Без+Дна - Белый Кит

То же самое происходит и с людьми. Вы практически не найдете в современном обществе невинную чистую красавицу старой веры, ориентированную сугубо на брак и варку борщей. Вы не найдете такую, чтобы выйти замуж, если уж о такой вы мечтаете.

Принцессы вымерли, потому что вымерли принцы и короли.

Теперь во всех женщинах смешались бизнес-леди, проституция, клубные чики, домашние девочки, домработницы и тому подобное дальше по списку… всего по чуть-чуть в разных пропорциях…

Эх, жаль, что вымерли принцы и короли, а то может быть так и пара принцесс осталась бы, и мне перепало.

Самый простой пример того, что нас дальше ждет.

Появление рома, виски, граппы, водки, коньяка, кальвадоса, мартини уже невозможно. Все это появилось очень давно, и представить появления нечто того достаточно сложно. Еще век или два назад появлялись новые напитки, но уже очень и очень редко…. Так редко, что это было почти незаметно. Сейчас уже хорошего нового ничего не появляется, все только смешивают существующие, меняя их пропорции, не парятся.

Коктейли…

Немного этого и вот этого, чуточку того, еще пару капель из той красивой бутылки, бухнем лайма, меда, взбитые сливки? Потом еще перца, сиропа от кашля… Бармен придумывает новый коктейль, новый собирательный образ, стиль, набирает стиля полный рот… и получилось… черт знает что получилось, выплевывает все в раковину, родился новый урод.

Все смешалось… Све смшелаось.

6. Дети

Возвращаясь домой, Маша спускалась по ступенькам метро, упал мужчина, из сумки выпали два батона хлеба. И зрителей полон зал, идущих слева. Вестибюль, среди них Маша, она смотрит, там драма… кажется, это жизнь наша.

Хлеб из старой нейлоновой сумки в клетку падает вниз, мужчина в возрасте бедный – все катится вниз. Он почти уже нищий, судьба всех посчитала, он для нее оказался тут лишний. Он ударился коленом об угол каменной лестницы, там под штаниной уже идет кровь, зубы его крепко, в тиски. Сквозь зажатые зубы вырываются от криков только лишь писки.

Уезжают вагоны, десять секунд тишины.

Слышите?

Поднимаясь, он вскрикнул. Это колено, в нем нерв, как между дверей, прищемило, штанина намокла от крови. Прихрамывая, с лицом боли, за хлебом спускаясь, хромая, с лицом, будто поел он сейчас соли.

Хлеб укатился вниз, он спускается скорее к нему…

Он нагибается, с болью сгибая колено, правую ногу, хватает одну булку, кладет ее в сумку и тянется за второй.

Идет женщина, слушает плеер. И наступает на хлеб грязным ботинком, совершенно не зная о горе чужом.

Он дотянулся и его уже держал, и уже потянул второй белый хлеб на себя… к себе… хлеб уже не бел. Не успел… А она, и ее грязный ботинок… теперь стоят на нем, от подошвы останется след.

Смотрит на старика, он молчит, а в его глазах и на лице столько мыслей похожих на: «Нет!».

Женщина смотрит на то, на что наступила, и на мужчину, держащего хлеб, и с испуга отпрыгивает от него, как от жабы, оперевшись левой ногой на хрустящую корку, оставляя на память след от подошвы, памяти след. И быстро идет дальше… ступая дальше своей крепкой правой ногой.

Она, может быть, испугалась, торопилась, не знала, что делать, но она не стеснялась, наступив еще сильнее, и пошла дальше, ведь ее проблем здесь как бы и нет.

Мужчина остался, болит колено правой ноги, он взял хлеб, оттер грязь рукавом. Поднял авоську и, хромая, поковылял выше по ступенькам. Так больно бывает на старости лет.

Наша героиня замерла и очнулась. Мимо нее проходит старик, внутри что-то надломилось и екнуло, в ушах до сих пор слышно его крик от боли в колене.

Он ее разбудил…

Она огляделась: вокруг бедные, немощные, плохо одетые, голодные и злые люди.

Нет счастливых лиц, нет счастливых, нет.

Дома считает деньги, листает купюры. Чем ты их заработала и как? Если бы она умела считать только до десяти, ей бы пришлось сделать не один круг, ловко листает купюры, гляди! Она считает их, откладывая стопочку на институт, стопочку за квартиру на ерунду еду…

Как-то на душе неприятно, да, Маша?

Картинка в голове повторяется и повторяется… старик с разбитым коленом сбегает вниз по ступенькам за выпавшим хлебом, скатившимся вниз. С болью, и из колена идущую кровью, он наклоняется вниз, а на хлеб наступает нога.

Дома она разложила деньги по стопочкам, убрала в шкаф. Теперь на кухню, заварить крепкий чай, прогонять мысли, найти равновесие и успокоиться.

Все забыть и с новой страницы души поскорее начать.

Все забыть и с новой страницы поскорее завтра начать… каждый думает, кто все это видел.

Каждый тут подумает о своем. А конкретно у нее такое ощущение, что все те люди в вагоне метро знали, что она делала, и каждый, кто на нее смотрел, ее презирал.

«Они все хорошие, а я плохая… им всем плохо, а мне хорошо, почему мне хорошо, а им плохо?» «Успокойся, мне просто чуть больше повезло, чем им, вот и все», – успокаивает она себя. Это еще не совесть, это жалость к неимущим и бедным, к себе, ей всех жалко…

За жалостью она вспомнит вновь их взгляды и почувствует физически их тяжесть и грязь на себе. Совесть проснется потом, спящая в обычной спешке, в погоне за жизнью, она об этом всем не думает, не замечая, как живут и чем занимаются остальные, и чем занималась ночью она.

День Саши проходит скучно: звонки по работе, от друзей, приглашение сходить посмотреть футбол, пройтись поговорить от Лены…

Он звонит Маше, но телефонный робот ему говорит, что номер набран неверно, записал неправильно. Звонит в 911 и просит, чтобы к нему приехала… та, прошлая, как ее?

Проверяют по базе, называют имя «Маша», он говорит что-то вроде: «Точно-точно»…

Маша сидит на маленькой кухне панельного дома, где она выросла, и где ругались ее родители, от этого места на окраине и так мурашки по коже. Кругом бетон, лужи, отстойники, заводы, заборы… так еще и эти мысли в голове.

Что виновата за всех, что она виновата перед тем стариком, что живет лучше, чем он, виновата перед каждым, кто сидел в вагоне метро. А в вагоне проходила девушка и собирала деньги на операцию, и Маша чувствовала, что виновата и в том, что дети болеют раком.

И вот она на кухне, спряталась от стыда в старом доме панельном.

«Я же не проститутка? Я не стою на панели, на автостраде, не обслуживаю грязных дальнобойщиков, мне просто нужны иногда деньги, забота, внимание, немного любви», – вот это уже совесть, и она ее и саму себя дурит.

Она делает глоток крепкого черного чая и продолжает: «И потом жизнь такая короткая и скучная, а так мне весело, новые знакомые…»

Звонок мобильного телефона прерывает ее самооправдание перед совестью. Он лежит на подоконнике, Маша встает, берет его и сразу кладет, перевернув, выключив звук.

«Нет! Нет! Нет!..» – это знакомый ей номер, видимо, пришел новый заказ… а заказы приходят редко, крайне редко, практически никогда… не трудно ей было догадаться, кто ее хочет снова увидеть.

Звонок умолкает, она садится опять, мыслей в голове нет ни о совести, ни о мужчине в метро, остались одни чувства. Все очистил треск телефона. Снова телефон звонит, и так три раза подряд. Все мысли впустую, все звонки вхолостую.

– Простите, мы не смогли до нее дозвониться… Саша молчит.

– Возможно, кто-то еще вас заинтересует?

Саша вздыхает, выдыхает, ему не хочется нового, ему хочется еще того, что еще не надоело.

– Я не тороплюсь, попробуйте еще раз с ней связаться…

Маша сидит на кухне и не поднимается со стула, снова звонит мобильник, снова и снова… Она на него смотрит и злится. Представляя, что его берет и разбивает о стену. Наконец, пять минут тишины, возможно, это конец, нет звонков, они устали звонить.

Гудит городской телефон, она откидывает голову, облокачивая ее о стену.

«О-о-о-о-о… Господи, как они узнали мой городской номер!»

Сразу начинает звонить вдогонку мобильник, она закрывает руками раковины ушей, чтобы не слышать это: треск телефонных аппаратов, симфония ужасающей какофонии со смыслом совести и стыда.

Через минуту они замолкли.

– Простите, мы не смогли до нее дозвониться, она не отвечает ни на один телефон, возможно, она в спортзале, – что-то нелепое соврал оператор. – Возможно, мы сможем вам помочь найти замену? Или временную замену?

Саша недоволен:

– Ладно, на ваш выбор… – и вешает трубку.

А наша девочка сидит, поджав ноги, на стуле на кухне, смотря в окно, на подоконнике лежит телефон. В голове нет мыслей, лишь что-то там крутится далеко в сознании, такое неприятное и едкое, как кислота. Хочется кричать, кричать на всех. Это тьма. Кричать от злобы и беспомощности себя.

А в голове трещат телефоны, продолжаются стоны… продолжая свою ужасную совести пьесу, слава Богу, замолкли, сойдет ведь с ума, не выдержав это.

Как понять, кто ты? Каждый камень многогранен… нет абсолютной плоскости без граней. Всегда есть за что зацепиться, всегда есть грани.