Вилами по воде - Линда Ангелина

кодом –

но я в значках перед глазами

не вижу смысла никакого;

и мало пользы от стараний,

тоски, раздумий и чинзано,

напрасно я сижу часами,

язык разгадывая странный –

бессмысленны мои занятья –

застряла в строчках — и ни с места,

а как хотела бы узнать я,

что означают эти тексты;

что мне творец хотел поведать,

их выводя изящно тушью –

он что-то знал про наши беды?

Он что-то знал про наши души?

И я, неделя за неделей,

всё возвращаюсь к книге этой –

но так и не достигла цели,

но так и не нашла ответа…

И ты такая же загадка

для глаз моих, ума и сердца –

ключ скрыт в астральных сферах серых

за тусклым пламенем заката –

но скептицизмом мозг иссушен,

и все попытки бесполезны

поверить логикой железной

метафизическую сущность;

не одолеть семи печатей,

не стоит даже и пытаться,

и знаний многие печали

порой страшнее пыток адских –

зачем мне знать, что происходит

с тобой в твоих краях далёких?

Куда сквозь тьму, туман и холод

летит твой лёгкий самолётик?

В детали лучше не вникать мне –

есть риск, что мир свернётся в узел,

и не останется ни камня

на камне от моих иллюзий;

от многих знаний мало толку,

от многих знаний прок какой мне?

Допью чинзано, том на полку

верну и буду спать спокойно…

Голубка

Ещё вчера день ясен был и тих –

Спускался вечер, ласковый и сонный –

Пространство водной глади осветив,

Вдали за горизонт сходило солнце;

Затерянная на семи ветрах,

Легко скользила в море каравелла –

И я, в попытке одолеть свой страх,

Прижав к груди платок из шёлка белый,

По палубе прошла по доскам мокрым

На нос — здесь вид был сказочно красив:

Смешались перламутр, кармин и синь

В лучах заката над зеркальным морем…

А нынче буря! Молнии и гром,

И парус на разрыв, темно и жутко –

Норд-ост бушует в море штормовом,

Швыряет каравеллу как скорлупку –

Я чувствую, что наш корабль погиб –

Он щепка против грозного бесчинства –

Взлетаем ввысь и падаем в пучину –

О Господи, спаси и помоги!..

Но всякие надежды безрассудны –

Я слышу стоны корпуса и мачт,

И в битве обессилевшее судно

Бросают волны вверх и вниз как мяч –

Снопом взлетают над бушпритом брызги,

Встаёт над бортом грозный фейерверк –

И в ужасе бегут из трюма крысы,

Из всех щелей по лестницам наверх –

Вся масса тварей серых толстобоких

Как шлейф из шёлка серого шуршит,

Спешит, к крысиному взывая богу,

И просит о спасении души –

Толпятся на корме, кидаясь в воду,

В безумии скрываются в волнах

И гибнут сами, и других уводят

В мир тишины, тьмы и покоя дна…

Беспомощны спасательные шлюпки –

Их волны бьют о корабельный борт –

Я выпускаю белую голубку

В последнюю минуту: Бог с тобой –

Лети, голубка! Ничего не бойся –

Меж туч найдётся где-нибудь просвет –

Лети на юг, где небо голубое –

Здесь, в этой буре, выжить шансов нет –

Над сине-золотыми островами

Лети, душа моя, на тёплый юг! –

И с этими последними словами

Голубку отпустила я мою –

Она взлетела над кипящим морем –

И тут девятый вал корабль накрыл –

И в яркой вспышке мглу пронзивших молний

На миг мелькнула белоснежность крыл…

Так бушевала буря двое суток,

Затем норд-ост сменился на зюйд-вест –

Уход циклона мир привёл в рассудок,

И снова чист над морем свод небес –

А там, на месте кораблекрушенья,

В спокойствии бескрайних светлых вод,

Ещё заметно лёгкое круженье,

И медленно несёт водоворот

Обломки мачт, куски каких-то досок,

Тряпьё и мусор, клочья тонких штор,

Флажки, обшивки узкие полоски –

Всё то, что пережило этот шторм;

Плывёт напоминаньем о стихии

Намокший белый шёлковый платок,

Да из блокнота вырванный листок –

Но слов не разобрать — письмо? стихи ли?..

И хоть опасно было, да и глупо,

Но белизной слепя при свете дня,

Сюда вернулась белая голубка –

Ко мне назад –

Но не нашла меня…

Птичка

Есть у меня чудесная вещица,

Ей цену знаю верную одна я –

Изящная серебряная птица –

Старинная, к тому же, заводная;

Её я извлекаю из-за стёкол

Буфета — там в тиши она хранится,

И длинный медный ключ вставляю в цоколь –

И как живая вздрагивает птица,

Поёт и машет крылышками шустро,

Трясёт хвостом, пощёлкивает клювом –

Мы с ней в закатный час лиловый тусклый

Дуэтом петь и пить чинзано любим –

Она поёт, а я берусь за ноут,

И не пойму — от пенья, от чинзано?

Но лучше сочиняется намного,

Откуда-то стихи приходят сами;

Любимая из всех любимых музык –

Мелодия печали мучит душу –

Вполне возможно, в это время Муза

Ко мне приходит пение послушать;

Но вот вчера, едва пробило полночь,

Чинзано вышло всё, и я за виски

Пойти хотела, и теперь не помню,

Была пьяна я, или слишком близко

На столике стояла птичка к краю –

Я этот миг увижу, умирая –

Зачем я встала? Так уж было надо ль?

Но птичку я рукой смахнула на пол…

И всё. И всё!.. Певунья замолчала…

Все звуки мира тоже смолкли разом –

И только эхо музыкальной фразы

Ещё звучало, полное печали –

Я плакала; я не могла постичь, как

Всё это вышло. Что-то изменилось

Во мне и мире… Боже, сделай милость,

О сжалься: пусть поёт как прежде птичка!

Но всё напрасно — ни единой ноты

Не спела мне разбившаяся птица,

И в тот момент во мне сломалось что-то,

И даже сердце перестало биться;

Казалось бы: какой пустяк — игрушка!

К тому ж, смотри: цела снаружи птичка –

Так и с людьми бывает: мир разрушен

Внутри, а с виду вроде всё отлично –

Да, слава Богу, был удар несильным –

Его ковра пушистость приглушила,

И хвост, и глазки из сапфиров синих –

На месте всё, а голоса лишилась…

И я ключом в утробе механизма

Как ни кручу — не хочет заводиться

Никак, подать хоть малый признак жизни –

И не поёт серебряная птица…

Бал

Я не пойму