Гегемония, или Борьба за выживание - Ноам Хомский

Грандиозная стратегия США охватывает все американское правовое поле. Здесь, как и во многих других странах, правительство не преминуло воспользоваться возможностью, поводом для которой послужил террористический акт 11 сентября, чтобы разобраться с проблемами в американском обществе. После терактов 11 сентября администрация Буша пользовалась правом объявлять различных лиц, включая граждан США, «пособниками врага», «подозреваемыми в терроризме». Их могли подвергать тюремному заключению без предъявления обвинений и предоставления им адвоката и возможности общаться с семьей до тех пор, пока в Белом доме не решат, что проводимая ими война с терроризмом успешна завершена — то есть на неопределенный срок.

Министерство юстиции Дж. Эшкрофта считает «вполне естественным, что того, кого задерживают с подозрением в пособничестве врагу, изолируют от общения с родственниками или с кем бы то ни было». Данные притязания исполнительной власти частично нашли поддержку некоторых судов, которые постановили, что «президент в военное время имеет полномочия содержать под стражей граждан США в течение неопределенного времени как пособников врага и отказывать им в праве на адвоката»{43}.

Обращение с «пособниками терроризма», содержащимися американскими властями в военном лагере в Гуантанамо, на оккупированной до сих пор территории Кубы, вызвало большой протест со стороны правозащитных организаций и многих общественных деятелей, и даже одного из ревизоров Министерства юстиции США. Он подготовил резко критический доклад, которому не придали значения в его ведомстве. Вскоре после вторжения в Ирак всплыли материалы о том, в каких условиях содержались иракские заключенные. Им вставляли кляп в рот, связывали, надевали мешки на голову, избивали и «обращались, как с афганцами и другими заключенными в тюрьмы в заливе Гуантанамо на Кубе, где отношение к осужденным идет вразрез с нормами международного права», выражаясь мягко. Представители Красного Креста выразили решительный протест после того, как командование США отказало допустить их к военнопленным (нарушение Женевской конвенции), а также к гражданским заключенным{44}. Более того, определение степени вины осужденных целиком и полностью зависело от желания США. Международным террористом могло быть признано любое лицо, которого США решат взять под стражу, без представления четких доказательств его вины{45}.

Взгляд на проблему Министерства юстиции США стал более понятным после того, как в результате утечки информации общественности стали известны факты о тайных намерениях американских властей, которые нашли свое отражение в документе «Закон об усилении мер безопасности на территории США от 2003 года». «Эта „новая попытка ущемления наших гражданских прав“ значительно расширяет полномочия государственной власти, — писал профессор права Йельского университета Джек Бэлкин. — Эти инициативы подрывают конституционные права граждан, поскольку наделяют государство правом аннулировать гражданство на основании обвинения в обеспечении „материальной поддержки“ какой-либо из структур, внесенных Генеральным прокурором США в черный список террористических организаций». Даже если обвиняемый в подобного рода правонарушении не имел представления о том, что организация, которую он поддерживает, внесена в черный список. «Двухдолларовые пожертвования Исламской благотворительной организации, по мнению Генерального прокурора, являются пособничеством терроризму, — пишет Бэлкин, — и по этой причине вас могут выдворить из страны на следующем же самолете».

Согласно концепции, «намерение аннулировать гражданство не обязательно должно быть выражено словесно, а может быть мотивировано, исходя из поведения обвиняемого, обосновано Генеральным прокурором, чьи утверждения мы должны принимать на веру». В этой связи возникают параллели с мрачной картиной периода генерала Макартура, однако эти предложения гораздо более кардинальны по своей сути. Новая концепция мер по укреплению безопасности США расширяет возможности для осуществления наблюдения за гражданами без соответствующего судебного решения, разрешает тайные аресты и сдерживает возможности гражданского надзора за действиями властей. Этот момент представляет особенную важность для реакционно настроенных рядовых функционеров режима Буша-младшего. «Нет ни одной нормы гражданского права — включая драгоценное право на гражданство — которую данная администрация не нарушила бы для обеспечения беспрецедентной системы мер контроля над жизнью американского общества», — приходит к заключению Бэлкин{46}.

Говорят, что у президента Дж. Буша-младшего стоит на столе подаренный его другом Тони Блэром бюст Уинстона Черчилля. Вот некоторые слова, принадлежащие Черчиллю, которые он бы, вероятно, мог высказать в отношении американской политики:

«Право исполнительной власти заключать человека под стражу без каких-либо внятных законных оснований и, в частности, отказывать человеку в праве на суд, в котором будут равные с ним по статусу и положению люди, в высшей степени презренно и служит основой всех тоталитарных режимов, как нацистских, так и коммунистических»{47}.

Полномочия, которые требует для себя администрация Дж. Буша, выходят далеко за рамки описанной Черчиллем одиозной политики. Его предупреждения о злоупотреблениях исполнительной властью с целью сбора информации и осуществления превентивных мер были сделаны в 1943 году. В то время перед Великобританией стояла угроза подчинения одной из самых смертоносных машин массового поражения за всю историю человечества. Быть может, у кого-нибудь из Министерства юстиции однажды появится желание поразмыслить над высказываниями человека, чей образ предстает перед глазами их лидера каждый день.

Американская академия гуманитарных и точных наук в своем критическом обзоре обращает внимание на то, что грандиозная имперская стратегия успешно обходится без «главенства международного права в качестве базового элемента любой политики». В обзоре отмечается, что в тексте Стратегии национальной безопасности нет ни единого упоминания о международном праве или об Уставе ООН. «Главенство закона над силовыми методами, будучи лейтмотивом внешней политики США с момента окончания Второй мировой войны», напрочь отсутствует в новой стратегии действий. Также практически перестали существовать международные организации, «которые занимались расширением правового поля. Их деятельность была направлена на ограничение наиболее сильных государств и в равной степени на предоставление возможности заявить о себе слабым странам». Отныне утверждено право силы, и США намерены использовать это право, как им заблагорассудится.

Аналитики полагают, что стратегия действий Вашингтона усилит «решимость его врагов действовать [в ответ на растущее у них] негодование от очевидного запугивания со стороны США». Они будут стремиться найти наиболее «дешевые и простые способы, чтобы использовать уязвимые места этой страны», коих имеется в достатке. Неглубокое осознание аналитиками Буша данных фактов подтверждается и тем, что в тексте Стратегии национальной безопасности содержится лишь одно предложение об усилении мер контроля вооружений, к которым у представителей администрации президента сформировано устойчивое чувство неприязни{48}. Два специалиста в области международных отношений описывают в журнале Академии гуманитарных и точных наук планирование «затяжной конфронтации, а не поиска политических компромиссов» как «провокационную тактику по своей сути». Они предупреждают, что «явная ориентация США на открытую военную конфронтацию, откровенно преследующую национальные интересы, чревата огромной опасностью»{49}. Несмотря на различные индивидуальные цели, в этом отношении мнения многих сторон совпадают.

Выводы, которые были сделаны в аналитическом обзоре Американской академии гуманитарных и точных наук относительно превосходства закона над силой в политике США, требуют серьезных оговорок. После окончания Второй мировой войны правительство Соединенных Штатов стало применять стандартную для сверхдержавы схему действий, используя силу, а не законные средства, когда это выгодно для «национального интереса». При этом термин «национальный интерес» понимался как совокупность частных интересов различных американских групп, способных влиять на формирование политического — курса. Для англо-американской культуры это банальная ситуация, которая своими корнями уходит во времена А. Смита. Он жестко осуждал «торговцев и держателей мануфактур» Англии, которые, по сути, были основными вдохновителями политики и делали все возможное, чтобы их интересы добросовестно соблюдались, вне зависимости от того, какие «плачевные» последствия такая политика могла иметь, включая жертвы их «дикой несправедливости» как в Англии, так и за ее пределами{50}. Выясняется, что опыт прошлого мало чему научил современных политиков.