Подвижники и мученики науки - Валериан Лункевич

Могли ли простить Бэкону эти правдивые и звучащие негодованием речи?

Четырнадцать лет тюремного заключения подточили здоровье Бэкона, но он до конца дней своих остался непримиримым противником церкви, стойким защитником науки и истины.

Гонения не прекратились и после его смерти. Сочинения его были пригвождены цепями на самых высоких полках в библиотеке францисканского монастыря в Оксфорде, где жил он, и пролежали там целые столетия под толстым слоем пыли. Нет, однако, худа без добра: пусть приковали творения Бэкона, пусть предали забвению; возможно, что это именно и спасло их. Покрытые вековой пылью, изъеденные насекомыми, они сохранились в назидание далекому, благодарному потомству…

Два монаха — разные по складу ума и характера и по размаху дарования, но одинаково знаменитые.

Один — спокойный, умеренный в требованиях к людям, миролюбивый. Другой — полная противоположность ему: мятущийся, гневный, смело бичующий все, что возмущает его острый ум и тревожную совесть.

Оба они — убежденные энтузиасты знания.

Но один — «постепеновец»: любит свободу мысли, но не переходящую в дерзания; не прочь самостоятельно разбираться в явлениях природы, хотя и предпочитает знакомить читателя с чужими мыслями. Другой — бунтарь, горячий поборник самостоятельного изучения природы, творец новых идей, указующих людям пути к новой жизни.

И оба они все еще во власти некоторых идей и даже предрассудков своей эпохи, правда в неодинаковой мере. Но это неизбежно: иначе они не были бы людьми своей эпохи, XIII столетия…

Глава четвертая. Могучее орудие культуры

XIII век немало сделал для того, чтобы подвинуть вперед дело обновления культуры: «наука-служанка», выбившись в значительной мере из-под опеки и гнета богословия, приобретала право на самостоятельное существование. В XIV столетии раскрепощение ее в связи с развитием городской экономики двинулось еще больше вперед, создав тот расцвет науки и искусства в XV и XVI столетиях, который столь характерен для эпохи Возрождения.

Италия, менее других стран пострадавшая от феодальных порядков и использовавшая свое благоприятное географическое положение, раньше других развернула ремесленную, торговую и коммунальную жизнь городов и стала застрельщиком того могучего, красочного и во многих отношениях незабвенного в истории культуры движения, которое мы называем Возрождением наук и искусств. Отсюда, разливаясь вширь, оно распространилось на другие страны — на Германию, Францию, Англию. Энгельс прекрасно характеризует Возрождение. «Это, — говорит он, — был величайший прогрессивный переворот, пережитый тогда человечеством, — эпоха, которая нуждалась в титанах, и которая породила титанов по силе и учености… Особенно характерно в них то, что почти все они живут интересами своего времени: принимают участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются, кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим. Отсюда — та полнота и сила характера, которая делает из них „цельных людей“».

Одним из таких цельных людей был изобретатель книгопечатания Иоганн Гансфлейш-Гутенберг (годы рождения и смерти условны: 1400–1468).

Постепенное разложение феодализма под давлением растущей промышленности, денежного хозяйства и торговли, как внутренней, так и внешней; рост городов и укрепление политических прав основного городского населения, бюргерства; увеличение числа светских школ и даже университетов, число последних в Европе к началу XV века достигало уже 40 с лишком, — словом, рост культуры, а стало быть, и увеличение числа не только просто грамотных, но и образованных людей требовали изобретения совершенно нового способа распространения знаний — как житейски-обиходных, так и научных.

До подвига, совершенного Гутенбергом и его непосредственными помощниками и учениками, о печатании книг ничего, по-видимому, не было известно.

Библия утверждает, что Моисей начертал свои заповеди на каменных скрижалях, а историки говорят, что законы, которые дал своей стране один из «семи мудрецов» Древней Греции — Солон, были вырезаны на деревянных цилиндрах. Своеобразные письмена египтян, вавилонян и ассирийцев высекались либо на камне, либо на глиняных, деревянных и бронзовых дощечках. Целые истории, длиннейшие рассказы и басни, декреты и законы царей, повествования поэтов, философов и ученых были записаны и сохранились до нашего времени именно таким образом.

Китайцы чертили свои письмена на твердых листьях и на коре деревьев. Римляне пользовались тоненькими дощечками, покрытыми воском, вычерчивая на них слова при помощи заостренных с одного конца железных или костяных палочек (стилетов). Впрочем, римляне, а раньше и греки переняли у египтян привычку пользоваться для письма тоненькими пластинками, вырезанными из стебля папируса. Несколько таких пластинок, напоминающих листы толстой бумаги, склеивались по длине, образуя широкую ленту длиною в 5— 15 метров. Такая исписанная и навернутая на палку лента называлась свитком.

За два века до нашей эры на смену папирусу пришел пергамент. Его выделывали из козьей или бараньей кожи, а тонкие сорта — из кожи телят и ягнят. Исписанные с обеих сторон листы пергамента складывались один на другой, затем скреплялись вместе, и получалась рукописная книга. В дальнейшем пергамент сменила бумага. Кто и когда изобрел ее — сказать трудно; полагают, что китайцы. В Европе привозная бумага появилась впервые в VI веке нашей эры, а сами европейцы завели бумажные фабрики только в XIV столетии, раньше, чем было открыто искусство печатать книги.

Как всякое великое открытие, книгопечатание возникло не сразу в готовом, законченном виде: ему предшествовали другие открытия, проложившие путь к книгопечатанию.

Гутенберг

Еще в XIII веке немцы научились у итальянцев делать игральные карты; у кого это искусство переняли сами итальянцы — неизвестно; возможно, что… у китайцев. Во всяком случае, искусство это было несложно. Прежде карты рисовали от руки. Рисование заменили тиснением: на деревянной дощечке вырезывали рисунок карты, смазывали его краской и сверху прикладывали чистый листок бумаги, на котором и отпечатывалась карта. После этого попробовали печатать таким же образом рисунки, картины, книги. Для книг брались деревянные таблицы — каждая размером с большую страницу; на них вырезались различные слова и фразы; затем таблицы смазывали чертой краской, прикладывали к ним лист за листом чистую бумагу и получали оттиски. Так рукописная книга сменилась книгой тисненой.

Все это было хорошо известно Гутенбергу. Но он, как и другие наблюдательные и деловые люди, столь же прекрасно видел, как тяжел, неэкономен и малопроизводителен этот способ размножения книг. Однако Гутенберг отличался от многих других тем, что другие это только видели, а он искал и нашел лучший способ печатать книги.

Жизнь Гутенберга и история его изобретения полны глубокого интереса.

Уроженец г. Майнца, Гутенберг принадлежал к знати этого города. Но после одного из неудачных для знати столкновений с городскими цехами он вынужден был в 1434 году перебраться в Страсбург — без средств и без перспектив сколько-нибудь значительного заработка.

Так началась для него трудовая жизнь, полная всяческих злоключений и тяжелых переживаний. Работая то у ювелиров, то на фабрике зеркал, Гутенберг лелеет свою давнюю мечту о книгопечатании. Но осуществлению ее долго мешает отсутствие денег. Сначала Гутенберг нападает на мысль использовать для набора деревянные столбики с вырезанными на них выпуклыми буквами. Получаются четкие отпечатки набранных фраз. Но деревянные буквы легко стираются, ломаются; надо придумать для них какой-нибудь более прочный материал; для получения оттисков нужен еще какой-нибудь пресс. В поисках необходимых денег Гутенберг в 1444 году перебирается обратно в Майнц. Опять встает зловещий вопрос о деньгах. Средства на исходе. Да и со здоровьем у него плохо. Однако он не падает духом. Работает и над шлифованием камней, и над изготовкой зеркал, и над своим детищем — книгопечатанием…

Здесь, в Майнце, после того как ему удалось получить небольшую сумму денег, Гутенберг в 1445–1448 годах отпечатал — уже металлическими буквами — первые небольшие вещи, в том числе астрономический календарь.

В 1450 году он подписал с богатыми купцами Фустом и Шефером договор на печатание Библии. Целых пять лет убил на нее Гутенберг. Последние годы своей жизни (он умер в 1468 году) он продолжал с трудом, но упорно работать, несмотря на то что вынужден был расстаться с Фустом и Шефером, отобравшими у него типографию, считая ее своей собственностью.

Книгопечатание, как всякое новшество, способствующее раскрепощению людей, было встречено враждебно некоторыми общественными группами XV века. Первыми взбунтовались, конечно, переписчики книг: их ремеслу, их заработку книгопечатание приносило явный, непоправимый материальный ущерб. Неодобрительно отнеслись к нему и церковные власти. Папы первое время даже не прочь были бы запретить книгопечатание. Почему? Чем меньше паства имеет дело с книгами, тем меньше у нее соблазна думать над тем, что ей преподносят с высоты амвонов и проповеднических кафедр. Если книги духовные печатаются на латинском языке, то с этим еще, куда ни шло, можно примириться. Но когда их станут печатать на доступном всякому грамотному человеку языке, тогда соблазнов, лжетолкований и ересей не оберешься. И совсем уж гиблое дело — печатать книги светские. Не говоря уже о том вреде, который приносят такие книги мирянам, нельзя не предотвратить тех бед, которыми они грозят духовенству.