Ведьма - Симона Вилар

Свенельд понимал: на месте покинутого селища нельзя никому селиться, пока все не порастет травой, которая вберет в себя злую судьбу этого места. Но все же… Здесь некогда жили поляне, прибывшие искать лучшей доли. Это видно по стилю построек, по торчавшим у бурливого ручья гнилым сваям от снесенных водяных мельниц. А ведь некогда здесь широко расселились пришлые хлеборобы, расчистили лес, выжгли и удобрили почву, посеяли жито, стали молоть муку… Но ушли по непонятной причине. Уж не от тех ли страхов, о которых уцелевшие беженцы в Киеве рассказывали? В столь глухом и мрачном месте в это верилось.

Свенельд глянул на Веремуда. У волхва был странный отрешенный вид, он стоял, прислушиваясь, как и прежде, к чему-то неразличимому. Тогда Свенельд стал медленно обходить постройки. Вон немного в стороне покосившаяся банька, вон оставленные сани с торчащими вверх оглоблями. Колеса уже обросли побегами трав, пожухлых и засохших в нынешнюю пору. Тихо-то как, только дождь все шуршит! У самого леса Свенельд увидел довольно высокую насыпь, словно кто-то курган возвел, Могила? Но курганы обычно насыпают над теми, кого хоронят всех вместе. Неужто здесь сразу столько людей полегло? Хворь что ли какая на них напала? Может, потому и ушли?

Тут внимание варяга привлекло нечто, от чего он даже вздрогнул. Медленно подошел к бревенчатой стене одного из строений, стал разглядывать, словно не веря глазам. Душа похолодела: как будто кто-то клыками рвал мощные сосновые бревна, когтями царапал.

Свенельд потряс головой, снял шлем, сорвав сетку кольчужного капюшона и позволив струям дождя охладить голову. Ну и померещится же такое… Может быть, кто-то рубил здесь, ножом чиркал? Но нет, мысль оставалась та же — это были следы клыков и когтей. Возможно, медведь лютовал? Свенельд приложил ладонь туда, где ясно отпечатались следы клыков — они были больше ладони. Таких крупных медведей варягу видывать не доводилось. Тогда что же это за зверь?

Посадник поежился. Жутко стало, когда представил, что чувствовали те, кто прятались в избушке. Варяг хотел было указать на свое открытие волхву, но Веремуд уже вновь кинулся в чащу.

Свенельд переглянулся с растерянным Костой.

— А ну живо следом!

Мокрые голые ветви хлестали по лицу, корневища под ногами мешали бежать. Но уже через минуту чащоба поредела и они оказались на открытом пространстве. Похоже, некогда это была отнятая у леса пашня огнищан-хлеборобов, но теперь она заросла молодыми побегами, там и тут росли разлапистые елочки. И в сером сумраке, сквозь пелену моросившего мелкого дождя Свенельд увидел впереди Веремуда. Волхв вел себя странно: то делал несколько быстрых шагов, то вдруг останавливался, выставив руки ладонями вперед, словно стену какую-то невидимую отталкивал. Его молодое лицо было искажено от напряжения, будто состарившего его, щегольская косица на виске нелепо дергалась от резких движений головы.

Что стена и впрямь была — невидимая, плотная — ощутил и Свенельд, в первый миг словно онемев от удивления. Больше всего ему захотелось поскорее уйти отсюда, поспешить к своим. А тут еще и Коста неожиданно завывать начал, «чураться», искать помощи у предков[17]. Но Свенельда его страхи только подстегнули.

— Эй, иди там, где Веремуд прошел. Раз он смог — то и нам под силу.

И верно, там, где за волхвом полегли елочки и примялась пожухлая трава, помех продвижению не было. Вскоре догнали волхва. Он что-то бубнил, все так же выставив руки ладонями вперед, потом явственно оттолкнул нечто. И, переводя дыхание, сказал нагнавшим:

— Капище в тех зарослях, за полем. Ох и огородились же! Князь Мал нас бы седьмицами[18] водил по лесам, а капищ не показал. Ибо даже ему, видать, туда доступа нет.

— Тут мешает что-то, — как-то жалобно протянул Коста. Но волхв, как ни странно, заулыбался.

— Конечно, мешает. Там святилище древлян или еще что-то такое… Есть в подлунном мире такие места, обладающие особой силой. Я-то ее, силу эту, давно почуял, да только не мог определить, откуда она исходит. И войти на такое место… В общем, кто там побывает, может многое постичь, многому научиться и направлять эту силу на что пожелает. Конечно, не всякому это дается, только тому, кто к чародейству некий хыст[19] имеет. А вот на что силу эту применить…

Он умолк, когда Свенельд тронул его за локоть, указав вперед.

Там, за стволами дубов с облетевшей листвой, мелькнуло нечто светлое. А через миг из-за деревьев показался старик в длинном белом одеянии и в овчинной накидке. Он стоял, опираясь на посох и глядя на приближающихся.

— Волхв, — убежденно произнес Веремуд. — Служитель и хранитель этого места.

Волхв был высоким крепким стариком с белыми как лунь волосами ниже плеч и белой бородой, доходившей до середины груди. На поясе, там где расходились полы овчинной накидки, виднелись ряды подвешенных амулетов. Служитель сначала молча глядел на чужаков, а потом сделал жест рукой, будто повелевая уходить. И они неожиданно ощутили, как от его жеста, от взмаха руки, словно ветром горячим повеяло. Но Веремуд только отмахнулся, и прошло все.

— Слабый чародей, — засмеялся Веремуд, решительно направляясь в сторону кудесника. Свенельд с Костой последовали за ним. И идти вдруг стало легко, будто удерживавшая их до того сила исчезла в один миг.

— Нельзя вам сюда, — сильным голосом выкрикнул волхв. — Прочь пошли, псы шелудивые.

Свенельд вдруг сделал резкий скачок, ринулся вперед, обгоняя Веремуда, и не успел древлянский волхв взяться за свои амулеты, как Свенельд, на ходу выхватив меч, с силой рубанул им древлянского служителя. Старик рухнул как подкошенный, только в глазах застыло изумление да на губах под светлыми усами запузырилась кровавая пена.

Веремуд, если и заметил убийство служителя, то никак не отреагировал. Его манило то, что скрывалось за деревьями.

— Здесь оставайтесь. Вам там худо может сделаться.

Сам же пошел вперед. Но странно пошел, вдруг стал спотыкаться, побледнел, даже задыхаться начал, однако не остановился.

Коста широко открытыми глазами глядел на поверженного волхва, потом перевел взгляд на вытиравшего о траву клинок Свенельда.

— Люди бают, что не будет добра тому, кто священнослужителя убьет. Другие волхвы о том прознают и заклятье нашлют. И тогда хвори и беды обрушатся на убившего. А еще говорят, нож кудесники-мстители заговорят, и он станет лететь, огибая деревья и другие препятствия, пока не вонзится в погубителя…

— Да умолкни ты, телепень! Плевать я хотел на все их чародейство волховское. Ха! Они меня псом сделать хотели? Что ж, злость во мне теперь и впрямь собачья. Причем той собаки, что с волками одичала, став зверем лютым.