Гегемония, или Борьба за выживание - Ноам Хомский

Стремление администрации президента Соединенных Штатов продемонстрировать подобающее уважение к мировому общественному мнению, выраженное в попытках объяснить побуждающие мотивы своих действий, стало отчетливо заметным через несколько месяцев после заявлений К. Пауэлла в Совете Безопасности о начале военной операции в Ираке. «Представители правительства США настаивали, чтобы выступление Пауэлла не расценивалось как элемент для привлечения сторонников силового решения иракского вопроса», — писала зарубежная пресса. Один официальный представитель США заявил, что «правительство не намерено втягивать себя в процедуру согласования по второй резолюции, так как ему это совсем не нужно… Если другие члены Совета Безопасности хотят к нам присоединиться, мы можем ненадолго задержаться, чтобы они смогли поставить свою подпись, где надо… но не более того»{55}. Вашингтон дал всем понять, что принял решение использовать силу; озадаченное мировое сообщество может лишь попытаться «догнать» США и присоединиться к антииракской кампании или, в противном случае, испытать тяжелые последствия, которые постигнут всех, кто, согласно формулировке президента Буша, оказался на стороне террористов.

Вскоре после этих событий состоялась встреча Дж. Буша и Т. Блэра, а также присоединившегося к ним премьер-министра Испании Хосе Мария Аснара. На этой встрече они повторно выразили свое неуважение к нормам международного права и международным организациям. По сути, они выдвинули Совету Безопасности ООН ультиматум: подчинись нашему решению в двадцать четыре часа, или мы осуществим вторжение в Ирак и установим там режим, который считаем необходимым, без твоей бессмысленной печати одобрения, и мы непременно сделаем так — вне зависимости от того, решит семья Саддама Хусейна покинуть страну или нет. Буш заявил, что вторжение легитимно, так как США обладают суверенным правом использовать силу для обеспечения национальной безопасности, угрозу которой представляет Ирак, как во главе с Саддамом, так и без него. ООН утратила былую значимость, так как «не справилась со своими обязанностями», то есть не подчинилась приказам Вашингтона. США будет «восстанавливать попранную справедливость в мире», даже если весь мир выступит с единым решительным протестом против этого{56}.

Вашингтону стоило немалых трудов показать мировой общественности всю несостоятельность официальных деклараций. На пресс-конференции 6 марта Дж. Буш-младший заявил, что «ответа требует всего один-единственный вопрос: действительно ли иракский режим полностью и безоговорочно разоружился в соответствии с требованиями Резолюции № 1441 или нет?». Правда, сразу же после этого он дал четко понять, что даже этот «единственный» вопрос не имеет значения, поскольку, «если речь заходит о нашей безопасности, нам не требуется ничье разрешение». В таком случае инспекции ООН и декларации о намерениях Совета Безопасности были всего лишь фарсом, и даже безропотное согласие с навязываемыми решениями не смогло бы изменить результата. Несколькими днями ранее Дж. Буш своим заявлением отмел любую возможность ответа на свой риторический вопрос. США установят собственный режим в Ираке, даже если Саддам полностью разоружится и если он вместе со своими приспешниками покинет территорию Ирака, подчеркивалось в выступлении президента США во время саммита на Азорских островах{57}.

В действительности, безразличие президента США в этом ключевом вопросе уже стало достоянием широкой общественности. За несколько месяцев до указанных событий пресс-секретарь Белого дома Ари Флейшер сообщил, что «США взяли курс на смену режима в Ираке при участии международных инспекций или без них». «Смена режима» предусматривает создание не предпочтительной для иракцев формы правления, а той формы, которую единолично установит завоеватель, называя ее «демократической», — это стало уже привычной практикой, поскольку даже Россия устанавливает «народные демократические режимы». Позднее, когда военная операция стала подходить к концу, Флейшер снова вернул прежнюю актуальность «главному вопросу» международных отношений последних месяцев — «обладанию Ираком оружием массового поражения, что было и остается главной причиной вторжения». В то время как Буш представлял свою противоречивую позицию на пресс-конференции, министр иностранных дел Великобритании Джек Стро объявил, что если Саддам Хусейн будет окончательно разоружен, то «мы не станем возражать против того, чтобы во главе страны осталось прежнее правительство». Таким образом, по словам Дж. Стро, главным вопросом остается разоружение: дискуссии по поводу «освободительной миссии», «демократии» являются всего лишь пустым разговором, и Великобритания не станет поддерживать милитаристские устремления президента Буша, подкрепленные его слабой аргументацией. Участие Великобритании в военной операции продиктовано необходимостью поддержания международной безопасности{58}.

Тем временем заявление президента Буша о том, что США намерены установить контроль над Ираком любой ценой, было опровергнуто Колином Пауэллом: «Главный вопрос заключается в следующем: является ли стратегическим решение Саддама Хусейна подчиниться требованиям Совета Безопасности [и] уничтожить имеющиеся у него запасы оружия массового поражения? Всего-то ничего… лишь в этом и состоит вопрос. И нет других вопросов».

Вернемся к тому «ключевому вопросу», актуальность которого была опровергнута президентом Бушем за пять дней до того и затем повторно на следующий день. С началом вторжения К. Пауэлл вернулся к обсуждению «ключевого вопроса». Ирак «был атакован в связи с тем, что нарушил „международные обязательства“, закрепленные в мирном соглашении в 1991 году, которые предполагали выдачу и уничтожение всего арсенала опасного вооружения»{59}. Все другие претензии к Ираку в таком случае оказываются беспочвенными: США самостоятельно примут одностороннее решение, запрещающее международным инспекторам довести свою работу до конца, а соглашение 1991 года дает США основания использовать военную силу, что противоречит всей их прежней аргументации.

Соберите большую аудиторию в одно время и в одном месте, сделайте для себя целью «освобождение» и «демократию» не только для Ирака, но и для всего региона, — звучит благородно, не правда ли? Идея проста: мы будем делать, что сочтем нужным, используя любую доступную мотивировку наших действий. Вам лишь остается «успевать улавливать смысл».

Однако необъяснимым остается то, почему опасность оружия массового поражения стала такой значительной после сентября 2002 года, незадолго до того, как советник президента США по национальной безопасности К. Райс утвердилась в мысли, что, если «Ирак создаст оружие массового поражения, его использование будет невозможно, поскольку его применение вызовет национальную катастрофу»{60}.

Наказание за критику действий США может быть очень суровым, равно как ощутима выгода от присоединения к числу их союзников. Правительство США направило своих высокопоставленных представителей на переговоры с членами Совета Безопасности, чтобы «призвать политическое руководство стран-членов поддержать решение США при голосовании по вопросу Ирака и объяснить им, какие тяжелые последствия может повлечь их отказ». При этом большое внимание уделялось странам, не играющим заметной роли в международных отношениях, «значение которых возросло лишь после того, как они заняли кресло в Совете Безопасности». Мексиканские дипломаты пытались объяснить эмиссарам Вашингтона, что народы мира «„в подавляющем большинстве выступают против войны“, однако данный аргумент был моментально отметен как смехотворный»{61}.

В этой ситуации «у стран, которые под общественным давлением встали на демократический путь [и] чье политическое руководство теперь подотчетно народу», возникают достаточно специфические проблемы. Для них добросовестное следование демократическим принципам может вылиться в экономическую стагнацию. Со своей стороны господин Пауэлл дал четко понять, что политические и военные союзники США многое приобретут. В то же время Ари Флейшер «решительно отверг» мысль о том, что Буш предлагал какую-либо компенсацию в обмен на голоса, и, как писала «Уолл-стрит джорнал», это вызвало взрыв смеха в журналистской среде{62}.

Наградой за следование указаниям могла стать не только финансовая помощь, но и разрешение на активную террористическую деятельность. Президент Российской Федерации Владимир Путин, у которого, как передают, особенно душевные отношения с Бушем-младшим, получил в награду «дипломатический знак согласия на подавление деятельности чеченских сепаратистов — шаг, который, как доказывают некоторые аналитики в США и на Ближнем Востоке, может помешать реализации долгосрочных интересов США». Вероятно, можно предположить и другие мотивы, по которым Вашингтон поддерживает государственный терроризм. Чтобы продемонстрировать, что «не стоит» строить догадки в этом направлении, лидер мусульманской благотворительной организации был осужден Федеральным судом за отправку средств фонда в помощь чеченцам, борющимся с жестокой военной оккупацией России. Произошло это именно в тот момент, когда господин Путин получил карт-бланш. Главе другой благотворительной организации были предъявлены обвинения в финансировании санитарного транспорта для Боснии. В этом случае преступление, очевидно, было совершено примерно в то же время, когда президент США Б. Клинтон направлял группы боевиков «Аль-Каиды» и «Хизболлы» в Боснию для усиления стороны, которую в этом конфликте поддерживали США{63}.