем случае недели.