Вилами по воде - Линда Ангелина

он растаял без следа –

Сон всего лишь, ерунда!

Я, выходит, задремала, это я во сне видала,

Что ворона прилетала! — Но поймал мой взгляд тогда,

Вскользь упав на подоконник — посторонний незнакомый

Там предмет какой-то тёмный — как он мог попасть сюда?

Чёрное перо воронье там блестело как слюда…

Вот такая ерунда…

Птица

Там, где тайные духи дома сторожат,

где печальные лица скрывает хиджаб –

чёрный дым, тонкий шёлк, паранджа –

там, где в окнах темно, где дожди день и ночь,

там в горах обитает джабджаб;

это страшно — увидеть, как в небе, кружа,

проплывает огромная, как дирижабль,

чернокрылая птица джабджаб –

люди видят полёт и боятся её

как пожара и жала ножа;

и ужасная внешность мистических птиц

так пугает людей и сбивает с пути,

что не знаешь, куда же идти –

и бедняги идут в Катманду, Боготу,

в Гонолулу, Каир и Антиб.

Если ты этих птиц не встречал никогда,

не видал белых глаз оловянный миндаль

и полёты бог знает куда

над поверхностью вод, значит, ты ничего,

вообще ничего не видал.

Всех страшней эта чёрная птица джабджаб –

и владельцев шипов, чешуи или жабр,

и гигантских рептилий и жаб –

может, это гипноз белых глаз её, но

от неё не спастись, не сбежать;

пусть ответит мне грек или галл, или скиф:

в атмосфере такой беспросветной тоски,

что реально не видно ни зги –

ни своей же руки, ни огней никаких –

как, скажите на милость, не пить?

Как не плакать, когда дождь стучит за окном,

перевёрнута жизнь как кораблик вверх дном,

а тебе всё давно всё равно?

И когда теребят все подряд, у тебя

есть одно утешенье — вино;

пусть летит эта чёрная птица джабджаб

на Гоа и Ямайку, в Дубай и Пенджаб,

я ж для смелости и куража

буду пить божоле и рыдать, и жалеть,

что не в силах её удержать;

только те, кто хоть издали видел, как на

фоне полной луны пролетает она,

а вокруг тишина, тишина –

знают всё про астрал, про химеры и страх,

и ни смерть им, ни жизнь не страшна…

Медуза

Там, где мерцает лунная дорожка,

Где волны спят в покое ртутной дрожи,

Неясной тенью, свёрнутая в узел,

Качается бесплотная медуза –

Материя, энергия, вода –

Кто ты, моя бесцветная звезда –

Предвестница погодных катаклизмов?

И с чем сравнить тебя — с остатком льда,

Ожившим и оттаявшим? Куда

Плывёшь в потёмках тайной водной жизни?

Намокшая фата невесты беглой,

В ком сбившийся вуали тонкой клок,

Обрывок кружев, выцветший и блеклый,

Нечаянно оборванный цветок

С придонной хищной плотоядной ветки,

В ночи безмолвно всплывший на поверхность –

Утопленницей в белом платье вздутом

В зелёной полумгле плывёт медуза…

В свечении луны неверном мутном

Ты мне напоминаешь почему-то

Любви давно забытой образ бледный,

Возникший и исчезнувший бесследно

В моём воспоминании минутном –

Она была, как ты, необъяснима,

Манила осязаемостью мнимой –

Любовь — мечта, утопия, химера –

Плод мук и грёз, виденье во плоти

Иллюзий и фантазий эфемерных –

Не встретить, не забыть и не убить…

О водный сон, беру тебя в ладонь

И чувствую и холод, и огонь

Субстанции безжизненной, медуза –

И ты ползёшь меж пальцев скользким грузом,

Прозрачной слизью, призрачным желе –

И падаешь, несчастья тяжелей,

На высушенный ветрами песок,

И таешь — и пятно воды у ног

Да рдеющий болезненный ожог –

Вот всё, о чём мне можно пожалеть…

И от любви с её объятьем клейким

Остались в сердце раны, шрамы, клейма –

Страшней твоих ожогов эти травмы –

Безжалостней, мучительнее жгла

Из горьких трав любовная отрава

Огнём и льдом, и липла как смола –

Но где ж она? Развеяна торнадо,

Растаяла, распалась на монады,

Как ты, моя плавучая монарда,

Сквозь пальцы утекла…

Черёмуха

Ты просишь, душа, тишины, передышки, покоя?

Ты просишь, душа: не спеши, подожди, отдышись

От бешеной гонки, от гона, огня и погони?

Вдохни этот воздух, он чист как стекло и душист,

В нём запах черёмух и солнечной майской погоды;

Всмотрись в это ясное светлое синее небо -

Безоблачный купол излечит тебя от тоски -

Ты видишь черёмухи ветки, покрытые снегом?

Ты видишь, как ветер метёт и метёт лепестки?

Уносит их вдаль, и печали уносятся следом,

И всё хорошо… Впереди начинается лето -

Ты видишь, душа, этот яркий пронзительный свет?

И зелени свежесть, и полдень искрящийся этот,

И белый крахмал распушённых черёмухи веток?

И только лишь счастья как не было здесь, так и нет…

Гостья

Средь ночи звук раздался незнакомый –

Стучится вроде кто-то в двери дома,

Меня пугая и лишая сна –

И я, ругаясь про себя безбожно,

Дверь отворяю в предрассветный дождик –

А там она –

Красавица, вся в чём-то белоснежном,

С улыбкой нерешительной и нежной,

Но недосуг мне в дом её пускать -

Здесь столько дел, к тому же, эту гостью

Развлечь беседой будет мне непросто –

Душа пуста…

Здесь просо от золы я отбираю

И тихо от работы умираю –

Рассыпана зола по кухне всей -

И пусть не виден в темени кромешной

Весь кавардак кругом, но мне, конечно,

Не до гостей…

Она в холодных струях на пороге

Стоит и ждёт, усталая с дороги,

И жалобно глядит в мои глаза -

Но всё напрасно — нет такого средства,

Чтоб разморозить лёд в остывшем сердце –

Что ей сказать?

И я сказала, закрывая двери:

"Ты глюк, и я давно в тебя не верю,

И говорить мне не о чем с тобой –

Уйди! Зачем мне головная боль?" –

Я догадалась — это, сто пудов,

Была любовь…

Беглец

Бедняга, неприкаянная жертва

хандры и абстинентного синдрома –

чужой, ничей, случайный, посторонний –

ты веришь, что сбежишь от скуки смертной,

и держишь круговую оборону;

везёт тебя экспресс к далёким тёплым

блаженным берегам — средь захолустий,

забытых богом мест безликих тусклых –

сухой колючий снег метёт по стёклам,

в душе твоей безрадостно и пусто;

беги, беглец! Ты сам себе в обузу –

под мерный стук