Боги и касты языческой Руси - Лев Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В саге о Фритьофе главного кумира общеплеменного святилища держит на коленях женщина. Похоже это на деревянного киевского Перуна, 180 сантиметров в диаметре, которого в день крещения киевлян двенадцать мужей колотило палками, не особенно, очевидно, мешая друг дружке?!
У скандинавов постоянно упоминается борода Богов: Один — Долгобородый, Тор — Рыжебородый. У Перуна — «ус злат», и всё.
Между прочим, когда заглавного героя норманнской «Саги о сожжении Ньяля и его сыновей» одна злая женщина повадилась называть безбородым, советуя ему «навозить навоза себе на подбородок, чтоб быть, как все мужчины», сыновья Ньяля, мстя за столь страшное оскорбление, убили родственника злоязыкой бабы — и запустили кровавый маховик родовой вражды, который, в итоге, погубил и их самих, и отца.
Но сил снести такое оскорбление у норманнов не было! А вот на вендском, славянском Рюгене стоял, как говорит «Книтлинг-сага», идол некоего «Бога Побед» с серебряными усами.
Прозвище «Бога Побед» было Черноглав[13] (Червонноглав? Вспомним «голову червонного золота» идола, описанного аль Масуди, и золотую голову киевского кумира), и антинорманнисты — настоящие антинорманнисты позапрошлого века — часто сравнивали его с летописным Перуном. А уж деревянные идолы вроде столбов с резной головой на вершине известны в славянских землях с IX века — и практически по XX.
Известны такие изваяния — которые немецким крестоносцам приходилось срубать, а потом волочь к морю упряжкой в несколько пар волов — и в славянской Прибалтике. Том самом Поморье Варяжском русских летописей.
Так что Рыбаков был тут не прав. Варяжское влияние на Киевские идолы чувствовалось. А вот скандинавского — не было, да и быть не могло.
Не было в Киеве скандинавов в 980 году! Вместе с тем Борис Александрович указал на ещё один источник, подтверждающий, что Богов было именно пять (сам он, правда, полагал, что сокращение до этого числа произошло из-за «выпадения» непонятного новым поколениям «скифо-сарматского» Семарьгла).
Этот источник мы подробнее рассмотрим в следующей главе.
После Рыбакова киевское святилище никто не изучал подробно. Уже упомянутый Л.С. Клейн написал обширное исследование «Воскрешение Перуна», примерно треть которого состоит из «историографии», в которой Клейн восхищается аничковыми и критикует мифологов, а кроме того, излагает свои взгляды на современное русское Язычество, балансируя при этом — не всегда удачно — между нецензурной бранью и оперативной информацией для «компетентных органов».
Ещё треть посвящена развенчиванию покойного Рыбакова и ругани в его адрес — критикой этот поток замутнённого ненавистью к ушедшему титану сознания назвать сложно. На каждое исследование академика Клейн напускается в уже описанной выше манере — «паспорт украл, фотокарточку вклеил».
После чего пускается в собственное исследование — и вот тут-то весь критический заряд кончается: всё и вся, включая святочного «умруна», весеннюю Масленицу и летнего Ярилу, объявляется воплощением Перуна, которому посвящены решительно все славянские праздники — только о собственно Перуновом дне 20 июля Клейн умудрился забыть.
Кроме того, обнаруживается связь Перуна с древним ближневосточным Богом Илу (во введении Клейн долго и вполне справедливо высмеивал тех, кто сватает в «Русские Боги» египетского Ра), а также с «умирающим и воскресающим» Индрой (во-первых, в том же введении достаётся, опять же справедливо, т. н. «русским ведистам», а во-вторых, об этой детали биографии индийского Громовержца индологи отчего-то пребывают в неведении, Клейн же опять «забывает» давать ссылки).
Для завершения картины надо заметить, что Клейн, раздраконивший покойного академика Рыбакова за посягательство выдать славянское Язычество за монотеистическую религию (что Борису Александровичу и во сне не снилось), справился с этой задачей куда лучше, сведя всё славянское Язычество к культу Перуна.
Под конец книгу становится неприятно читать — автор начинает буквально обсасывать собственные пристрастия в личной жизни, некогда, в советское время, приведшие его на скамью подсудимых и на тюремные нары.
Я надеюсь, читатель простит меня, если я на этом завершу знакомство с книжкой господина Клейна. Её полезно прочесть разве что для знакомства с уровнем доказательности, а также этикой и эстетикой современных «объективных» учёных.
Ряд статей Васильева полезнее — тем, кто интересуется историографией. Однако ничего нового в рассмотрение киевского капища 980 года эти труды не вносят.
В замечательной книге Серякова «Голубиная книга» — священное сказание русского народа» (после работ Рыбакова это произведение — лучшее, что мне доводилось прочесть по славянскому Язычеству, а кое в чём и превосходит их) киевское капище упоминается в самой, на мой, по крайней мере, взгляд, слабой и спорной главе книги с названием «Небесная загадка славянских волхвов».
Не буду утруждать читателя пересказом всех небезынтересных, но, по моему скромному мнению, именно в этом месте чересчур усложнённых построений Михаила Леонидовича — эту книгу попросту должен прочесть сам каждый, кому небезразличны истоки Руси и ее древняя Вера.
Говоря очень кратко, Перун, Даждь-бог, Стрибог и Макошь соотносятся им соответственно с Луной, Солнцем, ветром и Венерой. В его концепции это соответствует плечам, лицу, дыханию и глазам Первобожества, из которого родилась Вселенная.
Хорс же и Семарьгл оказываются проявлением иранского влияния, частично воскрешая построения о сборном капище подчинённых Владимиру народов. Каковы же итоги почти двухсотлетнего — если вести отсчёт от книги Строева (если вспомнить про Ломоносова, тем паче про Гизеля, то речь придётся вести о трёх и более веках) — изучения киевских Богов?
С одной стороны, продвижение вроде бы есть. Нашли остатки возведенного будущим крестителем святилища. Опровергли идеи о финском происхождении Макоши, тюркском — Хорса и Семарьгла. Навсегда отошли в прошлое идеи скептиков о наобум подобранном летописцем перечне своих и чужих божков — или произволе князя, собравшего за оградой неродных народу и вскоре позабытых им кумиров.
Точнее, увы, должны были бы отойти… к сожалению, история не похожа на, к примеру, самолетостроение. Там, допустив одну ошибку в конструкции или управлении, больше постараешься не ошибаться — если выживешь.
Ошибочная же историческая теория может существовать столько, сколько существуют люди, которым она отчего-то нравится, или выгодна, или попросту удобна.
Однако положительный эффект изысканий пока невелик. Боги, стоявшие «вне двора теремного», так и остаются загадкой. По какому принципу их объединили? Почему именно столько? Кто из них за что отвечал? Наконец, отчего Владимир первым делом по восшествии на престол решил возвести им капище?
В этой книге, читатель, я постараюсь, учитывая находки и ошибки, открытия и промахи предшественников, дать ответ на эти вопросы. А уж насколько они, эти ответы, окажутся убедительными — решать вам.
Глава 2. Пятибожия у русов и других народов
А была ли реформа? «Явила ми ся пять Бог». Первое киевское капище. «Пантеон Владимира» или киевское Пятибожие? Панчадэватт. Галльские Боги Цезаря. Аналогии с киевским Пятибожием.
Древнего жертвенника
Камни замшелые,
В трещинах пепел
Тех давних дней —
Священных времён.
Велеслав, «Память об Аркаиме»Через век без малого после возведения Владимиром капища в Киеве произошло новое знаменательное событие. Время было неспокойное, христианская вера, огнём и мечом укрепившаяся было сто лет назад на Руси, шаталась.
Её основная опора, княжеский дом Рюриковичей, погряз в усобицах, вооружённая сила за спиной проповедников кроткого и незлобивого Иисуса не была и вполовину такой, как в те времена, когда, по летописи, «крестил Путята мечом, а Добрыня огнём», когда, по полесским преданиям, реки текли кровью — и по этой крови вплывали в города кресты.
Теперь же иные князья — к примеру, Всеслав Полоцкий, про которого говорили, что и родился-то он от волхованья,[14] и на голове носит потаённую повязку-науз, и волком может перекинуться, и в ночи перелететь за сотни вёрст, окутавшись синей мглой — и сами начинали поглядывать в сторону древних Богов.
И то сказать — неурожаи чередой, у степных границ новые враги объявились — половцы. А виноват кто? А виновата — в глазах многих вчерашних, а то и нынешних язычников — новая вера. Прогневали старых Богов, а из нового, выходит, не слишком могучий заступник.
Про простолюдинов говорить не приходилось — когда пришёл в Новгород волхв, весь город поднялся по его слову на епископа, и не принеси князь Глеб топор на переговоры под полою плаща — кто знает, чем бы обернулось.