Крушение - Эмили Бликер

– Дейв, вам не обязательно мне что-то рассказывать. Я подошла к вам не из любопытства. Просто хотела убедиться, что с вами всё в порядке.

Его губы смыкаются. От сдерживаемой улыбки на щеках проступают тонкие морщинки.

– Спасибо, Лиллиан. – Дейв снова глядит в свой стакан, и я воображаю, как он мысленно наполняет его словами, которые я не дала ему сказать вслух. – Правда, большое спасибо. И вообще, я мог бы сразу догадаться. Ведь в вашем досье сказано, что вы человек добрый и отзывчивый.

Я тычу его пальцем в плечо и хихикаю.

– Нет, вы точно покажете мне это досье еще до конца недели. – Его низкий, бархатистый смех мешается с моим.

И мы продолжаем болтать так, будто знаем друг друга всю жизнь. Избегать серьезных тем оказывается ничуть не сложно. Я рассказываю ему о доме, о Джерри и мальчиках и, в конце концов, показываю ему все до единой их фотографии, какие есть у меня в бумажнике. Он, в свою очередь, рассказывает мне дико смешную историю о победительнице Поездки Мечты 2005 года, которая напилась так, что даже пыталась соблазнить его. Это в восемьдесят-то два года! В общем, наш разговор катится так гладко, что я даже не замечаю, как небо начинает темнеть, а солнце опускается к западу, окрашивая облака под нами в розовый цвет.

– Ох, вы только поглядите, какая красота. – Дейв смотрит на облака внизу, а те прямо на глазах меняют форму и цвет, точно хамелеоны.

Я ничего не успеваю сказать, потому что в этот момент раздается громкий хлопок, и наш самолет начинает крениться набок. Я машинально пригибаюсь, словно для того, чтобы избежать удара.

– Что это было?

Подняв голову, я вижу Дейва, который застыл, глядя в окно.

– Я… я вижу дым. Кажется… кажется, наш самолет… горит.

– Дейв, – начинаю я голосом опытной мамаши, – все будет в порядке, вот увидите. Вы когда-нибудь встречали человека, побывавшего в авиакатастрофе? Ведь нет, правда? Вот и с нами все будет хорошо, я даже не сомневаюсь. – В этот момент я напоминаю себе воспитательницу из детского сада, терпеливо объясняющую перепуганному малышу, что большой полосатый шмель, который жужжит так громко, сам боится его больше, чем он – шмеля.

Однако уверенность моя больше показная. Обернувшись, я смотрю на Маргарет. Ее голова свесилась на плечо, грудь мерно опускается и поднимается. Ага, значит, здесь этот адский грохот и турбулентность ей нипочем, спит себе спокойнехонько, а когда приезжает к нам, то подавай ей нашу с Джерри спальню, потому что на первом этаже, видите ли, шумно. Но мне как-то очень не по себе, и я оставляю возмущение до лучших времен. Слава богу, что она пристегнута.

В салон вбегает Тереза.

– Слушайте все: у нас маленькая техническая неполадка, но это не страшно, так как до места нам осталось всего сорок пять минут. Кент считает, что все будет нормально. Смотрите только, пристегнитесь как следует, и все будет в шоколаде, так он сказал. – Она умолкает и наклоняет голову на бок. – Эй, это твой лэптоп, детка?

Она обращается ко мне. А я и думать забыла про свой компьютер, который лежит позади меня на сиденье моего кресла.

– Да, но он выключен. И я даже не выходила в Интернет, честное слово, – говорю я, внезапно встревоженная тем, что это, может быть, из-за меня все получилось.

Тереза улыбается.

– Да все нормально. Только лучше сунь его под сиденье, когда будет возможность, о’кей? Может быть, нас слегка тряхнет. Но совсем чуть-чуть.

Ее спокойствие кажется мне неестественным. По моим ощущениям, мы сейчас в чем угодно, но только не «в шоколаде». Ведь наш правый двигатель задымился не без причины, да и грохот был такой, что у меня зазвенело в ушах. А вдруг мы все же не дотянем до аэропорта? Что, если это серьезно?

Дейв тоже, похоже, не удовлетворен объяснением.

– Тереза, что там у нас за проблема? – Я вижу, что он пытается казаться спокойным и собранным, но предательская дрожь в голосе выдает его.

Стюардесса как раз переступает с ноги на ногу, когда самолет со страшным треском вдруг заносит куда-то в сторону.

Тереза всей спиной ударяется о дверь туалета и падает на пол. Свет в салоне гаснет. Самолет скрипит и стонет. Нет, он явно больше не выдержит и вот-вот разлетится на куски.

Я уже вполне убедила себя в том, что наш самолет сейчас нырнет носом вниз в океанские волны, когда он неожиданно выравнивается, и даже свет продолжает гореть. Электричество привычной желтизной заливает все вокруг, придавая всем вещам подозрительно нормальный вид. Только у Дейва слегка растрепались волосы. Тереза в порядке, она уже встает.

– Пусть Кент говорит, что хочет, но вы тоже имеете право знать, по-моему, – пыхтит она; ловко балансируя на шпильках, прижимается спиной к внутренней обшивке фюзеляжа и вцепляется в нее руками. – Мы потеряли двигатель. Дотянуть можно и на одном, но сохранить высоту не получится, так что лететь придется не над облачностью, как до сих пор, а прямо сквозь нее, или даже под ней. – Она набирает полную грудь воздуха. – Мы летим в грозу.

Вспышка молнии снаружи затопляет своим мертвенным светом весь салон, и электричество снова мигает. Самолет подпрыгивает так, что ремень безопасности налезает мне на бедра, а джинсовый пояс шортов больно врезается в тело. Дейв вцепляется обеими руками в подлокотники с такой силой, что у него белеют ногти.

Терезу бросает из стороны в сторону от каждого толчка.

– Тереза, садитесь. – Я снова начинаю возиться с ремнем безопасности.

Но стюардесса мотает головой и, отчаянно напрягая голос, чтобы перекричать шум, кричит:

– Не снимай ремень! Это опасно!

И тут земное притяжение почему-то исчезает. Мы снова летим вверх, натягивая ремни; вторая вспышка молнии озаряет салон. Когда самолет выравнивается, Тереза опять лежит на полу, сбитая с ног, как и в первый раз. Волосы полностью закрывают ей лицо, но сквозь них я вижу ее глаз; он смотрит на меня, не мигая, а ее правая рука вывернута неестественно, как у брошенной куклы. И голова так близко склонилась к плечу, что, кажется, еще чуть-чуть, и ее щека коснется лопатки. И вообще, она лежит так тихо, так устрашающе-неподвижно, что напоминает марионетку, выпавшую из рук кукловода.

– Тереза! – Я пробую дотянуться до нее, не расстегивая ремня. Самолет ныряет, злобно стеная, точно кляня законы физики.

– Дейв! – кричу я, как будто надеюсь, что у него есть план, или парашют, а то и суперспособности, но он сидит, закрыв глаза, точно молится. Может, и мне пора сделать то же самое?

– Дейв, ДЕЙВ!

Он вздрагивает, открывает глаза, смотрит на неподвижное тело и ошеломленно спрашивает:

– Что случилось?

– Тереза умерла, – ору я. – Кажется, сломала шею.

– О боже мой, боже! – вопит Дейв. – Что происходит? Как это все случилось?

И тут, словно по команде, включилась громкая связь. Сквозь треск помех раздался голос пилота; он говорил профессионально-спокойно и гладко, как по писанному. Вряд ли он сохранил бы хладнокровие, если б знал, что всего в нескольких шагах от него лежит на полу Тереза с переломанной шеей.

– К сожалению, по ряду серьезных технических причин я вынужден посадить самолет на воду. Пожалуйста, не расстегивайте ремни, сядьте прямо и наденьте спасательные жилеты, расположенные у вас под креслом. Не надувайте их, пока самолет не сядет. Надев спасательные средства, следуйте указаниям Терезы – она покажет вам, как занять наиболее безопасное для посадки положение и как найти выход. – Громкоговоритель смолк.

Значит, мы все же падаем. Трясущимися руками я натягиваю на себя ярко-желтый спасательный жилет, зная, что мне, может быть, даже не придется им воспользоваться, поскольку меня может разнести на куски от удара о воду и я больше никогда не увижу детей и мужа.

Что же я сказала им в последний раз? Говорила ли я Джерри, что очень его люблю и считаю своим самым лучшим другом? И зачем только я спорила с ним из-за этой дурацкой поездки? О боже, каким он будет чувствовать себя виноватым теперь…

Джош, мой первенец. Когда мы с ним вернулись домой из роддома, я целый месяц не спускала его с рук, даже если он спал. А по ночам в кровати сворачивалась вокруг него клубком так, чтобы он лежал между моими руками и ногами, как в колыбельке, и смотрела, как тихо поднимается и опускается его крошечная грудка. И вот я никогда не увижу его взрослым… Его и малыша Дэниела, у которого всегда грязные ногти и который всегда первым смеется над любой моей дурацкой шуткой. Будет ли он хотя бы помнить меня, когда вырастет?

Застегивая последнюю пряжку жилета, я стараюсь не потревожить болтающийся белый шнурок. И тут вспоминаю – Маргарет. Господи, я так увлеклась разговором с Дейвом Холлом, что совсем забыла о своей спящей свекрови. Я хочу повернуть голову, но гравитация вдавливает меня в кресло так, что слезы бегут из глаз прямо в волосы, оставляя жгучие мокрые дорожки на висках. И зачем я сопротивляюсь? Может, действительно лучше помолиться напоследок, приняв как данность свою скорую смерть? Может, и для Маргарет так будет лучше – умереть во сне, прожив долгую, наполненную жизнь, насладившись под конец фантастическими каникулами?