Девушка с синими гортензиями - Валерия Вербинина

– И тем не менее так было. Даже простые рыбаки, глядя на нее, не могли сдержать слез. Им всем было ее очень жаль.

– Да, теперь, когда актриса больше не могла носить свои знаменитые украшения, ее можно было пожалеть, – недобро усмехнулся журналист. – Те самые украшения, которые, как говорили, муж распорядился похоронить вместе с ней. Называли совершенно безумные суммы – колье то ли за 250 тысяч франков, то ли за 400 тысяч, и это не считая колец и браслетов. Надо напоминать, что было дальше? Не прошло и полгода со дня похорон, как неизвестные воры забрались в ее склеп. По чистой случайности они не сумели завладеть драгоценностями, которые полиция позже вернула семье. Причем тогда же выяснилось, что на самом деле похороненные с покойной украшения стоили куда меньше. Но в 1916 году воры снова попытались ограбить несчастную, и все повторилось, с той только разницей, что теперь вообще красть было нечего. По-моему, – добавил Видаль со злостью, – эта неприглядная история прекрасно иллюстрирует, чего стоят люди со своей жалостью, да и всеми остальными чувствами.

– Ах, Пьер, Пьер… – вздохнула мадемуазель Алис. – Не стоит определять облик всего человеческого рода по худшим его представителям. – Секретарша повернулась к Гренье. – У вас прекрасное вино. У кого вы его заказываете?

Старик расцвел и рассказал, кто поставляет ему вина, а кто – мясо и яйца. Мадемуазель Алис улыбалась и поддакивала.

– По всему чувствуется рука заботливых хозяев, – объявила она, осматриваясь. – Скажите, вы давно владеете этим кафе?

– Лет сорок, если не больше, – ответил Гренье с простодушной гордостью. – Хотя раньше было проще со всем управляться. Сами знаете, какие сейчас времена: профсоюзы, забастовки, работать никто не хочет, все хотят только деньги получать… – Хозяин заведения уныло покачал головой. – И что из всего этого выйдет?

Однако мадемуазель Алис выразила надежду, что хоть что-нибудь, да выйдет непременно, и завела со стариком разговор об остальных его детях. Она была так мила и так неподдельно внимательна, что Гренье и сам не заметил, как выболтал ей все про дрязги в семье старшей дочери и про нелады с женой у другого сына, Антуана. Больше всего старик был привязан к внуку Клоду, который, как и он, родился влюбленным в море и обожал пускать по воде кораблики. Пока еще мальчик совсем маленький, но вырастет – и там будет видно, что из него получится.

Наконец мадемуазель Алис закрыла блокнот, в котором уже давно не делала никаких заметок, и поднялась. Следом за ней встал и мсье Видаль, явно скучавший на протяжении этой части беседы.

– Кажется, мы должны вам за вино… – обронила старая дама.

Гренье немедленно замахал руками и плату взять не пожелал. По его словам, ему было приятно лишний раз поговорить о своем сыне.

– Хорошо, – кивнула мадемуазель Алис. – На всякий случай, если вдруг вы вспомните что-нибудь еще, о чем мы вас не спросили или что просто покажется вам важным, вы всегда можете позвонить вот по этому телефону… – Секретарша положила на столик визитную карточку с адресом и номером. – Спасибо за то, что согласились уделить нам время, мсье.

Она улыбнулась Гренье, поправила шляпку, поудобнее перехватила сумочку и вышла вслед за журналистом, который придержал перед ней дверь.

Сидевший за соседним столом бывший русский помещик – тот самый, который мечтал о фуа-гра, – внимательно посмотрел ей вслед.

– Да, Андрей, француженки есть француженки, – назидательно заметил его сосед. – Сколько бы лет им ни было, а выглядят всегда на зависть нашим.

– Мне кажется, я знаю эту даму… – пробормотал помещик. – Да, определенно где-то ее видел… Только вот где?

Он поломал себе голову еще полторы минуты, после чего махнул рукой и стал изучать в газете объявления о рабочих местах.

Глава 5

Таинственная мадемуазель Алис

– Должен вам признаться, – сказал Пьер Видаль, – вы меня удивляете.

– Чем именно? – осведомилась мадемуазель Алис, доброжелательно глядя на него из-под очков.

– Я бы не смог так спокойно, и даже приветливо улыбаясь, слушать бесконечные истории о детях и внуках и о том, как они когда-то что-то не поделили, – напрямик заявил журналист. – И вообще, какая разница, где занудный старик, хозяин кафе, покупает кофе и яйца? Или вы думаете, он мог что-то от нас скрыть, а потом придет и расскажет об этом, раз уж вы так терпеливо слушали его рассказ о болячках жены?

– По-моему, Пьер, вы так ничего и не поняли, – хладнокровно ответила секретарша. – Уверяю вас, я разговорила старика вовсе не для собственного удовольствия.

– Но…

– Подумайте сами, и вы все поймете. Вы же журналист, в конце концов!

– Должен признаться, – проговорил Видаль после минутного молчания, – не вижу никакой связи между родичами мсье Гренье и нашим расследованием.

– Ну, дорогой мой, – пожала плечами мадемуазель Алис, – это же очевидно! Яхта «Любимая», на борту семнадцать человек, среди них одна жертва и один убийца. Допустим, что и в самом деле именно Жозеф Рейнольдс, по пьяни, как утверждают одни, или в приступе ярости, как говорят другие, убил свою жену. И что, никто ничего не заметил? А ведь их расспрашивали не только следователи и репортеры, нет – их всех вызывали на суд по делу о клевете, когда одна из газет все-таки отважилась открыто обвинить Рейнольдса в убийстве. Пятнадцать свидетелей, и все согласились помалкивать из почтения и дружбы? Вы меня разочаровываете!

– Вот оно что… – протянул Видаль. – Вы думаете, магнат заткнул им рот деньгами?

– Так и должно было случиться, если он убийца. Но что мы видим? Капитан Раймон Обри, члены экипажа Буске, Шавийар, Делафосс, Корто, Тенар, Жерфо, Гренье – кто-нибудь из них ни с того ни с сего разбогател, получил неожиданное наследство, выиграл миллион в лотерею? Делафосс, Шавийар и Гренье погибли на войне, но отец Гренье владеет тем же кафе, что и сорок лет назад. Он рассказывал мне о своих детях и внуках, и никакого процветания я не заметила – а ведь его сын Филипп, по сути, был одним из ключевых свидетелей. У Буске мы уже побывали – помните, в какой нищете он живет со своей семьей? Это озлобленный, измученный невзгодами человек. Он недавно потерял работу и говорить с нами согласился лишь после того, как я предложила ему денег. Причем даже не обмолвился о том, что сам же и впустил на яхту немецкого репортера. Зато Буске все знает, все видел, на все у него готов ответ. По его версии, Рейнольдс – обыкновенный мерзавец с деньгами, а его жена – красавица, но законченная кокаинистка, которая крутила романы со всеми подряд. Само собой, Буске слышал, как Рейнольдс кричал своей жене – чуть ли не при всех, – что непременно ее прикончит. Якобы он даже слышал, как Ролан Буайе открытым текстом обвинил своего кузена в убийстве жены. Потом мы побывали у вдовы Делафосса, выясняли, не рассказывал ли ей муж чего-нибудь о происшествии, очевидцем которого был. Но у той своих забот полно, а из рассказов супруга женщина только помнит, как тот говорил, что в той истории все непонятно, но раз Рейнольдс так торопился замять дело, значит, он точно виновен. Еще один свидетель, Корто, которого мы разыскали в Гавре, в ту ночь так устал, что проспал все случившееся, о чем нам честно и сообщил. Заметьте, все эти люди как жили, так и живут, и никаких неожиданных денег – платы за молчание – в их прошлом не наблюдается.

– Но мы только начали наше расследование, – напомнил Видаль. – И, если уж говорить откровенно, вряд ли простые матросы могли многое знать. Вот гости Рейнольдса – да. И еще прислуга. Потому что все они жили рядом.

– Прекрасно, – сказала мадемуазель Алис. – У нас есть дворецкий Андре Фонтане, затем горничная Жюли Прео, драматург Анри Невер, бывшая актриса Ева Ларжильер, ее бывший любовник Шарль Морис, ныне первая звезда театра. Кто еще? Ах да, кузен Рейнольдса Ролан Буайе и художник Леопольд Эттингер. И если уж мы ищем внезапно разбогатевших, то Еву Ларжильер надо отбросить сразу, потому что в ее случае имело место совершенно обратное. Что, кстати сказать, довольно-таки подозрительно, учитывая все обстоятельства. Между прочим, вы обещали мне навести справки и узнать, где она сейчас находится.

– Вы ее подозреваете? – с любопытством спросил журналист. – Из-за той ссоры? Думаете, актриса могла убить мадемуазель Лантельм?

– Подозрения – вздор, – заявила поразительная секретарша. – Мне нужны факты. Мы опросили двух свидетелей и двух, скажем так, квазисвидетелей, и пока единственным, чьи показания выглядят более-менее убедительно, является Филипп Гренье, чьи впечатления стали нам известны при посредничестве его отца. Далее надо опросить двух оставшихся в живых матросов и родственников погибшего Шавийара, а заодно навести справки об их благосостоянии за последние десять лет. Затем пойдут дворецкий, горничная, капитан и остальные, все, кого удастся разыскать. Не забудем также доктора Морнана, который озвучил версию о причесывании под дождем. И еще, наверное, придется съездить за Рейн, в Эммерих. – Мадемуазель Алис нахмурилась. – В Германии сейчас неспокойно, но работа есть работа. Крайне любопытно будет выяснить, что же добросовестные немецкие чиновники думали обо всем происшедшем на яхте. Поскольку это дело, если говорить начистоту, давным-давно предано забвению, а главный подозреваемый, Рейнольдс, скончался еще до войны, в 1914-м, то… может быть и так, что мы узнаем истину не от свидетелей, а от следствия.