Серая Орда - Сергей Фомичев

— Мои человеки молчать. Да молодой кинязь сиразу ушёл. Только у Юрия лошадь брал. Нет, никто не успеть ловушка ставить.

Купец умолк, не зная, что ещё сказать, а князь добавил.

— Вчера я как узнал у Чуная про Варунка, людей послал. Загнав лошадей, за день одолели дорогу. Сегодня утром голубя с грамоткой прислали. Пишут, никаких следов не нашли до самого Мурома. Я как от них весть получил, так и послал за тобой. Больше как на чары, мне надеяться не на что.

Сокол потёр лоб и, наконец, глотнул вина.

Помолчали.

— Ты, Чунай, о постоянной лавке на нашем торге просил? — обратился к гостю Ук.

— Пиросил, кинязь, — кивнул купец.

— Лапша, проводи его к торговому старосте. Скажи, мол, я дозволяю. И с пошлинами пусть не жадничает. Пусть как с местных купцов берёт…

Чунай долго благодарил князя за содействие, ещё дольше сокрушался насчёт пропажи сына, пока, наконец, Лапша не увёл его на посад. Печатник с Зарубой остались. Им старый князь доверял вполне. Вздохнув и упокоившись на стуле, Ук продолжил разговор с Соколом.

— Летом послал я младшего своего в Сарай-Берке с тайным посольством. С ханами мы, сам знаешь, дружбы не водим, но есть там один человек, который за скромную плату сказками меня кормит. Я кушаю, потому что не всё в его брехне ложь, кое-что на мысли наводит. Иное я проверяю, упреждаю, когда надо…

Помнишь, как в прошлом году вы с Зарубой ходили Юрию помогать, когда на него родственник ополчился с братом своим, колдуном? Выбить законного князя с Муромского престола затеяли. И, конечно, помнишь, кто помог этим лесным бродягам войско собрать? Ведь ты сам меня и предупредил тогда…

— Угу, — кивнул Сокол. — Москва у них за спиной маячила. Не подойди мы тогда вовремя, сидел бы на Муроме Фёдор.

— Вот! — не выдержав сидения, Ук вновь принялся расхаживать по комнате. — Я тогда это дело разворошить решил, ну так, самую малость. В числе прочих мест и в Сарае тоже попросил выведать.

Близко-то к московским князьям подобраться не получилось, но в общих чертах узнал. И главное узнал: грызутся-то они вроде с людьми серьёзными, врагами давними. С Константином, с Ольгердом, теперь вот с Олегом ещё… но первой, заметь, Мещеру задумали подмять под себя. Мещеру вместе с Муромом.

Чего они на наши княжества взъелись, мне выяснить так и не удалось. Вроде и не соперники мы им, и торговли большой не держим, а уж за дань с наших болот воевать, и вовсе смешно выходит. Тем не менее, вот задумали.

Ук ополовинил кубок, помолчал. Потом продолжил.

— Ты знаешь, я в русские свары не хочу влезать. Они там все промеж себя родственники. А чужую семью примирять последнее дело. Только шишек напрасных набьёшь. Может и зря, не знаю. Но теперь не одних русских это дело — наши те земли, что поперёк горла москвичам стали.

Открытой брани они понятно не желают. Понимают, за Муром и Мещеру против них многие встанут. И не потому, что Москвы не боятся. Как раз потому что боятся и встанут…

Сокол и сам был осведомлён в московских делах не хуже Ука, но слушал внимательно. Слухи слухами проверяются.

— Я особо не боялся. С Муромом у них не вышло. А мы в лесу и болотах, что у ихнего Христа за пазухой спрятаны. Но человек тот, из Сарая, весть подал, будто Москва иначе задумала действовать, где-то в степи поддержку нашла. Подробно не сообщил. Воровства дорожного побоялся. Вот я Варунка и отправил к нему, чтобы при личной встрече подробней узнал.

Не знаю, что там Чунай имел в виду, что он успел от Варунка услышать, но что-то серьёзное действительно затевается. Пропал Варунок. Под носом прямо. Думаешь случайность? Думаешь, вурды или разбойники?

— Нет, не думаю, — покачал головой Сокол. — В тот раз под Муромом в суздальского княжича, Бориса, стреляли. Чудом промахнулись. И тоже неясно было, кто навёл злодеев на посольство. Оно ведь тайно отправилось. Константин бояр продажных накануне в пыточную спровадил. Некому было предать.

Видел я ту стрелу, Борис сам мне её показывал. Жуткая, скажу я тебе, стрела. Зачарованная — не то слово. Сила в ней злобная не людская…

— Один корешок у побегов этих, — кивнул Ук. — И на Варунка, полагаю, те же псы зло замыслили.

Старый князь постоял молча и перешёл к просьбе.

— Знаю, да и люди говорят, что можешь ты с помощью ведовства своего зреть человека, где бы тот ни был, — в глазах Ука мелькнула надежда. — Так ли это? Можешь ли сказать, что с моим сыном и где он теперь?

Сокол с ответом замешкался. Розыск потерявшихся княжичей не значился среди сильных его сторон. Той же Мене он значительно уступал в подобно рода ведовстве. Но кое-что, конечно, умел и Сокол. И если бы тревогу подняли спустя день-другой, он, пожалуй, сумел бы отыскать юношу. Однако за неделю с лишним, след безнадёжно простыл.

Но и расстраивать князя раньше времени Сокол не захотел. Встать на затёртый след он не мог, а, положим, узнать некоторые подробности исчезновения, попытаться почувствовать Варунка, чародей был вполне в силах.

— Многого не обещаю, — наконец сказал он. — Но что могу, сделаю. Нет ли у тебя, князь, вещицы сына твоего? Такой, какую носил он некоторое время на себе или при себе. Чтобы помнила ещё хозяина.

Ук молча кивнул и вышел. Ненадолго. Сокол не успел перекинуться парой слов с воеводой и печатником, как князь вернулся, держа шитый золотом пояс.

— Вот. Этот пояс он точно носил. Ещё весной. А в дорогу-то новый надел.

Сокол встал, взял пояс.

— Возьму с собой, если не возражаешь. До завтра.

Сказав это, он направился к выходу и князь, спеша узнать о сыне хоть что-нибудь, не решился остановить чародея вопросом.

Колдовство предстояло нехитрое и много времени обычно не отбирало, но зато требовало определённого часа. А именно восхода, который на сегодня чародей уже пропустил. Поэтому, вернувшись из кремника, Сокол занялся другими заботами, а поиски Варунка оставил на утро.

На заднем дворе чародейского дома стоял приземистый сруб. Ни окон, ни дверей, ни дымника сруб не имел. Попасть внутрь можно было только через узкий лаз, проделанный под нижним бревном клети. Даже днём сруб наполнял густой сумрак и только во время восхода, при ясном небе, солнце врывалось сюда через устроенную под крышей щель широкой полоской света.

Чародей называл её световым полотном. Солнечные лучи среди мрака и правда напоминали тонкую тканину, как бы висящую над головой. Но настоящее зрелище начиналось, когда Сокол ставил на землю плошку с дымящимися углями или травами. Дым струился наверх, притягиваясь к единственной щели. Попадая на полотно, дымные завитушки начинали играть. Сполохи сливались в дивные узоры, которые меняли друг друга то вспыхивая огнём, то тускнея, устремляясь к солнцу или кружась на месте, разбегаясь и сталкиваясь с другими рисунками.